Известная на весь мир картина импрессиониста Мунка «Крик» оказалась анонсом искусства 20 века и вошла в историю. Работа была выполнена в четырех версиях, и все полотна серии овеяны мистическими историями. Правда, современников автора больше интересовал не сам шедевр, а личность художника. Это была не первая работа, через которую Мунк изобразил то, что чувствует. Страдая маниакально-депрессивным психозом, он заглушал свою тревогу алкоголем, наркотиками и переносил ее на холст. Секрет «Крика» все еще не разгадан, а прикоснувшихся к картине людей настигали самые страшные беды.

Картину трактовали по-разному. / Фото: www.kartiniy-e.betalinks.ru

Такой диагноз врачи всё чаще стали ставить, казалось бы, совсем молодым людям.

По статистике синдромом хронической усталости страдает 20% населения земного шара. Цифра, надо сказать, немалая.

Всё дело, скорее всего во времени, в котором мы живём – избыток информации, с которым справиться не может человеческий мозг, эмоциональные нагрузки, приводящие к затяжному стрессу. И много ещё чего, «дарованного» нам цивилизацией. Плюс к этому плохая экология, наполовину искусственная пища и малоподвижный образ жизни.

В результате человек начинает испытывать сильную усталость, бессилие, чувствовать себя опустошённым или выжатым.

И появиться такое состояние может не только после напряжённой работы, большой загруженности в течение дня, но и буквально на пустом месте. Как говорится, только встал и уже устал.

И так продолжается изо дня в день. Взбодриться не помогает ни крепкий чай, ни несколько чашек кофе.

При этом настроение ниже плинтуса и ничто в жизни не радует.

Ещё в школе мы замечаем, что два ученика, пишущие одинаковыми ручками на одинаковых тетрадных листах, пишут совершенно разные буквы — один выводит их аккуратно, другой - торопливо, третий - совершенно невпопад. Почерк — как отпечаток личности и на вопрос "почему он у всех разный?" отвечают биология, нейрофизиология и психология.

Почерк формируется не только привычкой, но и особенностями нервной системы. Каждое движение руки контролируется головным мозгом, а точнее — сложной сетью, включающей моторную кору, мозжечок и базальные ганглии. Эти структуры отвечают за точность, координацию и ритм движений. У каждого человека они работают по-своему: у кого-то мозжечок посылает более стабильные сигналы, у кого-то — с микроскопическими колебаниями (что уже меняет форму и наклон букв).

Кроме того, у почерка есть генетическая и физиологическая подоплёка: длина пальцев, сила мышц кисти, тонус рук, координация мелкой моторики. Даже левая или правая ведущая рука влияет на направление линий и давление при письме.

Не меньшее значение имеет и психологический фактор. Почерк — отражение индивидуальных ритмов, темперамента и эмоциональных особенностей. Люди импульсивные часто пишут крупно и с нажимом, спокойные — ровно и разборчиво. Когда человек волнуется, его почерк нередко меняется: буквы «спешат» или дрожат, как-будто подстраиваясь под пульс.

И, наконец, важна среда обучения. Мы все начинаем с одинаковых школьных прописей, но мозг быстро индивидуализирует навык, оптимизируя движения под собственную анатомию и стиль. В итоге почерк становится своеобразным «нейронным автографом» — уникальным результатом работы тела, мозга и нашей личности.

Василия Тропинина называли «русским Тицианом» за колорит его картин, а портреты грациозных кружевниц и белошвеек подарили ему славу «русского Греза». Вот только при таком огромном таланте почти всю жизнь он оставался крепостным. Он оставил в наследство огромную галерею реалистических и романтических портретов современников: сановников и простых ремесленников, деятелей русской культуры и коммерсантов-купцов, героев войны и крепостных-дворовых людей, пожилых и юных, богатых и нищих… А его визитной карточкой стали три легендарных портрета, которые сегодня известны даже школьникам – Пушкина, кружевницы и собственного сына. Жизнь его не баловала, но и не озлобила…
 

 

 

Крепостной с «особым положением»

Родился художник Василий Андреевич Тропинин весной 1776 года в селе Карпово Новгородской губернии. Его отец был крепостным, управлял имением графа Миниха, а за усердную службу получил от графа вольную. Правда, вольная эта не распространялась на членов его семьи, поэтому и жена, и дети остались крепостными.

