Долго провозился с четвертой главой. Приступаю к пятой. Пропахивая четвертую на пару страниц расширил шестую, чему очень рад, так как она - сердцевина всей работы. Надо буквально часов за двадцать чистого рабочего времени добить пятую и шестую, довести до ума седьмую. Между делом написать заключение. Сейчас самый сложный момент, потому что силы уже поистощились, а кусок, который надо переварить еще довольно большой. И это осознание, что давно надо было уже закончить мотивации не прибавляет.
Исчезновение Йозефа Менгеле это и старение, которому подвержено все живое, но и постепенное растворение в кислоте собственной паранойи скрывающегося от правосудия преступника. По сути сам фильм - своего рода такой же антропологический эксперимент, какими в лагере занимался доктор Менгеле, только, разумеется, не такой жестокий. Жестокость она в силе кадров. Вообще то как в короткой сцене фильма показана работа "ангела смерти" в лагере вызывает отдельный интерес. В нашем веке фейков и дипфейков только ореол документалистики может заставить нас поверить в происходящее - поэтому вскрытие горбуна показано кадрами кинохроники. И им веришь.
Да, есть плакативность и некая искусственность в разговорах старых партийный товарищей на нацистской свадьбе, в диалогах Менгеле и подросшего сына, который приехал навестить дряхлого отца в Бразилию - это и формальный сюжет фильма, но фильм выручают и поднимают до произведения искусства невероятная игра актеров, всех актеров и будоражащая сила отдельных кадров. Нечто неподдельное, что нельзя просто накидать в графическом редакторе, о чем надо было думать, что должно было прийти озарением.
Фильм наглядно демонстрирует насколько в малой степени бытие определяет сознание, точнее оно его определяет вовсе не так, как мы себе его обычно представляем. Даже после чудовищного крушения нацисты собрались в Южной Америке и продолжают верить во все заветы Адика. Нет, они верят еще яростнее и самозабвеннее, видя в настоящем преломленное подтверждение своих идей. Да, из своих крысиных нор, прячась и скрываясь, окруженные щербатыми и рябыми мулатами на фазендах Аргентины, продолжают верить в величие арийской расы. Точно и угадан источник всего зла. Он, конечно, показан в сцене с отцом, если смотреть её внимательно. (Это такой мостик к "Смерть - моё ремесло" Мерля) Фильм еще и портрет семьи и, более узко, исследование отцовства. В не меньшей степени, чем портрет-исследование главного персонажа, самого Йозефа Менгеле.
И всё же фильм оставляет надежду. Надежда эта в сыне Менгеле, который любит отца, но уезжает. Они уже слишком разные. Борьба за умы продолжается, но иссохшая смоковница отсекается самим ходом времени и бросается в огонь. Время, как говорят итальянцы, честный человек.
Мне сейчас не хватает где-то двух недель, которые я должен вложить в пятую и шестую главы. Седьмая совсем короткая и погоды не делает.
Вступление и главы с первой по четвертую фактически готовы в бета-версии под контрольную, косметическую читку.
Вычитывание идет очень медленно - буквально 15-20 страниц в день, потому что приходится по три-четыре раза прерываться на каждой странице, дописывая, удаляя, приводя к общему знаменателю. Иногда приходится поправлять ссылки на источники. Иногда дописывать что-то в соседних главах. Самое обидное, что долго заниматься этой работой невозможно. Без должного внимания и браться не стоит, а после 4-5 часов даже с паузами глаз замыливается и начинает тошнить. На этой неделе - понедельник, вторник, среда - я отработал 10 часов чистого времени вычитывая. Скорее хочется взяться за косметическую вычитку, потому что она обещает быть не такой энергозатратной. Мне надо обязательно успеть до конца ноября заполучить бета-вариант.
Я – немец, и я жду, когда немцы вернутся.
Длинные выходные подвыбили из колеи.
В пятницу отметили с друзьями бесовский праздник, полирнув просмотром Амадеуса в режиссерской версии. В субботу сходили на ярмарку игр, поглазели, закупились парой новинок в коллекцию. В воскресенье был семейный день в Земперопере, по дешевке попали на Похищение из сераля , постановку, которую уже видели с Софией, когда ей было лет 9. Все, особенно Филипп, высидели на отлично. Потом еще зашли к другу Косте, по традиции...
