7 утра и аэропорт. В Риге прохладно в конце января, лежит снег. Я замёрз. Мне холодно и мне улетать. Лететь через Альпы, на высоте …тысяч метров. Там будет ещё холоднее. Багаж, билеты, паспорта, в Европе больше нет границ, если тебе посчастливилось оказаться с нужной стороны, как мне. Всё, что я должен сделать – улететь.

В самолётах я люблю сидеть у окна. Я люблю смотреть на небо. Оно всегда одинаковое – синее, иногда тёмно синее, почти чёрное, когда поднимаешься высоко, но оно мне нравится. В его мерной жизни с облаками есть что-то приторно-умиротворяющее. Странно, от чего люди поместили богов и ангелов на небо, если они никогда не видели облаков в такой близи. Разве что, им рассказали горцы о том, кто может жить наверху.

В самолёте, справа от меня, спереди и сзади сидели люди, женщины и мужчины, дети, старики, стюардессы знакомили с правилами безопасности тех, кто ещё ни разу не летал. Интересно, многим ли людям маски и жилеты спасли жизнь? Мне всегда казалось, что удачно упасть на самолёте невозможно. Авиабилеты «туда-и-обратно» - это бесстыдное жульничество, придуманное авиакомпаниями. Откуда им знать, рухнет или нет самолёт? А если ты разбился, когда летел куда-то, разве ты захочешь снова пользоваться их услугами? После авиакатастрофы я бы предпочёл возвращаться на поезде.

Меня всегда удивляло, куда улетают люди из Риги. Зачем? Почему им не сидится в этом немного промокшем, но очень уютном городке? Что заставляет группу совсем незнакомых людей собираться на пару часов вместе, чтобы потом опять разбежаться навсегда? Всё это странно. Куда летит эта женщина, ещё не пожилая, но с разлитой по лицу усталостью? А вот тот ребёнок, который никак не может успокоиться рядом с матерью и требует внимания? Или спокойно спящий дед на третьем ряду, морщинам которого позавидовали бы строители каналов в Древнем Египте?

И это отражение в зеркале – оно тоже хочет что-то найти. В незнакомом месте, где его никто не ждёт, и ждут все, в городе, построенном на воде, одной из сказок средневековья. Что нас заставляет искать встреч со стариной, через картины и книги заглядывать в души ушедших, и давно успокоившихся людей? Итальянцы эпох возрождения, первооткрыватели неизвестных дорог, декабристы – мятежные души, мятежники духа, называйте их как хотите, но они давным-давно успокоились. Их больше не прельщает свобода, они превратились в самых жалких узников на земле – узников смерти. К счастью, это никогда не постигнет нас, мы живы. Другое дело, что когда-нибудь мы умрём, тогда мой череп у смерти в кладовой, будет скалиться какому-нибудь итальянскому поэту XIV века. Тогда я сравняюсь в величии и с Данте, и с Колумбом – черепа скалятся одинаково – одинаково мёртво.

Разделять мир на мёртвых и живых – это очень умно. Но глупо выгонять из него тех, кто уже умер. Стоит прочертить две чёткие грани – «до» и «после» жизни, и не говорить о прошедшем, как о мёртвом. Мёртвое – мертво, а то, что когда-то жило, обитает и по сей день среди живых.

Самолёт проваливается в облака. Человек проваливается в мысли. Мой внутренний мир состоит из таких вот облаков, которые постоянно смещаются, растворяются и снова возникают из ниоткуда. Мысли – стадо сумасшедших овец на просторах австралийских степей.