Благодаря полотну «Лунная ночь на Днепре» Архип Куинджи получил признание. Многие обвиняли живописца в «сделке с дьяволом» и даже искали подсветку на задней стороне картины — настолько реалистично он написал пейзаж. Как это удалось художнику?

Маркетинг XIX века

Куинджи планировал представить на выставке всего одну картину — «Лунная ночь на Днепре». Уже до выставки ходили слухи, что полотно будет необыкновенным. По воскресеньям художник приглашал зрителей на два часа, чтобы показать работу. И один из поклонников его творчества купил полотно еще до выставки. Князь Константин Константинович спросил, сколько стоит картина, на что Куинджи ответил ему: «Вы все равно не купите — она дорогая». Художник не узнал князя, он подумал, что это «молоденький офицер». В итоге картину приобрели за 5000 рублей. Для конца XIX века это были огромные деньги.

Князю так понравилась «Лунная ночь на Днепре», что он взял полотно с собой в путешествие на корабле. Его отговаривали от этого, но князь настаивал на своем. В итоге картина потеряла свой первоначальный вид из-за морского воздуха.

«Сделка с дьяволом»

На полотне изображен обычный пейзаж, но благодаря мастерству Куинджи он превратился в произведение искусства. Мы видим необычный эффект — отражение яркого сияния света луны в реке. Чтобы усилить этот эффект, художник демонстрировал картину при занавешенных окнах. Только один луч света газовой лампы падал на работу. Это вызвало восхищение зрителей.

Они не понимали, как Куинджи смог добиться такой реалистичности и строили разные догадки. Кто-то считал, что художник использовал экзотические перламутровые краски, а кто-то вовсе обвинял его в связи с потусторонними силами. На самом деле ответ прост. Все дело в трудолюбии и любви к экспериментам. Куинджи смешивал краски вместе с химическими элементами.

Моновыставка

«Лунная ночь на Днепре» была представлена на моновыставке, то есть она была единственной работой. Известные деятели искусства, например, Павел Чистяков, Иван Тургенев часто приезжали посмотреть на картину. Посетители могли любоваться полотном несколько часов — оно действительно притягивало взгляд. Куинджи называли художником света. Иван Крамской говорил, что так еще никто никогда не писал.

Секрет художника

Те, кто его знал лично писали, что Куинджи работал как учёный. У него в мастерской были пробирки, колбы, растворы смол и масел, он смешивал лаки, проверяя, как они меняют свет. «Я ищу не цвет, а воздух между цветами.” Художник отказывался раскрывать рецептуру. Даже ближайшие ученики (Рылов, Артамонов) вспоминали, что он «мешал краски за ширмой».

Современники считали его чуть ли не колдуном: после оглушительного успеха он вдруг прекратил выставляться на 20 лет. Говорили, что он “разочаровался в зрителях, которые видят свет, но не видят смысла”. В эти годы он занимался астрономией, читал труды по оптике, наблюдал за атмосферой.

Есть свидетельства, что он часами мог смотреть на закат или луну, “пока цвета не перестают быть цветами”. Некоторые исследователи полагают, что он экспериментировал с восприятием — хотел понять, где заканчивается видимое и начинается воображаемое.

Куинджи умер в 1910 году, почти отшельником. Ученики говорили, что перед смертью он повторял: “Я всё понял, но рассказать нельзя — это видится, но не пишется.”

Сейчас уже известно, что Куинджи использовал редкие связующие, отличные от академической рецептуры: не только масло, но и смолы (копалы, мастики) и иногда даже битум.

Он создавал на картине 10-12 тончайших слоёв лака поверх подмалёвка разной степени прозрачности.

Тридцать лет назад работала я психологом в северном финском городке. Недалеко от полярного круга. Вокруг бескрайние леса, холмы и озера. Еще не тундра, сосны высокие и березы, но все же настоящий север. Народ живет на хуторах и в маленьких селах. От села до села можно ехать час и никого не встретить.