В общем, поработать не удалось. Но работать, когда полон дом детей иллюзорно, Энтропия начинает зашкаливать.
И вот наступил ноябрь... Конец года не за горами, надо вложить все силы в дописывание работы. Чем сейчас и займусь.
И Лео такой молодой и юный отряд впереди! Ведь может еще Голливуд рождать нетривиальное, многодонное, уморительно-трагическое кино, может! Последний фильм Пола Томаса Андерсона тому подтверждение. Многое отсылает в нем к уже бывшему, например, "Тучные годы позади", но смешение жанров дало удивительные результат. Вроде и экшен с погонями и перестрелками, но приправленный шутками о конфликте поколений. Вроде политическая драма, но с перехлестами в карикатуру. Мы знаем показанную в фильме Америку контрастов, и кино точно станет знаковым, куда бы ни пошел завтра тарантас истории. А уж какая игра актеров! Кажется, это одна из лучших ролей Шона Пенна, до мельчайших деталей мимики продуманная, прожитая роль исправного вояки, который рад бы, как говорится, в рай господ в пробковых шлемах, да грехи молодости не позволяют. В конце сладкая смерть от коллег напрямик опосля включения в клуб избранных, за собственным столом. С улыбкой на покоцанных устах! Нечто гоголевское сквозит в том кадре! Ну а Лео в роли некультяпистого революционера на пенсии, забывшего ответ на контрольный вопрос, просто заглядение!
Под конец и не скажешь кто с кем согрешил в нынешней Америке и будто всё обман, туман и тлен. Только привязанность и верность дружбе - героическая взаимовыручка революционеров, кажутся добродетелями в фильме; но и они показаны с вывертом, карикатурно. "Битва за битвой" - последний бой, он трудный самый! - кажется восхитительным зеркалом, который режиссер Андерсон, перефразируя Стендаля, протащил вдоль хайвея и то, что он увидел в отражении это фантасмагория и карнавал, где все смыслы давно вывернуты наизнанку.
Сегодня два блока по полтора часа.
Полностью переделал библиографию.
Вместо отдельных по главам создал по делению на первичные и вторичные источники, а также по тематическим блокам. Сами указания нужно будет еще перепроверять - я использовал встроенную программу Гугла, а она порой чудила. В целом, почувствовал себя немного ближе к завершению. Надеюсь на выходных - у нас они долгие, завтра День Реформации - вычитать четвертую главу и дать пинка тем, кто проверяет пятую и шестую.
Сегодня перевалил за сто страниц и закончил вычитку третьей главы. Пришлось порядком попереписывать неудачные и темные фрагменты. Мне кажется, я как раз писал после маминой смерти, в целом в 2023 на автопилоте. Это сказалось на качестве.
Еще подготовил два дополнения - список офлаговских текстов и список иллюстраций.
Понял, что тот стиль, который я выбрал для цитат не подходит. Вероятно, дня два нужно класть на исправление.
Вообще, уже чую, что придется в конце концов и в третий раз читать. Контрольно. Еще раз печатать целиком уже перед сдачей и читать.
Вчера посетил выставку Мунка в Хемнице. Надо сказать, что я довольно плохо знал его творчество, кроме "Крика", конечно. А "Крик" оказался довольно необычным для его творчества. Оно весьма многогранно - особенно серия "Альфа и Омега" ну совершенно гойевского масштаба.
Альфа и бастарды Омеги, перед тем, как они его растерзают Эдвард Мунк
Я, надо сказать, немного размазан. Такое проникновение в самое сокровенное жизни человеческой - смерть, любовь, страдания... Например, "Поцелуй" Мунка не уступает климтовскому, по моему скромному мнению.
Forget, forgive; conclude and be agreed.
(King Richard, Act 1 Scene 1)
Вот после напряженной работы минувших дней я распечатал чуть более половины работы - 160 страниц (вступление, 1 - 4 главы) на финальную вычитку. В этих главах существенно менять уже ничего не буду. Разве что косметически. пятая и шестая главы еще корректируются, я их ожидаю в течение следующих двух недель. Седьмая уже вычитана, но я хочу туда еще кое-чего накинуть. И заключение надо написать. Но я его буду писать лишь после основательно прочтения всей работы. Под занавес. Я вижу свет в конце туннеля, но лучше бы, если бы на календаре было 23 сентября, а не октября.
