знаешь, как холодно тут теперь?Там, где было горячее Ада. На полу, корчась от боли и озноба - вспоминал тебя. В мучительном бреду, прикусывая язык зубовной дрожью, жуя губы до крови. Думал про твои руки. Горячие, сухие ладони на влажной коже, рваные поцелуи, игривые и злые укусы, сладко до мёда во рту. Казалось, что ты все время за спиной, издеваешься, дышишь надрывно на ухо, ощущение твоих губ на мочке. Знобит.
Если зажмуриться сильно - во вспышках под веками можно разглядеть блеск твоих глав в темноте комнаты. Обсидианы искрятся под россыпью звезд, вулканический жар, привкус металла и сладости нектара. Твоя кожа - как медовуха - сладко-горькая, твой запах увлекает на болота в осеннем лесу, в туман, зеленую и землистую сырость, с пряной ноткой у линии волос на шее. Каждый кусочек металла в коже позвякивает и дразнит, твои пальцы, мои зубы. Внутри живого тела - обжигает, снаружи ранит холодом. Нам хотелось быть ближе, еще ближе, кожа - только препятствие, нужно глубже и горячее, еще и еще, и не превзойти расстояние между атомами, частицами, вот бы слиться вспышками света. Вспышки. Мерцают перед глазами от боли, мучительно.
Слюна, кровь, прочие соки, хотели слиться как 2 галактики, перемешаться, коснуться там, где никому другому не дотянуться. Синяки и царапины от твоих губ и пальцев, священные метки, но эфемерные. Хотелось так страстно, что ударялись случайно зубами, резали языки, кусались ненароком. но не останавливались, никто не хотел меньшего. Никому не понять, как хотелось.
Знаешь, тут теперь холодно. Так холодно, до дрожи, до тяжести в груди, до онемения пальцев. Трудно рассмотреть контуры через влагу в глазах, трудно учуять, когда ледяной воздух с каждым коротким вздохом режет дыхательные пути. И Больно, больно внутри, словно жук-чревоточец прогрызает путь в костях. словно внутренние органы скручивает, сдавливает, железные обручи на лёгких. Словно дрелью в суставы, словно лезвием по оголённой плоти, нежной, невинной. Больно. И так усыпляюще-холодно.
Твоя любовь - как поздняя осень. Молчаливая и холодная. Пасмурная и дождливая. Так рано темнеет...
Твоя любовь - как поздняя осень. Тихая, вкрадчивая, непоказная. Только моя, на кончиках пальцев, шепотом на губах. Холодная, без горячих слов и огня в глазах, но лезвие прямых долгих взглядов проникает в самое нутро, пока слова дрейфуют по поверхности. Твоё дыхание пробегает моими мурашками по коже, закрываю глаза, быстро темнеет. Так рано темнеет, и я тороплюсь домой, скорее согреться в твоих объятиях. Рано темнеет, и мы скорее забираемся под одеяло, так близко, и еще ближе, глубже. Потом ты заваришь чаю, поздняя осень такая немноголюдная, и я наслаждаюсь всеми часами с тобою. Только мы здесь. Ты редко улыбаешься, но так ценно и часто - мне.
Твоя любовь - как поздняя осень. Время, когда так хорошо быть наедине, в тишине, в темноте. Так уютно кутаться в одеяло, делиться теплом, говорить в пол-голоса. Просто лежать на полу, голова к голове, и каждый из нас положив голову на плечо друг к другу - смотрит на блики и линии света на потолке. В полутьме я протягиваю свои пальцы, скольжу по твоему лицу, губам, тепло, мне так нравится. Каждая линия, неровности, текстуры, если бы я ослеп, никогда не забыл бы. И каждый поцелуй в вечерней темноте так много весит, в голове музыка, каждое наше движение - словно два зачарованных зверя танцуют под звездами.