Два раза в месяц я принимала клиентов в самой дальней деревне. Машины у меня не было, приходилось ездить на попутных или на автобусе. Чаще на автобусе - мало кто ездил из деревни, особенно, зимой. Продукты привозил магазин-фургон.

Для приема клиентов мне предоставляли кабинет ветеринара. Сам он давно был на пенсии. Клиентам помещение нравилось, успокаивало и наводило на приятные мысли. На стенах висели старые плакаты с толстыми коровами и козами, похожие на те, что я видела в детстве у бабушки в колхозе: Хорошее здоровье и веселое настроение дадут нам пахта и простокваша!

31 декабря я закончила прием раньше обычного - клиенты с утра уже праздновали, так что явился только один, пожилой человек, у которого пришельцы с Юпитера уже лет десять нахально воровали стаканы и ложки, а также отливали бензин - им не хватало на обратный путь. Зимой он себя чувствовал лучше, пришельцы являлись реже, видимо, боялись морозов.

В три часа я уже была свободна, оделась и побежала к шоссе по узкой дорожке между сугробов. Мороз был крепкий. Солнце уже село.

Скоро пришел автобус. Людей в нем было человек десять, все, по финской привычке, сидели по одному, молча, уткнувшись в окна и газеты. Я тоже села у окна. Помню, как я была рада, что скоро приеду домой и успею приготовить новогодний ужин.

Автобус мчался по расчищенной дороге, мимо заснеженных холмов, машин навстречу не попадалось. В то время еще не было мобильных телефонов, так что тишину нарушал только мягкий гул мотора и тихое бормотание радио у шофера. Я рано встала в тот день, поэтому задремала. И не сразу поняла, почему окно вдруг оказалось подо мной. Финны - люди сдержанные, так что никаких криков не было, раздались только несколько сдавленных восклицаний непечатного характера. Радио продолжало тихо играть польку.

Какой-то высокий парень помог мне выбраться, я выпрыгнула из двери в сугроб и сразу провалилась по пояс. Автобус полулежал, упершись в толстенную сосну. Вокруг был темный лес. Над деревьями ярко горели звезды.

Кто-то успокаивал водителя, который явно был не в себе. Он методически стучал кулаком по своей голой голове. Во мне проснулся психолог, я сказала:

- Дайте ему шапку, будет мягче.

Удостоверившись, что никто из нас не пострадал и находится в полном порядке, за исключением некоторого нервного расстройства у водителя, мы решили идти вперед по шоссе и искать людей. Один мужчина сказал, что до ближайшего села километров тридцать, к новому году точно дойдем. Если, конечно, не замерзнем. Мороз крепчал.

Шапку водителя нашли, мы вскарабкались на шоссе. Оно было совершенно темное. Поэтому мы все сразу увидели впереди огонек. Я и не знала раньше, как это прекрасно - увидеть огонек в темноте.

Дружной толпой мы побежали вперед и через несколько минут оказались перед старым домишком, обшитым темно-красными досками. В оконце горел свет.

Помню, что никто даже не постучал, мы просто открыли дверь и вошли. Из сеней прошли в горницу, пиртти, как ее называют финны. Там за столом с кружкой в руке сидела маленькая старушка. Она изумленно смотрела на нас, как на пришельцев с Юпитера.

Все заговорили разом и стали рассказывать, что случилась авария, что автобус съехал с дороги в кювет, что водитель, кажется, тоже съехал с катушек и нужно позвонить в полицию.

Постепенно до старушки дошло. Она невероятно обрадовалась и бросилась к печке. Достала пирог и трясущимися руками стала наливать в кофейник воду...

К счастью, в доме был телефон. Обычный черный старинный телефон. Кто-то начал звонить в полицию. Я спросила:

- Можно я позвоню в детский сад? Мой ребенок...

Старушка замахала руками:

- Конечно! Звоните все! Небось родные-то беспокоятся!

- Я тоже позвоню, - сказал высокий парень. - Я оставлю пару марок тут, у телефона.

В то время телефонные разговоры в Финляндии стоили дорого. Компании брали за каждую минуту, даже если звонишь в соседний дом.