Эх, помнится качал я с осла году так в 2006-7 и засматривался фильмом-оперой "Тоска" с Аланьей, Георгиу и Раймонди. В ту пору билеты на концерт Аланьи в Москве стоили тысяч по 10-12, вне бюджета простого студента, каковым я о ту пору и был. Но вот заветный час настал, и французский (скандальный - помним историю с Радамесом в Ла Скала) тенор заехал в наши края петь Каварадосси, а заодно и жену свою, польскую певицу Александру Куржак прихватил. Вообще, мне повезло с кастом на Тоску - то Хосе Кура приедет, то Роберто Аланья... Было бы так со всеми хитами, которые идут в Земпере. Но это всё мечты...
Про постановку я вероятно уже писал в прошлые разы - довольно минималистично и предсказуемо до зевоты, но по нашим временам спасибо, что без эпатажа и переноса на гейскую рэйв-вечеринку или далекое будущее.
Аланья, несмотря на все тяжелые партии, которые он всем злопыхателям супротив поет уже лет двадцать, сохранил голос и свою замечательную технику. Например, потрясающие пианиссимо в "O dolci mani". И все-таки партия Каварадосси не совсем, мягко скажем, ему по голосу, точнее не такая партия, где он может свои сильные стороны показать. Он, конечно, форсит и в ноты попадает - и "La Vita mi costasse" , и "Vittoria!" прозвучали вполне себе некриминально. Однако было впечатление, что дорогим микроскопом забивают гвозди. Такие легкие спинтовые моменты, вроде "И сияли звезды", которую даже Краус с Лемешевым пели, прозвучали замечательно, без всякой скидки на возраст, но вот остальное... Ладно, я очень рад, что услышал Аланью в живую - все-таки он один из лучших, немногих лучших теноров конца двадцатого и начала двадцать первого веков.
Его спутница, кстати, мне вполне понравилась - мне нравятся, когда заглавную партию поют парящие над оркестром голоса. Когда есть трепещущее страдание в голосе не только в патетических моментах, как в арии в конце второго акта, но и игривость, эпатажность, как дуэте акта первого. Правда вот актерски меня многое не очень убедило. Как-то всё нелепо, наигранно. Ну да ладно. Вот барон Скарпиа Олександр Пушняк - нечто шаляпинское, эх, разудись. Ну совсем не страшный он получился. Похожий на какого-то екатерининского вельможу, с пузиком, перетянутым бантом. Слыхали мы и лучших Скарпиа, видит бог...
Наконец, на последнем месте того вечера был оркестр и дирижер, запамятовал имя. И расползаний было полно, и киксовали духовые, и тем в дуэте был слишком быстрый. Казалось, что под Аланью специально брался темп, чтобы он всё вытянул, получалось довольно ходульно.
В целом же, подводя черту, я очень доволен! После завершения спектакля мы не только программку подписали - одна русская тетка заставила звезду поставить автограф на дюжине фотографий. Что она с ними делает? Засаливает? - но и сфоткались с девочками, Аланьей и мною. Им так несказанно повезло, что их первая "Тоска" была с таким составом! Аланья, чей родной язык французский, когда я ему сказал, что для С. и В. это первый пуччиниевский шедевр, сказал, что я молодец, что приобщаю их! Те правда сами молодцы - отстояли почти три часа, а потом еще живо обсуждали какой Аланья душка и как здорово прошел тот вечер. Я тут, кстати, раздумываю еще разок сбегать. У нас в Дрездене такие музыкальные события не так уж и часты. Стоячие места взять довольно легко, придя минут за пятнадцать до начала их продажи. Обычные билеты - для тех, кто ходит в театр раз в год.)
Всё на глазок, примерно. Автобус везет примерно в твою сторону и высаживает в паре километров, но ведь везет же!
Лифт подвозит примерно на твой этаж, и если не придерживать двери, остановится в межэтажье.
В ресторане в счет записывают примерно то, что заказал.