Твоя любовь - как поздняя осень. Я так люблю прикосновения и объятия, ты напрягаешься, стоит коснуться тебя при свете. Ты так часто молчишь, мне начинает казаться порой, что я говорю так много. Ты так легко ощетиниваешься, вспыхиваешь. Ворох осенней сухой листвы, а я та спичка. Иногда ты так застываешь, глядя куда-то так далеко от меня. Мне хочется искусать твои пальцы и губы, а ты искусай мои плечи и шею. Голодный зверь в опустевшем лесу. И почему даже твои пальцы такие холодные, словно поздней осенью без перчаток вечно. Мне иногда так холодно от тебя. Холодно, хоть я и знаю, если я достучусь, там, внутри - ты откроешь дверь в теплую комнату, скажешь мне: С Возвращением. Укутаешь меня в теплое одеяло, согреешь мои заиндевелые губы, озябшие пальцы, остывающее сердце. Но иногда я боюсь. Заблудиться в осеннем лесу, не найти той двери. Замерзнуть насмерть, потеряться, ведь так рано темнеет. И еще, знаешь. Так страшно знать, что за осенью всегда наступает зима.
Я никогда не любил позднюю осень. Не любил холод и пасмурную погоду. Но, знаешь, мне бы так не хотелось, чтобы эта поздняя осень кончалась. Потому что люблю изучать твой красивый профиль, когда ты застываешь, глядя куда-то непознаваемо-далеко. Люблю говорить все, что приходит на ум, знать, что ты слушаешь. Вздрагивать от твоих таких холодных пальцев, под одеждой, где моя кожа такая горячая. И мне так нравится, что я один так легко вывожу тебя, а когда куча из листьев гнева быстро сгорает - ты часто дышишь мне на ухо, так горячо и, знаешь, даже твой взгляд такой теплый. И я понимаю сильнее, что не хочу отпускать тебя из объятий, от себя, никогда вовсе. А еще - я люблю в темноте, под звуки вечерних автомобилей и глухих голосов соседей - на ощупь изучать твои губы, раковины ушей, родинки. Профиль, ключицы, всё это. И принадлежать только друг другу.
Я так хочу... так хочу полюбить позднюю осень. Но я не уверен, смогу ли я.
Давай поиграем в игру. Я обещаю, она не будет стоить свечь. базовые инстинкты против разрядов души. Мы начнем с притворства, затем поменяемся ролями. Я начну с роли хищника. Протяну к твоим горячим губам немного себя ребром ладони. Кусай крепко, почувствуй напряжение в мышцах, суставы моих пальцев. Пока я целую твои ключицы, пока я вдыхаю твоей теплой кожи. Я лишь усмехнусь, не проливая ни капли металлического дождя. Но обман будет длиться не долго, лишь до тех пор, пока тебе не надоест. Или до тех пор, пока простыни под нами не остынут, пропитавшись. Я лишь хочу, чтобы эта игра длилась вечно. Ты хочешь, чтобы все это была не игра.
И пока моя вторая рука будет скользить по твоим горячим топографическим точкам, изгибам, родинкам, клавишам рёбер. И пока мои губы будут жадно изучать твой вкус, пока моё сбитое дыхание будет обжигать твою шею. Пожалуйста, сжимай свои зубы на моей руке крепче, чтобы я мог забыть. Пока одна твоя рука сжимает добела пальцами уголок подушки, чтобы я мог не помнить. Как вторая твоя рука крепко сжимает рукоятку лезвия, уже теплого, раскаленного будто бы внутри меня. И проворачивая медленно рукоятку, ты будешь хотеть чтобы я не играл. А я буду хотеть чтобы эта игра продолжалась вечно. И пусть мы начали с притворства, затем мы обменяем роли. Но все же сжимай свои зубы крепче. Базовые инстинкты.
я правда ощущал себя так - словно это меня вдруг не стало в твоем мире. Я не верил, отрицал, я спрашивал у всех, у кого мог - правда ли это. И когда убедился - меня вдруг как оглушило. Я был на работе, был уже вечер. А я мог только смотреть перед собой. В голове, впервые за долгие годы, вдруг стало так тихо, так пусто. Я пытался осознать, но каждый раз как будто коллапсировал внутри себя, и начинал по-новой. От пустоты внутри появлялось тянущее ощущение, мне казалось - ты еще так реален - что я вот-вот снова смогу на тебя взглянуть. Но это был свет уже погасшей звезды, и только.
Однако, в моем мире - я не мог материализовать порядок, где тебя больше бы не было. И даже сейчас, спустя много месяцев - думаю об этом, и чувствую себя невыразимо странно. Я помню, как тогда, давно - я был куда моложе, я не смог приехать на похороны к А., потому что я даже допустить не хотел возможности его... "отсутствия" в моем мире. И как потом видел его всюду и ощущал его, и чувствовал запах, слышал шепот... Не отпускал его совершенно. Кажется, и до сих пор так. Но факт твоей смерти мне показался еще более нереальным. В тебе было столько жизни, во мне было столько мыслей о тебе.
