И, как смешно,
Это убьет и тебя и меня
Даже если подержимся за руку,
Поцелуемся.
Решетка, холодный бетон, земля
Выше не выпрыгнуть.
А так то казалось что деньги,
Белье от викториас сикрет
Должны решать.
Коридорный идет поп прогону.
Чаю бы, чаю,
И немножко свободы.
И можно будет никогда не вспоминать
Твои счастливые ладошки.
Лишь кошки
Глядят на замочную скважину
Не в силах дотянуться
Придет ли наш ласковый
Погладит ли, подержит в руке ли лапку
Позовет ли ласковым голосом?
Тихо.

И никому и никогда не объяснят
Ничего
Все эти ряды крестов.
Эти обрывки выцветших
Камуфлированных
Штанов.
Фотографии в касках,
Где не видно глаз,
Потому что их прячут -
Они ослепшие и огромные, как у сов.
И остается лишь камень,
Под которым остов
От стыда или скромности,
Будто бы прячется
Под остов.

Наше молчание рушит миры.

Убивает ребенка, отца,

Бабушку, дедушку, мать.

Стрелка часов не отправляется спать,

Время идет.

 

Мы убиваем солдата,

Ежика, кошку, собаку, лягушку.

Фашисты или же коммунисты,

Галлы или карфагеняне.

Убиваем ребенка, в этот раз вместе с няней

 

Морозно черны бинты,

Хочется спать, спать, пить.

Но мы, как не пришедший пока что в себя котенок,

Слепыми глазами и теплым носом тычемся:

Как повернуть, куда выстрелить, как убить?

 

Тьма залепила нам рты.

Мы молчим, оловянный солдатик плавится,

Время орет, вместо "мы" остается чувство дыры

В пространстве морали, но нам это не интересно.

Наше молчание рушит миры.

Ну а дети... Дети далее умирают.

Женя Беркович:

"То ли новостей перебрал,
То ли вина в обед,
Только ночью к Сергею пришёл его воевавший дед.
Сел на икеевскую табуретку, спиной заслоняя двор
За окном. У меня, говорит, к тебе,
Сереженька, разговор.

Не мог бы ты, дорогой мой, любимый внук,
Никогда, ничего не писать обо мне в фейсбук?
Ни в каком контексте, ни с буквой зэт, ни без буквы зэт,
Просто возьми и не делай этого, просит дед.
Никаких побед моим именем,
Вообще никаких побед.

Так же, он продолжает, я был бы рад,
Если бы ты не носил меня на парад,
Я прошу тебя очень, (и делает так рукой),
Мне не нужен полк,
Ни бессмертный, ни смертный, Сереженька, никакой.
Отпусти меня на покой, Серёжа,
Я заслужил покой.

Да, я знаю, что ты трудяга, умница, либерал,
Ты все это не выбирал,
Но ведь я-то тоже не выбирал!
Мы прожили жизнь,
Тяжелую и одну.
Можно мы больше не будем
Иллюстрировать вам войну?
Мы уже все, ребята,
Нас забрала земля.
Можно вы как-то сами.
Как-то уже с нуля.
Не нужна нам ни ваша гордость,
Ни ваш потаённый стыд.
Я прошу тебя, сделай так,
Чтоб я был наконец забыт.

Но ведь я забуду, как в русском музее
Мы искали девятый вал,
Как я проснулся мокрый,
А ты меня одевал,
Как читали Пришвина,
Как искали в атласе полюса,
Как ты мне объяснял, почему на небе
Такая белая полоса
За любым самолетом,
Как подарил мне
Увеличительное стекло…

Ничего, отвечает дед,
Исчезая.
Тебе ведь и это не помогло".

После того, как я познала счастье материнства, я перестала видеть-запоминать сны. Они были редкими, бредовыми, сумбурными. И честно сказать, неплохо отдыхалось без них.

И вот, когда я вновь в положении, меня накрыло словно волной. Ни одна ночь не обходится без сна. И даже не по одному вижу за ночь. Чаще всего несуразные, неадекватные, абсолютно не похожие на реальность.

Но вот иногда пробивает на нечто яркое, напоминающее фильмы. К слову, в данный период я крайне редко смотрю что-то помимо мультфильмов с сыном, да новостей. А книги, что читаю и близко по сюжету и персонажам притянуть нельзя.

Сегодня мне приснился апокалипсис. Сложно сказать, что именно послужило концом света. Это было неизвестно. Просто в один прекрасный день умерла вся природа. Не осталось ни растений, ни животных. Выжило лишь некоторое количество людей, и то не понятно по какому принципу. Земля напоминала черную пустыню. Небо, затянутое однородной пеленой туч, имело серо-желтый оттенок. Видимо солнечные лучи не могли пробиться. Серо-синее море с белыми барашками - просто солёная вода. Волнуется, но о чём? Жизни в нём не осталось.