В целом ощущения как попасть снова в Москву года 96-го. Всё облезлое, в граффити. Барахолки на остановках, цыгане на светофорах, повсеместный цигель-цигель-ай-лю-лю и эклектика смешения рекламы, долгостроев, развалин и новехоньких стеклянных офисных центров, налепленных впритык с особняками будто с Невского, с венской лепниной, портиками, резными деревянными дверьми. Думаю, в начале 90-х по всей бывшей ГДР было так, а сейчас какие-то маленькие городки в Саксонии-Анхальт или чешское захолустье могли бы создать схожее впечатление. Правда ни то, ни то не столица страны, что немного их оправдывает. Равнодушие к имиджу, свойственное Белграду и его властям, даже до известной степени подкупает. Трамвай едет? Едет! Ну а зачем тогда его менять на новый, который к тому же не подойдет по ширине полотна? Никогда не вмешивайся в работающую систему.
Москва давно оставила позади белградский раздрай. В Москве сделали, как говорила кастелянша главного здания на улице Радио икебану. Есть, однако, нечто невротическое в остервенелом вычищении всего, о что глаз может поскользнуться. В какой-то миг забота о внешнем становится одержимостью и симптомом фашизации. Поэтому к ровным лужайкам и вычищенным улицам я всегда относился с подозрением. Часто именно за ними скрывается какое-нибудь наиболее изощренное и поставленное на поток злодейство. А в Белграде даже в мемориале Тито какой-то мужик выгуливал собаку. Вроде запрещено, но на глазок.
Неделя в Белграде показала, что от подлинной босоногой свободы духа я порядком отвык.
За две недели упорного труда подготовил более-менее божески первые две главы и четвертую. Еще три читаются коллегами. Их я тоже в течение пары недель обновлю. Получается около 100 тыс. слов, сиречь 300 страниц. Это при том, что из первых двух глав я выкинул в общей сложности 70 страниц, эквивалент магистерской работы. Всего 12 больших кусков. Что с ними делать пока не очень понятно. Труда туда вложено на полгода.
На 80 процентов переписал Вступление, его тоже кому-то надо дать на проверку. И, остается проблема с пятой, самой длинной главой. Её некому вычитывать. Я уже всех впряг. Возможности исчерпаны. Возможно придется просить кого-то за бабулосы. Тут ведь нужна не только минимальная компетенция, но и родной дойч. Пока я придерживаюсь собственного плана сдать в начале ноября.
С начала ноября уже новый проект меня ждет в Кенигштайне. О побеге генерала Жиро с крепости.
Нет, она не полька, а немка, в свое время они с мужем держали лавку в Берлине. Им Гитлер никогда не нравился, и они, конечно, должны были вести себя поосторожней, а не высказывать без оглядки свое мнение. В 1935 году гестаповцы увели ее мужа, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Она, естественно, сильно горевала, но кушать все равно надо, и она продолжала торговать в своей лавке до 1938 года, когда Гитлер, «der Lump» [23] , выступил по радио со знаменитой речью, в которой объявил, что хочет начать войну.
Она возмутилась и написала ему. Написала лично, «господину Адольфу Гитлеру, рейхсканцлеру, Берлин», и в этом длинном письме настоятельно рекомендовала ему не начинать войну, потому что погибнет много людей, а кроме того, эта война обязательно будет проиграна, потому что и ребенку понятно, что победить весь мир невозможно. Она подписалась своим именем, указала свой адрес, отправила письмо и стала ждать.
Через пять дней к ней пришли молодчики в коричневых рубашках и под предлогом обыска обчистили ее, перевернув вверх дном дом и лавку. Что они нашли? Да ничего, кроме черновика письма, она политикой не занималась. Через две недели ее вызвали в гестапо. Она думала, ее будут бить, а потом отправят в лагерь, но вместо этого ей с грубым презрением заявили, что надо бы ее повесить, да на такую старую глупую козу («eine alte blöde Ziege») веревку тратить жалко. После этого у нее отобрали торговую лицензию и выслали из Берлина.
В Силезии она кое-как перебивалась случайными заработками и торговлей на черном рынке, пока, как она и предсказывала, немцы не проиграли войну. Поскольку все здесь знали про ее поступок, польские власти предоставили ей лицензию на торговлю продовольствием. И теперь она живет спокойно и окончательно убедилась в том, что, если бы сильные мира сего прислушивались к ее советам, мир был бы гораздо лучше.
Какие-то совсем крамольные мысли лезут в голову....
