Твои плечи устали

Дай я тебя обниму

Вечером наденешь любимые сандалии

и мы вернемся к утру

Возьми мою руку крепко

Чтобы костяшки пальцев белели

У меня никого дороже тебя не было

А щёки почему покраснели?

Я помогу выгулять грусть

Стой, здесь не упади

Давай, ты никогда не будешь прятаться

когда я отвернусь

До дома еще пол пути

Устала? Давай понесу

Читать далее...

Если бы я могла 

То помогла бы всем 

раненым птицам

Взлететь непросто

с ровной земли.

Воздух так вязок

Сонный свет сквозь ресницы

Мой птичий век позади

М. Море

 

Если бы я хотел остаться

я бы остался в том, чего еще не было

по нулям

с чистого

начал бы, не зная кто и зачем

Говорить на другом языке

Мыслить иначе

Пить вино на ферме где-то в Италии

не думая, что этот мир для меня не создан

 

ты никогда не будешь честен
с другими
с собой
до конца

повешен
гвоздь печали на стену вчера
и ты улыбаться устанешь

плыть
вдоль своих волн
боясь повернуть
в единственно верном направлении

Ожог зажил и похож теперь на пятно свечного воска, приставшего к ладони. (с)
Джосайя Бэнкфорт, "Вавилонские книги, книга 1: Восхождение Сенлина"

Когда я пришел осенью 2004 году в свою третью школу, я был уничтожен во многих смыслах. Моя память распадалась на несвязанные друг с другом части, моя жизнерадостность гасла как отгоревшая свеча. В класс вошли двое: я и человек, о котором я знал лишь понаслышке. Мы разошлись, как на ранге, в разные углы: я сел к пухлячку в очках, которого задирали когда мы вошли, второй человек сел к задирам. Естественно, меня прям с порога начали задирать... Ну, попытались задирать. Жизнь не готовила задир к тому, что можно быть стрессоустойчивым в 13 лет. Кому-то их издевки показались бы болезненными, но я вышел, как я понял позже, из ада, их издевки казались настолько беззубыми и неловкими, что мне оставалось лишь улыбаться. И своим спокойствием я гасил нервозность их главной цели - пухлого очкарика. Лёвы. Лёва, в отличие от меня, зубы показывать пытался, и начал задирать второго человека, кто зашел в тот осенний день - Марата. Марат заикался, и Лёва начал передразнивать его псевдо-заиканием. Додразнился - Лёва начал заикаться сам. Даже осуждать нет смысла - моментальная карма. А учебный год тем временем подходил к концу. На улице была весна, апрель или май, точно не помню. Мои курсы личностного роста принесли плоды - Лёву всё труднее и труднее было вывести из себя, и забияки открыли для себя дедовщину - они начали задирать Марата. На одном из занятий физкультурой мы бегали вокруг школы, весна, Солнце, тепло. Марат, не помню точно зачем и почему, носил сменную обувь с собой. И, скажем так, лидер задир, Петя, решил поглумиться на Маратом, отобрав у последнего обувь. Рядом со школой есть лестница, рядом с которой растет береза. И Петя решил забросить сменку Марата на неё. В первый раз Марат смог снять обувь. Во второй раз обувь оказалась почти на верхушке дерева.
***
И так появился безымянный памятник, символ школы, вещественная частичка Марата, даже когда Марата не стало...
***
Примерно в тоже время я случайно получил доступ к классному журналу. Оказалось, что там адреса и телефоны всех учеников в классе. Так я узнал что Лёва живет в одном доме с моей подругой из деревни. Так я узнал, что Марат живет буквально на другой стороне парка от меня - не будь этого парка, мы бы жили буквально напротив друг друга.
Учебный год кончился, начался новый. Однажды Лёва приехал ко мне, даже не помню зачем, и у самой квартиры я понял, что (в очередной раз) прое... потерял ключи. Я не растерялся, и предложил пойти к Марату. Лёва, естественно, скептически отнесся к идее пойти к одному из задир. Но я сделал ставку на стремительно гаснущую память о прошлом, что враги, в большинстве своем, играют лишь роль на публике, наедине они вполне могут быть тебе другом. И моя ставка ногой в дверь Марата, ставка на человечность, сыграла. Так Марат постепенно стал третьим участником нашей группы. Так начался мой малый золотой век. 4 года спокойствия, без которых... Я не был бы собой. Марат и Лёва невольно подхватили меня, когда меня сбил поезд жизни, и поставили на ноги. Я их не просил, и не благодарил, может этого и не требовалось. Но в этом году 16 лет, как я окончил школу. 15 лет назад Марат, накурившись какой-то дряни, обокрал меня. Единственная наша ссора за всё время знакомства, и больнее многого, через что я проходил. Но я предложил ему оплатить мне украденное - и забыть. И я бы и правда забыл.... Но потом я взял в долг у Лёвы. А потом еще раз. Взял не мало. Мне было стыдно, что я не могу вернуть долг сразу. И я оборвал все связи с Лёвой. Дураком я был, обиженным, облапошенным, остервеневшим (нужное подчеркнуть) дураком - не суть важно. Лёва не настаивал, и не сопротивлялся, и я знал, что так и будет. Так я посеял семена ада.
Прошли года. Марат мертв. Связи с Лёвой я найти не могу. Даже с человеком, о котором я тут не писал, но который был третьим важным звеном в моей жизни тех лет, Борей, я тоже не могу связаться...
Мне 33 года. В моей семье не осталось старшего поколения. Нет Марата. Нет Сани, которого я мог спасти от смерти, но постеснялся его присутствия среди друзей, и теперь он присутствует в этом мире лишь в виде костей во всеми забытой могиле. Я похоронил своего отца.
Это история могла бы быть о людях, которым я благодарен больше своей семьи. Но это история об ошибках, которые не исправить. Это история о том, что если ты мудак, то всё остальное лишь самообман, воздушный замок, который обрушится на тебя с энтузиазмом панельного дома. Небо забирает к себе лишь лучших. Остальных не заберет даже (удалено за осуждаемые действия).

