Май благоухает

сакура в цвету

гейша пишет хокку

своему коту

 

Травка зеленеет

яблони в цвету

до чего ж люблю я

эту хуету

 

Опять весна в дверном проеме

и транспаранты ир труд ма

и я с воздушными шарами

в пивной под столиком стою

Ты как май прекрасна

Как дитя светла

Но меня смущают

Ступа и метла

Мне было 18 лет, когда волею судьбы или случая в конце августа я оказался в Атлантическом океане, близ экватора, матросом 2 класса на рыболовном суденышке "Виллис Лацис". Судно было приписано в порту города Риги. 

 

Все таки наша отдельная цивилизация, да и сами мы, не смотря на старания подлых ренегатов от науки и националпредателей от философии, так и остались совершенно неиспорченными в интеллектуальном отношении, девственными в эпистемологическом и не слишком развитыми физически. (В этом месте лектор нервно лязгает зубами и чешет левой ногой за ухом.) Но задачи поставленные перед нами партией, богом и правительством никто не отменял. Надо спасать соседей от беды, Европу от заката, мир от геев ну или хотябы найти какое-нибудь правдоподобное оправдание всеобщему упадку экономики, морали и других сапфирово-бриллиантовых ценностей, столь дорогих сердцу каждого, кто находится в списоке богатеев из рейтинга Форбс.. 

 

Возможно, после победы, мы могли бы в принципе придать миру подобие длительности, обеспечить некое подобие будущего.

 

Однако сами мы все делаем так неловко, шиворот навыворот, что взвалив на свои плечи подобную миссию, сделаем ее с точностью до наоборот и все навеки испортим окончательно.

 

Трудно, будучи русским, или , научно говоря, принадлежать нации, чей собственный апокалипсис - является простым фактом ее личной истории, пережитым моментом длящегося прошлого - сочинять рецепты спасения для тех, кто только начал опрокидываться в грядущее...

 

Миру мурр. 

Из рассказов Алексея Германа про Юрия Никулина:

Юрий Никулин в Великую отечественную воевал артиллеристом. Пушки были огромные и таскали их лошади. Десяток артиллерийских с выпирающими наружу ребрами кляч. По законам вселенской гармонии и космического соответствия солдаты из обслуги тоже были скелетоподобными, с выпирающими ребрами, вечно голодными доходягами

 

От постоянного недоедания у большинства бойцов в артиллерийском расчете развивалась куриная слепота. С наступлением сумерек люди переставали что-либо видеть. Так вот, каждому такому слепому подразделению придавался один зрячий боец из сытых. Он наводил пушку на цель. Управлялся с нехитрыми приборами.

 

Остальных строили цепочкой и по ней из рук в руки передавали снаряды. Трудились бойцы наощупь, по голосу.

 

Что же, блят, за страна?

И что это за люди?

Володя Бибихин конечно же удивительный был человек.  Мог философствовать там, где философия практически не возможна.

 

Представил себе, чтобы он сказал, прочтя мою максиму. 

 

Представил, застыдился и вспомнил, как познакомился с ним в начале 90-х. Володя принес в издательство рукопись Макария Египетского, переведенную им с арамейского. Передавая мне текст, чуть заикаясь, вдыхая слова сказал: " Ну я не знаю,- только, кому это сейчас надо...?"

 

Теперь сомневаюсь, что именно это он сказал насчет своей рукописи. Все таки мне было 29 лет, а в таком возрасте много не запоминаешь. Сейчас написал про Владимира Вениаминовича и думаю, что это он говорил не про Макария Египетского, а о своем переводе "Бытия и времени" Мартина нашего Хайдеггера....

 

Миру мурр..

Время - это отличие предмета от самого себя. 

Отличие себя от самого себя есть время. 

А еще существует пространство. Пространство - это отличие предмета от другого предмета без введения различения - каковы предметы и какие у них стороны.

 

И если ты это понял, значит случилось чудо. Чудо не время и не пространство.

Алексей Федорович Лосев пишет: - Чудо есть личность. А личность - это  распростертое в меоне мыслящее тело. Лосев говорит: космос и личность - одно и то же. Одно и то же быть и существовать, потому что ты обречен простираться в окружающем тебя бесконечном холоде. И в том месте где ты есть, считает Лосев, ничего больше нет.

 

Это лосевское "ничего" или - меон - по гречески, наводит ужас на тех, кто читает или перечитывает его Философию имени или Диалектику мифа.

 

Однако, сегодня под утро, когда я перевернул последнюю страницу Диалектики я подумал, что трава не обязана быть зеленой, а Вселенная не пуста, беспощадна и безгранична, а уютна и драгоценна. И что в меоне, в его безжизненном холоде спрятана сверкающая сеть Индры.

 

Не понимаю откуда, но вдруг на короткое время вернулись слепые и расплывчатые детские ощущения, когда ты словно безымянный ангел, спрятавшись под своими не имеющими возраста крыльями наблюдаешь с земли движение звезд и облаков под ними. Но ленивые философы не такие сильные люди, какими кажутся. У них всё то сейчас, то завтра, то плюс на минус, то минус на плюс. И от здоровой уверенности до нездоровой самоуверенности у нах один шаг вперед два шага назад. Но вероятно это единственный способ сохранить свой рассудок, пока мир вокруг всеобщими стараниями разваливается на куски. 

 

Зато ты теперь точно знаешь, что вражда разъединяет, а любовь собирает. Ведь любовь - это специфическая способность выживать там, где выжить не представляется возможным, и которая позволяет нам по прежнему быть на дневной стороне космического приключения жизни и держаться на плаву, медленно дрейфуя в сторону недалёкого горизонта событий...

Прямо с утра перечитывал "Нарушенные завещания" Кундеры (С-Пб,"Азбука", 2004). В третьей части книжки, озаглавленной Импровизация в честь Стравинского снова нашел небольшой пассаж посвященный двум московским концертам Глена Гульда, которые случились в 1957. Те самые, когда в первый день был полупустой зал, а на второй - конная милиция и толпы москвичей у входа в БЗК. Снова покоробила идеологическая наивность и убожество. Всего то пара скукоженных абзацев, а мне уже стыдно и неуютно. даже знаки препинания кажутся бездарными.

Переворачиваю страницу, потому что знаю что будет дальше и предвкушаю. И да - вот они абсолютно гениальные строки про Искусство фуги Баха - возможно самые нежные, глубокие и неожиданные слова из тех, что были про  него написаны: все уместно Шёнберг, Герман Шрехерн, Веберн, Бах, Палестрина...

 

И вот  уже радуюсь вместе с писателем, даже неумело мычу цитатку - знаменитую тему - "ре - ля - фа - до" - и прочитанное ранее уже не помеха...

 

Собственно, в этом весь Милан Кундера.

 

Миру мурр