Среди литературных свидетельств людей прошедших лагеря и тюрьмы особняком стоит книга Кристофера Берни "Одиночное заключение", причем не только лишь из-за самой истории в книге рассказанной - а она безусловно интересна! - но и благодаря литературным достоинствам этого не побоюсь этого слова философского эссе-размышления.
Берни, происходивший из старинного шотландского рода, успел повоевать с фашистами в Норвегии, прежде чем его послали с секретной миссией в оккупированную Францию. Там его в августе 1942 года арестовало Гестапо. Оказавшись в тюрьме Фресне, Берни и не предполагал, что ему придется провести в одиночном заключении целых 526 дней, полных тревоги и ожидания скорой казни, упражнений ума и попыток разгадать главные загадки мира, проклятые вопросы. Откуда в мире зло? Почему Бог завет нас к себе и отталкивает строгими требованиями? Какое поведение возможно, если события ускользают из под нашего контроля? "Одиночное заключение" будто пометки, оставленные на карте первопроходцем. Мы можем проследить, соприкоснуться с тем, что наполняло целых полтора года жизнь человека, практически полностью отрезанного от внешнего мира (разговоры с надзирателями и перестукивания, да крики в слив не в счет). Позднее, угодив в Бухенвальд, Берни пригодились качества, приобретенные во время долгого одиночного заключения, которому он без тени сомнений отдавал предпочтение, сравнивая его с шумным и неугомонным лагерем. В одиночке свобода, ограниченная лишь голодом и звериным желанием двигаться, замечает Кристофер Берни. Желанием, которое он умудрился утолять в крошечном пространстве своей камеры:
“The experiment proved that the most satisfactory method was to go straight up and down, taking five paces from end to end and pivoting round on the last in such a way as to keep the rhythm even. It was strangely calming and absorbing….The motion and sound became hypnotic, like the drip of water or the pulse of a drum.”
О шурах-мурах с фройляйн мы мечтали,
В краю далеком этом полном чар,
Но пыл наш чувственный развеялся как пар,
Когда о карах за распутство мы узнали.
За комплимент, улыбку, что прельщает,
За флирт, столь безобидный до поры
Расстрел нам предписанье обещает -
С любовью не шути у немчуры.
О фрау, ты гони того, кто не спуская глаз
С тебя, пылает страстью, как сама влюбленность!
Ведь это пленный, хоть и ловелас.
И если вдруг в уединенный час
Свою ему проявишь благосклонность -
Он горстью пуль заплатит за экстаз.
*************************************
Nous qui avions rêvé d'un amour en partage
Avec quelque "Backfisch" de ce pays charmant,
Nous sommes refroidis, car le libertinage
A, parait-il, ici, cruels désagréments!
Pour un caprice, un flirt, un baiser, une oeillade,
Ou pour ce qui s'appelle un transport en commun,
La loi, prévoit, dit-on, pour nous la fusillade.
Ils ne badinent pas avec l'amour, les Huns!
0 gnaedige Frau! Eloignez celui dont
La passion est tendre et que l'amour emballe
Si c'est un prisonnier jouant les Céladon.
Car si de vos faveurs vous lui faisiez le don
Il lui en couterait, au bas mot, douze balles,
Tarif extravagant pour un simple abandon.......
Сначала ты понижаешь стандарты и игнорируешь правила для тех, против кого ярость благородная, отбросов и врагов рода человеческого.
Потом ты опускаешь планку для тех, кто тебе не нравится или кто по твоему мнению ошибается.
Затем не успеваешь оглянуться как эти самые стандарты и правила и на тебя самого не распространяются и сам черт тебе не брат. Агрессия легко становится аутоагрессией и как степной пожар начинает пожирать всё вокруг без разбора. Почти все авторитарные структуры стараются изо всех сил, чтобы этого не допустить - но кровь капающая с топора имеет свою притягательность, а палач, придя домой, не может забыть чувство торжества и господства над жизнью и смертью.
Субъект начинает отсекать фрагменты себя, части души, подвергая их аутоагрессии, пока не остается маленький островок, с которого и идут приказы о наказании. Следом и его поглощают тёмные воды ненависти.
Расщепляться, наказать, а потом перестать наказывать. Отказаться от языка ненависти, от рвотных посылов справедливого негодования. И конечно стандарты, правила, кодексы чести. Так и только так можно остановить самопожирание ненавистью.