внутри есть то от чего хочется отгородиться самыми стальными стенами.
самыми прочными ставнями и криками чаек.

ты несешься по снегу,
сбивая снежинки нечаянно

не могу понять насколько надо быть сильным
чтобы не бежать
_милый

нет таких слов, чтобы поверить можно было
в будущую меня, солёной воды и морского ила
я бы тебя изменила

если бы могла

есть много оттенков всего
между черным и белым
но почему тогда так убедительно врут
что оттенки чувств делятся на морали
что нельзя испытывать несколько оттенков любви
тоски
или нельзя обернуть в носки сандали

ученые доказали, что настоящее и прошлое могут меняться местами
значит ты сейчас со мной

ты нервничаешь?
самый простой и сложный вопрос, который мне задавали
и самый обезоруживающий
особенно, когда твоя рука лежит на моем пульсе
и ты уже знаешь ответ

Никто не смог бы предположить, что это случится еще
И, возможно, еще
и ещё
Неужели каждый раз будет так больно и разглядеть будет так сложно свои приоритеты
Мысли будут стягиваться в тугой моток, в голове взрываться петарды
В груди плавиться поролон
Так больно

Знаешь, до тебя я была почти счастлива

Я бы хотела, чтобы время остановилось в тот момент, когда твоя рука сжала мою
_когда тыльная сторона ладони на самые долгие на свете секунды застыла на моей шее
Говорят, я случайно ранила твоё Эго
И вот, у тебя снова нет того, что заставляет грустить
Ты снова один

Ты был бы миражом, если бы я не знала, что чувствую
Но я слишком много денег отдала психотерапевтам, чтобы не замечать
Не замечать, что ты в депрессии, а я в тумане

Что ты инфантилен и не так уж высок ростом
Что анфас гораздо убедительнее профиля
Что ты потерян и замкнут

И я бы так хотела помочь, разморозить то, что я вижу у тебя внутри
Но до того тепла еще годы хирургического самокопания и тонны предубеждений

Поэтому я, пожалуй, отпущу твою руку

Ты не остался
не оставил тело
не дал разгуляться чувствам, лишь поджег то, что погаснуть сможет только в прошлом
Я иногда невыносимо боюсь больше никогда этого не почувствовать. Того, что так ранит и наполняет одновременно. Хочется не смотреть, закрыть глаза и броситься в волны. Похуй, что соль. По_хуй, что ты не мой
По_чему тогда ты не уходишь
Мне так было бы легче

Радостная тревога. Предвкушение и адреналин. Что сейчас размечтаемся и не получится. Когда газуешь и резко нажимаешь на тормоза - начинает укачивать. Крутит живот от неизвестности. Мы так устали жить в не_достатке, что не можем прийти в себя и поверить, что возможно по-другому. Настолько срослись с этой фоновой тревогой, что отделить её от себя кажется чем-то невозможным. Как расстаться с частью себя.

Это я про себя скорее, чем про него. Ведь эта тревога со мной с самого детства, когда я не верила, что доживу до 30. Когда не представляла себя свободной. Когда не было во мне ни фундамента, ни подпола.

И сейчас мне страшно. Ведь если эту тревогу убрать, что останется? Какая я без неё? Хотелось бы это узнать.