Группа людей, среди которых оказались я и моя одноклассница, металась по пустому берегу, силясь понять, что произошло и как жить дальше.

Ну и по классике жанра, наткнулись мы на гору черепов неизвестных морских обитателей вынесенных волной. Черепа были небольшого размера, но вида жуткого, отдаленно напоминающего человеческие. И вот эта гора внезапно зашевелилась, поползла. Оказалось, что у черепов имелись щупальца наподобие осьминожьих. Впечатляющее зрелище.

Само собой все кинулись в рассыпную. Паника. Крики. Страх разливающийся в пустынном мире. Но не все растерялись, мужчины попытались отбиться, защититься и дать возможность убежать более слабым.

Где-то на улицах города мы с подругой оторвались от преследования. Но я очень переживала за мужчину, который мне оказалось был не безразличен. Мы с подругой попытались найти более удобную одежду для бега. Но получилось у нас это не очень хорошо. Какие-то полупрозрачные топы и атласные юбки ярко-алого и зеленого цвета мало походили на искомое, но мы умудрились обменяться чтобы получился комплект.

А потом я бросилась на поиски мужчины, без которого мне было страшно одиноко. И мысль была только одна: "Я не хочу умирать, не рискнув поцеловать его." Может ему это и не надо, но перед смертью хотелось определенности. А выжить? Получится ли?

Что же... Для меня так и останется тайной нашла ли я его? Умерли все? Выжил ли кто? И что произошло? Я просто проснулась.

Говорит Господь: «А я тебе не рад.
Ничего не знаю, топай прямо в ад.

Ревущий зов к наслаждению,

Тьма сладкая, вяжущая, сворачивающая кровь.

Вопящая

Поглоти меня, о, поглоти меня!

Орущая

Сатурн! Сатурн! И тайное имя...

Герметические жрецы со свернутой шеей,

Потому что не знали куда смотреть

(Выше - то же, что ниже).

Крик ночной птицы на перекрестке,

Капель в лесу,

Эти елки я обрезал чтобы набрать лапник для похорон, а теперь

Они вернулись

И рады

Пушатся, растут 

В безсветье колют руки.

Как алтари, как алтари

Как железные лезвия 

Как взгляд твой

Ты - время, ты - горе

Ты - болезнь моя

И напасти вкус

На разрезанном языке

О, посмотри на меня

Разве не пленник я 

Так же как ты, в цепях

В коже своей, дурной

 

Черный кунжут и шерсть

Кровь и кусочки шкур

Сгорающие в огне

Слышишь ли ты слова

Таящиеся во мне

Слышишь.

Ты-время, ты-цепи, железо, земля, старик

Прости меня, господи, я пока еще не привык

Болезнь, жатва, чудовище, власть

Посреди красных песков ты готовишь снасть

Черное зеркало вместо ступни, 

Кого ты будешь ловить?

Я знаю, я знаю, я знаю.

Песок на зубах, очень хочется пить,

Но я не осмелюсь пока не увижу знака.

 

Сигиллы вспыхивают в низком облаке,

Но я не верю, не верю,

Возьми меня за руку и проведи в мой сон

Отец отцов Сатурн, отец отцов Сатурн

Хранитель камня, земли и погребальных урн

Холодный сухой черный бог седьмого дня

 

Вот и узнал о тебе еще кто-то, да

Короток вечерок

А договор велик 

А разговор

Разговор, старик

Если позволишь, то нескончаем

Как любой конец в идеале

Не чаем.

Но знаем тобой, о великий.

Ну так а что еще надо?

Вот и окажется, что луна
Важнее всех этих страданий и песен.
И сны, и сны!
И все, что чувствуешь после сна
Укладывается в простейшее "не интересен".

Кошачья миска покрыта росой,
Какие-то маргаритки высвечены фонарем у крылечка -
Вот и все что мы знаем, что видим.
Все что дальше-луна, ком в горле.

Куда мне идти, если повсюду тьма?
Казалось, в чужих воспоминаньях, можно жить бесконечно,
И даже не жить.
Но вот и они закончились.

Но я еще жив, жив! Уродливым когтем
Срываю обертки, крышки, бумажные этикетки.
Стараюсь не убивать червей
Боготворю лягушек
Кормлю редкую кошку.

Но чаще все-таки себя.
Кошка меня боится.
Тьма отказывается брать мое сердце в ладошку.
Остались только сны,
Молитвы, если б было можно,
Вино по акции,
Тоска. Тоска?

Тоскует ли больной неизлечимо
Вдруг осознавший срок
Что это за сочувствие себе, смола?
Смола смерти, вот что такое жизнь.

Какие-то маргаритки,
Кошачья миска покрывается росою,
Луна, дурные сны.
Вот жизнь.

Кажется приятным обзываться потерянной перчаткой, особенно дамской. Они не в пример изящнее.

