21.07.1992г.

На следующее утро, в начале одиннадцатого, я услышала подъезжающую машину и вышла за ворота. К дому подъехала Глебкина «шестерка» с бабушкой на переднем сидении. Судя по внешнему виду автомобиля, мыли его последний раз с полгода назад, но водителя это нимало не смущало. Мотор смолк, вокруг снова стало тихо. Из-за руля вылез заспанный Глеб. Его лицо напоминало морду плюшевого медведя – он не спал вторые сутки. Довольная бабушка не торопясь выбралась с сумками, наполненными продуктами.
- Кто раньше встает, тому бог дает, - поздоровалась она со мной и скрылась на кухню.
- А бог нам сегодня послал краски с рынка и работы до обеда, - проворчал Глеб и начал доставать из багажника банки с эмалью.
- Какой еще работы? – недовольно протянула я.
- С тобой разговор особый будет. Ушла, значит, вчера, ужин не приготовила… - начал он во здравие, - …а вообще нам сегодня пол в кухне и коридоре докрасить нужно. Месяц уже красим. Так что будешь помогать.
Он ушел в дом с банками, я отправилась умываться. Посреди огорода стояла чугунная ванна с водой для капризных огурцов. Я опустилась перед ней, положила руки на края. Вода отражала яркое солнце и невесомые облака. Едва покачиваясь от легкой ряби ветерка, они затягивали мое сознание в искривленное пространство. В какой-то полудреме меня опять уносило во вчерашний вечер: губы снова ощущали вкус поцелуев, спина – Димкины ладони. Время закручивалось спиралью, стремясь вырулить из одной точки. Словно попало в лунку, которых не так много расставлено на поле жизни. Это сбивало с толку и мучило единственным вопросом: что я буду делать с этим притяжением дальше, когда лето пройдет?
Внезапный всплеск вывел меня из полукоматозного состояния. Выловив из воды огрызок яблока, я запустила его опять в Глеба.
- Сидит, улыбается, - увернулся он, - мечтает о поклонниках!
Умывшись прохладной водой и стряхнув с себя остатки сна, я пошла в дом. На кухне уже вовсю кипела хаотичная возня: Лешка с Вовкой выносили холодильник, кошки путались у них под ногами, бабушка снимала с огня гречневую кашу. Я подогрела в ковшике вечернее молоко, нарезала хлеб. Перекусив в зале, мы взялись за уборку. Сегодня со временем считались все, поэтому кухню и коридор расчищали молниеносно.
Ремонт в нашем доме – это целый ритуал. Началось все вполне традиционно. Бабушка важно достала из комода особую, приготовленную только для домашних забот, одежду. В старых отглаженных штанах и застиранных белых рубашках с длинными рукавами, ни одна из которых не подошла по размеру, мы были неотразимы. Это зрелище было бы сложно представить, даже если очень задержать пьяного костюмера перед спектаклем. Лешка первым схватил белую рубашку в мелкий розовый цветок и с трудом натянул ее на широкие плечи. Заканчиваясь гораздо выше запястья, рукав давал простор пятерне размером с хоккейную перчатку. Частые пуговки он не стал застегивать вовсе, так что вид на огромные штаны, подтянутые на животе бельевой веревкой, открывался без лишних усилий. Он ни в какую не соглашался поменяться рубашкой со мной, хотя в своей я была как бесформенная снежная гора – в миниатюре, - у которой неожиданно выросли ноги. Я закатала до самого плеча рукава, освободив руки до локтей. Длинные полы завязала двумя узлами на талии.
Пока мы, сбившись в кучу, обсуждали и разглядывали одежду друг на друге, Глеб выпроводил бабушку и появился в проеме двери с краской и кисточками.
- Лыжню! – громогласно распорядился он. Мы пропустили его в центр кухни. – Значит, так. Леха красит коридор, - он вручил брату кисть. – Мы с Вовчиком – кухню. Ты, - обратился ко мне, - считаешь, сколько половиц остались не выкрашенными. Все, погнали.
- …Говно по трубам, - закончил, по своему обыкновению, Лешка речь брата, нагнулся за краской. Бывшая женская блузка не выдержала настоящего мужского напора и жалобно затрещала, обнажив его спину до самого воротничка.
- Порвать и отдать меньшевикам, - захохотал на весь дом Вовка, открывая краску. – А теперь попробуй с Нюськи снять нормальную рубаху.
- В самом деле, - пробубнил Лешка, - Нюсь, я согласен. Давай меняться. К тому же эта рубаха – женская: на ней цветуёчки, видишь?
Вовка обмакнул кисточку в краску, секунду подумал, подошел к Лешке и ляпнул на пострадавшую блузку коричневым цветом.
- Хорош ржать! – прикрикнул он на остальных. - Трех цветков уже нет. Она почти мужская. Пошли красить!
Перекидываясь плоскими шутками, братья принялись за работу. От нечего делать я пошла в огород пропалывать грядки. Земля молчаливо принимала мои пальцы, забирая через них всю суету. Смех над братьями и утренние переживания утекали, словно крупицы песчаных часов. Наверное, она так освобождает от лишнего груза любое существо, что касается ее своей кожей. Увы, я редко снимаю обувь или прикладываюсь руками к земле. Через пару минут мысли совсем покинули голову, я стала полой. Устав после четырех грядок помидоров, уселась на колени, опустила ладони на подсушенные комья и прислушалась к ним. Нагревшись от яркого солнца, словно живые, они отдавали свое тепло. Я физически почувствовала, как наполняюсь земной энергией, силой покоя. Или бескрайней свободой – где нет ничего. Ни стона будильника по утрам, ни экзаменов, что засасывают время огромными пластами. Ни галереи масок для жизни – той, где фальшь правит бал. Компетентная студентка. Трудолюбивая дочь. Страстная подружка. Все просачивалось через ладони вниз. Осталось одно: тепло, плеснувшее с солнца через меня на землю. Я – часть ее. Она меня пригрела.
Сидя с закрытым глазами, я расслабилась, давая отдых непривыкшим к труду мышцам.
- Эй, ты что так плотно к медитации приступила? – гаркнул над самым ухом Глеб. – Мы все сделали. На обед что-нибудь съедобного приготовь, - попросил он. – Позовешь, если что. Мы пока в гараже будем.
- Ладно, - послушно ответила я и поспешила резать для них салат.
- Да, кстати, - обернулся он. - В дом до вечера не входи. Всю одежду я в баню отнес, имей в виду.
После полевого обеда – мы ели на разделочном столике, где обычно чистилась картошка и перебирались ягоды, - я помыла посуду и растянулась на крыше бани. Она была идеальным местом для загара. Солнце пригревало все сильнее, и я не заметила, как уснула.