Меня пугает ход времени. Я не могу ни понять его ни принять. Его неторопливость, его неумолимость. Так небольшая вода стачивает сваи, а на них стоял единственный в этом мире мост. Высокой волной смывает с тебя лицо и рисует новое. Зеленые глаза и длинные пальцы, тонкие косточки, острые плечики. Ты смеешься, но это пока. Ты плачешь -- и это тоже.

Мне снятся сны, где я выхожу за дверь, и не могу вернуться обратно -- двери нет, и дома нет, и город совсем другой -- ни луча солнца.

Пространство легко дробилось шагами. В шаге минутной стрелки всегда чуялся какой-то обман, неразрешимая задача, презрительный смех. Лишь иногда удавалось нащупать в кармане собственного сознания уютно змейкой свернувшееся бриллиантовое ожерелье --в цикл сворачивающуюся линейность.

Эти дни были прелестны. Ты входишь, словно под воду в густой апрельский туман, голый, босой, не знающий ни холода ни страха. Перед тобой бесконечное море, за тобой -- высокий прибой. И единственный солнечный луч прорезает эту морскую взвесь, каждая капля множит спектр на радуги. Эти дни принадлежат вечности, как впрочем и ты сам, и ты это знаешь.

Вся эта цветочная пыль и труха времени, цвета, света, жизни.

Перечитывание этого бесконечного текста теперь ничего не даёт. Это хуже чем перечитывание пассажей Набокова (хотя и в них я иногда, как в липком мёде, вязну), как будто ничего не связывает прошлое этого текста с настоящим мраком обыденности. Только ты вот тут посредине времён стоишь каланчой неприкаянной и ставишь знаки препинания не впопад.

Никого тут нет, никому ты тут не нужен. И слава богу.