Однако, что происходит с этими перчатками дальше, чуть позже того мгновения, когда вы заметили их лежащими на мраморах возле кассы метрополитена?

А дальше они они становятся просто никому не подходящей перчаткой.

Вполне вероятно, что именно поэтому их и не поднимают.

Неподходящие вещи без особого шика - становятся ненужными гораздо раньше сокурсников.

Чао, Кьяра!

Пахну как мамины духи!
это каддиш ятом, каддиш ятом, каддиш
ййит гадал
вьйит кадаш
шмэ
раба

Я так люблю вас что...
Хотя, начнем с начала.
Бегущая за поездом собака
Вас любит.
Камни на ваших запястьях
Вас любят.
Солнце вас любит, о, sol invictus!
И за любовь свою несут дары, не так ли?
Солнце ласкает,
Окрашивает вас бронзой.
Камни на ваших руках покоятся
Сытые вами, помнящие все песни.
Собака, та по дороге за поездом сточит лапы
Заплатит кровью и жизнью.
А я люблю вас так страшно,
И нечего вам предложить.
Разве что, поделиться ужасом.
О попробуйте, но аккуратно.
Он горек. Я горек. Он горек.
Сладки мои речи, и может ли быть иначе?
Голос из бочки наполненной медом, может ли вас обидеть?
Но когда я смотрю как вы идете,
Что от меня остается?
Как удержаться и не сказать вам, как вы красивы?
Хотел бы стать солнцем, но солнца не терпят пятен.
Хотел бы стать камнем, но едва ли мне хватит воли.
Собакою - можно, но ведь и собаки смертны.
Пробуйте. Горько. Не больно, не страшно.
Лишь горечью мясо предателей
Отлично от человечины.

Опять невозможность заплакать, молчание, молчание, молчание.
20 минут до того как инъекция начинает действовать, и я стану еще тупее и неповоротливее.
Зато не пачкаю стены и матрас кровью.
Да.

Я понял, наконец, что так ворочалось во мне, когда я слышал про закрытые чи не закрытые гештальты. Версия, но причина может крыться в моем отрицании главенствования личности над, собственно, витальной личностью. То есть над рылом, которым мы, если угодно, лезем в калашный ряд и кладем копыта на стол.
Конечно, отчасти, это характерно эскапистская позиция. Однако признать что все ужасы равно как и успехи творю над собою я сам кажется слишком опрометчивым, даже для осознающего свой невроз.
Сродни суеверию, но не в нем ли находим мы мельчайшие утехи дня. Родственный курению, обжорству, алкоголизму, матершине и резонерству, не украсит ли этот скромный порок сознания нас еще пуще?
А гештальтик-то не закрыт, ну чего вы так бледнеете, док?

Есть еще немножечко сердца

Чем гнуснее, тем интереснее,друг.

Здравствуйте.

Я хочу здесь, в своем дневнике, загрузить видеоролик на сайт, но у меня в окне загрузки видео выдает сообщение: "Загрузка видео сейчас недоступна". Возникает несколько вопросов.

Это у меня браузер не правильно работает? Или на сайте, какая-то неисправность?

Или на сайте ведутся работы по модернизации окна загрузки видеороликов?

И когда на сайте эту ошибку исправят, какого числа?

Можете написать в комментарии дату, когда ошибка на сайте будет устранена?

Заранее благодарен.

Некоторые праздники
Имеют обыкновение
Не удаваться.
Некоторые демоны
Любят тебя
Больше, чем можно представить.
Некоторые комнаты,
Сдабщиеся по часам,
Уютнее дома.
Но смерть никогда не станет
Роднее жизни.

Какая красивая песня! -
Ребенок сжимает меня в объятьях.
Скинь мне ее, скинь ее,
Я буду гулять с собакой,
Вспоминать о тебе, звать собаку по имени,
Слушать песню.

Как отказать тебе, дитя,
Целованные руки,
Настолько взрослая, что даешь имена собакам.
Вот твоя музыка.

Собака убивает утят и зайцев,
Есть же возможность, живете вы с ней возле леса.
Охотничий пес поневоле любит охоту.

Прощай, безумная девочка, и ее соба.
Я не то чтоб ушел далеко, но вы уже где-то в тумане
Времени, лет, снов, первобытного леса памяти.
Вы - чужие, а я пойду дальше.

На вас смотреть мне не стыдно.

Они приходят ночью, и руки их влажны.
От крови, воды ли - не имеет значенья.
Скачут по крыше, молча заходят в двери,
Требуют сесть потрапезничать с ними.

Жутки на вид, однако, миролюбивы.
Им не по вкусу свежее человечье мясо.
Драугры любят более тонкие вкусы.
Однако, пока что, не говорят, какие.

Страшно сказать, к драуграм можно привыкнуть.
Ну наследят, так ведь на это есть швабра.
Стоят до утра, глядят человеческими глазами -
Скушная, должен сказать, работенка.
Не хотел бы я стать драугром.