И я не мог ни с кем о тебе поговорить. Меня злили попытки. Мне перекрывало сразу глотку. Я голос терял сразу. И первые дни я даже не мог толком о тебе что-то думать, меня сразу глушило. А потом... - от А. у меня остались фото, шрамы, вещи. А от тебя фото и записи твоего голоса. И я скажу - эти записи голоса - страшнее всего, пожалуй. Как можно поверить, что кто-то умер, когда вот он, его голос из динамика, такой живой и обычный. И видеозаписи короткие в сообщениях... В какой-то момент - я туда рухнул с головой...
Теперь - теперь я могу сказать что-то тебе. Или о тебе. Хоть меня еще душат слезы. И я еще жду тебя во снах. Но я уже могу говорить с кем-то о тебе вслух. И мне очень хотелось написать тебе что-то. Что-то вроде глупого письма. Письма на ту сторону.
Прости меня, что тогда я закрыл глаза. Мне кажется, я МОГ остаться там с тобою.
Ты просишь не закрывать глаза. Твои ладони касаются моего лица, моего оголенного сердца. Твой голос струится внутрь, терпкий, игриво-бархатный... Но туманное зимнее солнце нещадно баюкает меня. Я смыкаю веки лишь на миг, и ...
Я закрыл глаза лишь на миг. И когда я закрывал их - я еще мог ощущать тебя, чувствовать все до последнего атома темной материи между нами. И ты был живым. Теплым. Реальным. И солнце ласково соприкасалось с моей кожей, и звуки жили в моих ушах трелями и перезвонами. И я позволил себе закрыть глаза лишь на миг... А когда я открыл их - мой личный список мертвецов пополнился. Солнце село, сумерки окутали каждый миллиметр пространства, даже внутри меня. В моих скулящих объятиях осыпАлись воспоминания о тебе, и было так совершенно зябко, беззвучно в мире. Я сидел и смотрел на свои пустеющие ладони, сквозь пальцы меня покидала последняя пыльца твоего присутствия. Я тоже взвыл. Сначала одними лишь мыслями. А затем - вязким собачьим воем я огласил тускнеющее пространство вокруг.
Это было похоже на резкий и внезапный удар ножом, со спины, ровнёхонько между рёбер. И я не поверил сначала. Все обманывался, надеялся, это злая шутка, чья-то ошибка, нелепость, случайность, да что угодно в этом чертовом Сером Мире, но только не истина. Я еще мог дышать твоим запахом, я все еще слышал твой голос и, мог поклясться, чувствовал остатки живого тепла... Но реальность. Реальность - скалы, о которые так легко разбиться вдребезги. Горечь на языке, которая расползается, обездвиживает мысли, надежды. Кто из нас, раненных прежде, стал бы оспаривать это ее свойство...
Ты просил не закрывать глаза, там, в моем болезненном сне. Жена Лота не должна была обернуться. И вот я ошибся... Но разве не все ошибаются? Разве не в нашей, нечИстивой породе - вшита эта белая нить - о ш и б а т ь с я ? Разве не в том благость - прощать ошибки, допущенные по слабости и без злого умысла? Не мог бы ты?..Милый мой друг... Но склизкая, зловонная и бесцветная - реальность уже заструилась в меня через глаза. Скользила под веки, просачивалась к моему разуму. Ледяная, обжигающая, неправильная. Голодная до меня.
_____
Ты просишь не закрывать глаза, роняя искрящиеся влажные капли на его лицо, на свои руки, тянешь к себе, кутаешь в тепло объятий, просишь остаться с тобой, не закрывать глаза, не поддаваться соблазну баюкающей темноты. Тусклое солнце влажно бликует в его зрачках, фокус все время теряется в них, он улыбается, но уже не тебе, уже куда-то дальше, глубже, как-то иначе, легче. Ты умоляешь - не закрывай глаза, останься со мной. Пальцы в исступлении и до бела впиваются в вялые плечи. Не закрывай глаза, останься. И собственный голос кажется ломким льдом, тусклым янтарным солнцем, блекнущим от безысходности. Ты обнимаешь крепче, словно можно нарушить законы физики и соприкоснуться на атомарном уровне...
"Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом"