Когда проснулась, время шло уже к вечеру. Раскидистые яблони наполовину потеряли сочную яркость зелени в длинной тени дома. Я глянула на часы: без пятнадцати шесть! Быстро свернув покрывало, спустилась в баню. Времени на то, чтобы греть воду, не оставалось. Я намылила мочалку, растерла горячее тело. Зачерпнула в огромном чане холодной воды и вылила весь ковш на себя. От резкой смены температуры зашлось дыхание. Накинутое махровое полотенце тепла не дало. Тут же у ворот тревожно залаяла собака. Я нырнула в желтую трикотажную майку, натянула трусы и короткую бордовую юбку. Тесно облегая грудь, майка чуть согревала. Но соски все равно были твердые и возмущенно торчали сквозь нее. Выскочив на улицу, я налетела на Диму: он только хотел зайти.
- Приветик, - растерялся он от неожиданности. Смерил меня взглядом с ног до головы, споткнулся на груди. – Ты что такая возбужденная? Куда бежишь?
- В беседку, - засмеялась я.
- Не захватишь с собой? – спросил он, обнял за талию и притянул к себе.
- Какой смысл быть там без тебя, - выдохнула я, заглянув в его глаза. Одарив меня потерянной улыбкой, он отвел взгляд в сторону.
Разглядывая дома и проезжающие машины, мы отправились гулять по улицам деревни. С первыми сумерками дошли до беседки. Васильки снизу равнодушно смотрели на нас, за прозрачными сосновыми посадками мчались мимо тяжелые грузовики. Я легонько толкнула Диму на скамью, забралась к нему на колени.
- Поцелуй меня, - прошептала слова, которые повторяла про себя целый день.
Он прикоснулся ко мне губами, подумал и сказал:
- А не боишься, что на меня подсядешь?
- В смысле? – не поняла я.
Он провел рукой по лицу, словно снимая с него паутину:
- Ну… не боишься влюбиться? Понимаешь, я ведь сегодня здесь, с тобой, завтра – там, в Москве… А ты, мне кажется, немного без тормозов… - он замолчал, подбирая слова.
Я натянуто расхохоталась:
- Солнце моё, я тебя прекрасно понимаю. Этим делом я уже переболела.
- Не понял?..
- Я говорю о любви. Думаю, она очень похожа на ветрянку. Как ни крути – болеть придется в любом случае. Чтобы получить иммунитет на остальную жизнь. Лучше, если это произойдет раньше. Как известно, - я небрежно провела ладонью по его щеке, - в сознательном возрасте болезнь протекает тяжелее.
- И в каком возрасте ты переболела? – спросил он, глядя куда-то вправо.
- В четырнадцать лет, - вспомнила я. – Он был взрослый и непонятный. Я встречалась с ним десять дней в году. Остальное время ждала и болела этим ожиданием. Очень неприятная штука. Потом все как-то само собой остыло, охладело. И теперь, - я посмотрела на Диму в упор, - как только начинаю чувствовать любовь вот здесь, - коснулась пальцами к его груди, - тут же всплывает та боль и просто убивает очередное влечение. Потому что я знаю, что бывает потом. Вот так.
Я встала, подошла к перилам. Дима сидел не шелохнувшись. Опустил голову и что-то рассматривал на полу. Не заметив никакой реакции, я решила повторить только что сказанное другими словами:
- Так что можешь за меня не волноваться. Я с тобой просто развлекаюсь. Как с Ильей. Моя душа отдыхает мимо.
- Здорово, - уныло похвалил он.
Между нами повисла гробовая тишина. Казалось, даже птицы замолчали именно в эту минуту, и шумные грузовики приостановили возле моста свое движение, растаяв во мраке. А я смотрела на него и никак не могла оторвать взгляда от легкой виноватой улыбки. Может, догадается, что я жду, и возразит мне? Нет, он сидел и молчал. Осталось пустое место, дырка во времени – и больше ничего. Стремясь заполнить ее, я торопливо спросила:
- А ты? Когда с тобой случилась первая любовь?
- В семнадцать я переспал с женщиной, - он пожал плечами. - Очень понравилось, хотя чувствовал себя полным дураком. Или ей так хотелось, чтобы я чувствовал.
Мне вдруг стало его до слез жалко, не знаю почему. Я села к нему на колени, положила руки на плечи. Он затих. Запустила пальцы в волосы, склонилась к шее и попробовала кожу возле уха губами. Он медленно повернулся ко мне и прикрыл глаза. Мой язык прошел по его полуоткрытым губам, он обнял меня и придвинул ближе. Снисходительно подарил поцелуй. Потом еще. Мы вошли в ритм и бесконечно долго ласкали друг друга. Сначала робко, осторожно, потом все сильнее, требовательнее. Где-то в районе живота росло удовольствие, передавалось Диме и продолжалось в нем.
Одна его рука скользнула под мою кофточку. Я резко отодвинулась. Братья сразу получали по физиономии за такие шутки.
- Ну что ты такая дикая, - упрекнул он меня, тяжело дыша, и попытался снова прижать к себе.
- Я не дикая. Обычная.
- Ань, ты какая-то… холодная, что ли… Я ж ничего криминального не делаю, что ты нервничаешь? Я просто хочу сделать тебе приятно.
- Если бы ты хотел… - я замолчала, потеряв мысль. То, что говорил он, было вполне логично. Но я чувствовала, что сейчас разговаривать, а тем более спорить со мной было просто нельзя, - с тем же успехом можно было убеждать радиоприемник. – Если бы ты хотел, то понял бы, что мне это противно. Животное!
Я захлопнула рот и Читать далее...

21.07.1992г.

На следующее утро, в начале одиннадцатого, я услышала подъезжающую машину и вышла за ворота. К дому подъехала Глебкина «шестерка» с бабушкой на переднем сидении. Судя по внешнему виду автомобиля, мыли его последний раз с полгода назад, но водителя это нимало не смущало. Мотор смолк, вокруг снова стало тихо. Из-за руля вылез заспанный Глеб. Его лицо напоминало морду плюшевого медведя – он не спал вторые сутки. Довольная бабушка не торопясь выбралась с сумками, наполненными продуктами.
- Кто раньше встает, тому бог дает, - поздоровалась она со мной и скрылась на кухню.
- А бог нам сегодня послал краски с рынка и работы до обеда, - проворчал Глеб и начал доставать из багажника банки с эмалью.
- Какой еще работы? – недовольно протянула я.
- С тобой разговор особый будет. Ушла, значит, вчера, ужин не приготовила… - начал он во здравие, - …а вообще нам сегодня пол в кухне и коридоре докрасить нужно. Месяц уже красим. Так что будешь помогать.
Он ушел в дом с банками, я отправилась умываться. Посреди огорода стояла чугунная ванна с водой для капризных огурцов. Я опустилась перед ней, положила руки на края. Вода отражала яркое солнце и невесомые облака. Едва покачиваясь от легкой ряби ветерка, они затягивали мое сознание в искривленное пространство. В какой-то полудреме меня опять уносило во вчерашний вечер: губы снова ощущали вкус поцелуев, спина – Димкины ладони. Время закручивалось спиралью, стремясь вырулить из одной точки. Словно попало в лунку, которых не так много расставлено на поле жизни. Это сбивало с толку и мучило единственным вопросом: что я буду делать с этим притяжением дальше, когда лето пройдет?
Внезапный всплеск вывел меня из полукоматозного состояния. Выловив из воды огрызок яблока, я запустила его опять в Глеба.
- Сидит, улыбается, - увернулся он, - мечтает о поклонниках!
Умывшись прохладной водой и стряхнув с себя остатки сна, я пошла в дом. На кухне уже вовсю кипела хаотичная возня: Лешка с Вовкой выносили холодильник, кошки путались у них под ногами, бабушка снимала с огня гречневую кашу. Я подогрела в ковшике вечернее молоко, нарезала хлеб. Перекусив в зале, мы взялись за уборку. Сегодня со временем считались все, поэтому кухню и коридор расчищали молниеносно.
Ремонт в нашем доме – это целый ритуал. Началось все вполне традиционно. Бабушка важно достала из комода особую, приготовленную только для домашних забот, одежду. В старых отглаженных штанах и застиранных белых рубашках с длинными рукавами, ни одна из которых не подошла по размеру, мы были неотразимы. Это зрелище было бы сложно представить, даже если очень задержать пьяного костюмера перед спектаклем. Лешка первым схватил белую рубашку в мелкий розовый цветок и с трудом натянул ее на широкие плечи. Заканчиваясь гораздо выше запястья, рукав давал простор пятерне размером с хоккейную перчатку. Частые пуговки он не стал застегивать вовсе, так что вид на огромные штаны, подтянутые на животе бельевой веревкой, открывался без лишних усилий. Он ни в какую не соглашался поменяться рубашкой со мной, хотя в своей я была как бесформенная снежная гора – в миниатюре, - у которой неожиданно выросли ноги. Я закатала до самого плеча рукава, освободив руки до локтей. Длинные полы завязала двумя узлами на талии.
Пока мы, сбившись в кучу, обсуждали и разглядывали одежду друг на друге, Глеб выпроводил бабушку и появился в проеме двери с краской и кисточками.
- Лыжню! – громогласно распорядился он. Мы пропустили его в центр кухни. – Значит, так. Леха красит коридор, - он вручил брату кисть. – Мы с Вовчиком – кухню. Ты, - обратился ко мне, - считаешь, сколько половиц остались не выкрашенными. Все, погнали.
- …Говно по трубам, - закончил, по своему обыкновению, Лешка речь брата, нагнулся за краской. Бывшая женская блузка не выдержала настоящего мужского напора и жалобно затрещала, обнажив его спину до самого воротничка.
- Порвать и отдать меньшевикам, - захохотал на весь дом Вовка, открывая краску. – А теперь попробуй с Нюськи снять нормальную рубаху.
- В самом деле, - пробубнил Лешка, - Нюсь, я согласен. Давай меняться. К тому же эта рубаха – женская: на ней цветуёчки, видишь?
Вовка обмакнул кисточку в краску, секунду подумал, подошел к Лешке и ляпнул на пострадавшую блузку коричневым цветом.
- Хорош ржать! – прикрикнул он на остальных. - Трех цветков уже нет. Она почти мужская. Пошли красить!
Перекидываясь плоскими шутками, братья принялись за работу. От нечего делать я пошла в огород пропалывать грядки. Земля молчаливо принимала мои пальцы, забирая через них всю суету. Смех над братьями и утренние переживания утекали, словно крупицы песчаных часов. Наверное, она так освобождает от лишнего груза любое существо, что касается ее своей кожей. Увы, я редко снимаю обувь или прикладываюсь руками к земле. Через пару минут мысли совсем покинули голову, я стала полой. Устав после четырех грядок помидоров, уселась на колени, опустила ладони на подсушенные комья и прислушалась к ним. Нагревшись от яркого солнца, словно Читать далее...

- Зинка! Чего это ты удумала? Вот я те устрою! Ну-ка марш домой! – надрывалась она, грозя в нашу сторону кулаками.
- Это она тебе? – спросил Дима, облизнув пересохшие губы.
Я соскочила с его колен, перегнулась через перила.
- Меня Анна зовут. Если что, - тихо прошипела ему.
- Вот зараза!!! – не унималась тетка, стараясь перекричать шум реки. – Думаешь, через мост ушла – и мать тебя не найдет?!!
Дима встал, подошел ко мне сзади. Провел руками по спине – от шеи вниз. Кожу покрыли мурашки: так всегда бывает, когда что-то касается моей спины.
- Бесстыжая! Зинка! Кто это там с тобой? Сашка? – перешла на ультразвук Зинкина мамаша. Димка ладонями поехал с моих плеч к локтям. Тоже поставил руки на перила, оказавшись надо мной сверху. Лизнул языком шею сзади. Я повернула голову к плечу. Он прикусил губами на мочку моего уха. – Вот бессовестная! Я сейчас отца найду, пусть он тебя выпорет! – посыпались угрозы на мою голову. Димкин язычок отправился по закоулкам ушной раковины, пока не въехал в самое ухо. У меня перехватило дыхание. Он резко выпрямился, положил руки мне на талию и потянул на себя. – Нет, люди добрые! Вы только посмотрите на них, а?!! – заголосила тетка, прибавив децибел в разы.
- Мамка! – послышалось со стороны деревни. – Ты что ли тут разошлась? – на тропинку, ведущую к реке, на велосипеде выехала пухлая девчонка в открытом сарафане.
Мамка на секунду стихла, по-видимому, наводя в голове порядок. Выхватила из рук дочери какую-то тряпку, замахнулась на нее:
- Вот я те по рылу-то дам!!! Потаскаешься у меня по мужикам-то! Где была? Опять у Сашки? – разошлась она в другом направлении. Спасаясь от тряпки, Зинка вскочила на велосипед и скрылась за поворотом. Вслед за ней, разразившись совсем уж матом, заковыляла резвая мамка.
Расхохотавшись, я повернулась к Димке:
- Я одного не поняла. Почему я-то бесстыжая? Я только стояла у перил. Всем остальным занимался ты.
Улыбнувшись в ответ, он сказал:
- Я еще ничем не занимался, - озорные бесенята искрились в его зрачках, предвещая нескучные времена.
- Дим, - озабоченно произнесла я, игнорируя его настроение, - в самом деле похолодало. Может, пойдем?
- Как хочешь, - нехотя согласился он, и мы отправились обратно в деревню. Он довел меня до ворот, и только тут я вспомнила, что так и не спросила, чем он занимается, есть ли у него там, в Москве, девушка и почему его не было здесь раньше. Я выпалила все это сразу и остановилась, ожидая ответа: так не хотелось, чтобы он опять исчез.
- Я завтра тебе все расскажу, - пообещал он, - если у нас хватит времени. А то уже опять двенадцать часов. Иди, пока твоя бабуля не рассердилась.
Чмокнув в щеку, он улыбнулся, развернул меня к лесу задом, открыл ворота и подтолкнул руками во двор. Двери захлопнулись, вечер закончился. Ночь вступила в свои права.
- Это было сильно, - пробормотала я сама себе, прикоснувшись к уху до сих пор дрожащими пальцами. – Действительно сильно.
И еще раз почесала ухо.

- Привет, Анютик, - обрадовался он мне, когда я вышла.
- Привет, - я взяла его под руку, и мы снова отправились вникуда. – Почему Анютик? Меня так еще никто не называл.
- Я не знаю, - признался он. – Тебе не нравится?
- Я тоже не знаю. Цветок напоминает.
- Разве? По-моему, цветок зовется «Анютины глазки».
- Да нет, я имею в виду василек, - непонятно зачем я спугнула стайку воробьев, рассыпанным горохом то тут то там выглядывающих из придорожной травы..
- Хорошо. Пусть будет цветок. Анютик. – улыбнулся он.
- Кстати, - вспомнила я, - тут недалеко васильковое поле есть. Пойдем покажу.
По правде сказать, это было не поле, а пологий склон к шумной реке, отделявший нашу деревню от соседней. Стянутый ветвистой паутиной низких деревьев, корсет вековых сосен скрывал от посторонних взглядов стыдливую красоту природы. Неброские васильки не были заметны с шумной дороги, о них знали только местные жители. Однако популярностью это место не пользовалось: сюда было крайне неудобно добираться. Заросшая тропка из нашей деревни давно потеряла вразумительное направление – буквально погибала на глазах тех, кто на нее ступал. Наполняя воздух неуловимым страхом оказавшегося при смерти существа, она отбивала всякое желание к каким бы то ни было прогулкам. От соседней же деревни можно было пройти только по мосту, на котором пешеходной зоны не было вовсе. Поэтому мало кто отваживался на смелую попытку соревноваться с огромными грузовиками в ловкости.
В центре василькового поля возвышалась старая беседка и, взмывая в вечернее небо полусгнившими деревянными колоннами, напоминала одинокую каравеллу, истерзанную дикими ветрами и грозными штормами. Из нее хорошо просматривались и цветы, и мост, и ближайшие крестьянские дворы.
Итак, разговаривая обо всем и ни о чем, мы добрались до нее. Встав коленями на скамейку, я свесилась вниз:
- Дим, смотри, какая там красота! – он замер сзади меня, я почувствовала это. – А отсюда, когда смотришь, кажется, что висишь в воздухе: среди васильков внизу речка, а ты, как мотылек, болтаешься в небе, - сказала я, обращаясь к цветам.
Он кивнул и сел рядом, потянув меня к себе на колени. Я снова залилась краской. Медленно повернувшись, уткнулась носом ему в плечо.
- Холодно.
- Как это «холодно»? Двадцать шесть градусов.
- Не знаю. Холодно, и все.
Он развязал свой джемпер, накинул мне на плечи. Задержал руки на спине. Меня отчего-то била мелкая дрожь, и я никак не могла унять ее.
- Плохо себя чувствуешь?
Я мотнула головой. Дело было не в этом.
- Мне страшно.
- Страшно чего?
- Не знаю. А тебе не страшно? – спросила я, следя за движением его губ.
- Нет, я бесстрашный, - пошутил он, улыбнувшись только глазами.
Я помолчала, взвешивая каждое следующее слово.
- Поцелуй меня, - зачем-то выдал мой рот взамен речи о красоте сибирской природы.
Я подняла на него глаза. Дима был совсем близко, прямой взгляд ласково гладил мои волосы. Время снова замерло. Как на замедленной кинопленке, его лицо наехало еще ближе. Чувственные губы коснулись моих. Потрогали верхнюю губу. Притихли в ожидании. Еще раз чуть сдавили.
Немного откинув голову, он хрипло спросил:
- Ты ни разу не целовалась? …У тебя это первый раз? – попытался он смягчить вопрос.
- Почему же, - я пожала плечами. – Просто оцениваю, как у тебя получается.
- Ну и?.. – насмешливо спросил он.
- А как ты первый раз целовался? – вместо ответа спросила я.
Дима на минуту задумался. Словно легкая тень забрала его на мгновение, оставив здесь только тело.
- Ей тогда было тридцать, и она все время смеялась и говорила: «Да нет, дурачок, не так». Но целовалась мастерски. Особенно язычком.
- То есть ты решил мне передать опыт этой старухи, - воткнула я ему побольнее.
- Вот так, - не слушая, он закрыл мои губы мягким ртом. Влажный язык проскользнул через зубы, задел меня внутри. Все сильнее прижимая руками к себе, он ритмично касался моего языка своим, дыхание становилось прерывистым.
Я в ужасе уперлась руками в его плечи, но он, похоже, потерял над собой контроль: моя неуместная дрожь передалась и ему, руки беспорядочно гладили-прижимали мою спину.

- Зинка!!! – раздался крик с того берега.
Я наконец-то оттолкнулась от него. Мы посмотрели друг на друга. Перевели взгляд на женщину.

20.07.1992г.

Следующий день начался неторопливо и гладко. Незаметно оттолкнулся от сумрачной дымки ночи и величаво двинулся вдаль по глади будничных забот. Бывают дни – одинаковые, как две капли воды. Толком и не вспомнишь: вчера это было или на прошлой неделе. Пробуждение; студеная вода из нержавеющего умывальника; суета на кухне. Бабушка, напевая себе что-то под нос, замесила тесто. Я выбрала подходящую сковородку и, брызгая горячим маслом по всей плите, напекла оладьев. Вскипятила в чайнике воду и заварила чай с травами. Что именно насушено в жестяной банке из-под индийского чая, было не разобрать. Оттуда пахло заросшим лугом, выстоявшимся на знойном солнце. Уже заваренные, травы вдруг начинали расслаиваться на еле уловимые, но отдельные нотки запахов – душицы, зверобоя, мяты. Наполняя кухню восторгом свободы, манили на улицу. Стремясь поскорее покончить с домашними хлопотами, я сварила вечно голодным засоням вермишели и подала ее на стол с ломтиками колбасы. Под дружное ворчание о моей лени и нежелании готовить сложные блюда прошел завтрак, обед… Время, как кисель, тянулось и вязло приторной сладостью невыносимого ожидания. Интересно, - думала я, - что он сейчас делает? Я представляла его в доме, на строительстве гаража, за обедом… Чем больше давала волю воображению, тем тяжелее было сидеть здесь. Хотелось превратиться в бабочку, вспорхнуть в небо и перенестись через дорогу, сесть где-нибудь на цветок и не сводить с него глаз.
Еле дождавшись пяти часов, я вскипятила воды, ополоснулась в холодной бане, надела чистое белье. Зашла домой и села у телевизора. Большой, старый, еще в деревянном корпусе, но уже цветной красавец. Такие аппараты, наверное, делали лет пятнадцать-двадцать назад. Пульта к нему не полагалось, хотя, честно говоря, в нем и не было нужды. Сколько не старался дед, ничего, кроме московского первого, не работало. Технику обычно включали по вечерам, когда вся семья садилась ужинать, и убирали звук, чтобы не мешал общению. Слушали только прогноз погоды, после которого дед всегда произносил:
- Вот так в Москве. Через три дня жди у нас, как раз тучи дойдут.
Или что-то в этом духе. Сейчас, в шестом часу вечера, телевизор выполнял роль пикантной детали интерьера. Накрытый сверху тонкой кружевной салфеткой, он держал кучу тщательно расставленных бабушкой предметов: вазочек с искусственными цветами, старых фотографий родственников в царских мундирах, фарфоровых собачек и слонов. Маленькой девочкой мне очень нравилось рассматривать их, сейчас же торжественный ритуал уборки и расстановки обратно скорее раздражал. Поэтому смотреть новости я не стала, сидела и прислушивалась к тиканью часов.
Без пяти минут шесть наша болонка звонко залаяла, я выглянула в окно: Дима в нерешительности стоял перед воротами.

Я прикрыла ворота. Во дворе сидели Вовка и Лешка.
- Вы чего не спите? – недовольно прошипела я.
- Тебя ждем, - ответил Вовка.
- Пиво пьем, - добавил Лешка, - хотим у тебя кое-что спросить.
- А третьего где потеряли? – попыталась я сменить тему разговора.
- Он срет. Золотая голова! – крикнул Лешка в сторону огорода. – Идем на семейный совет!
- Не слышит, - опечалился Вовка. – Рыжий! Вали сюда!
- Чего орете, люди спят, - послышалось с огорода вслед за шарканьем явно маленьких галош.
- Удачно? – обрадовался Глебкиному возвращению Вовка.
- Успешно! – поправил его Глеб. Остановился, задумался и брякнул: - Коллеги! Какой долбоеб в толчке привинтил болтами дорожный знак?
- Какой? – прыснула я.
- «Стоянка запрещена». А рядом гвоздем-«двадцаткой» прибил цепочку от сливного бачка унитаза?
- Я не долбоеб, - отозвался Лешка. – Просто у меня здоровое чувство юмора. Садись, Глеб, на верстак. Только аккуратно – там дрын из тисков торчит. А до клозета в бабкиных калошах враз не добежишь.
- Итак, Дима, – подвел жирную черту разговору Вовка.
- Что за хуй с горы? – повернулся ко мне Глеб.
- Он не хуй, - обиделась я.
- Давай я ему по тыкве тресну, - предложил Лешка.
- Только попробуй!
- Леха! Тебя сейчас наша Муська искорябает. Да, Нюська? – влез в разговор Вовка. – Кстати, помнишь, сестра, наш уговор? К нашим пацанам не лезть.
- Он не ваш, - возмутилась я. – Он только сегодня приехал!
- Не о нем речь. Скажи нам, пожалуйста, чего это сегодня Илюша надрался и базлает на всю деревню, что он урод и никто ему не дает?
- А при чем тут я?
- А почему тогда он мне по роже двинул? – ответил вопросом на вопрос Лешка.
- Ты смолчал?
- И я его стукнул, - довольно сообщил тот.- Пивка хочешь?
- Я не пью пиво, - поморщилась я.
- А то нам его Серега поставил, - пристально посмотрел мне в глаза Вовка. – И не пошел почему-то с нами пить. Тоже не твоих рук дело?
- Нет.
- Поздравляю, коллеги! – выпендрился Глеб. – Воспитали на свою шею Зою Космодемьянскую.
- Гыы, - хохотнул Лешка, - шею-зою. Зою на шею.
- Не, - ввернул Вовка, - Анну на шею. – Все клоуны заржали.
- В общем так, Анька, - вынес вердикт Глеб Юрьевич, – однажды тебе кто-нибудь под зад напинает, и поделом. Еще вопросы есть?
- Есть, - сказала я, не собираясь проигрывать в этой перестрелке. – А кто побрил Вовке чердак?
- Эт он нам в карты продул, - расплылся в улыбке Глеб. – Ты же знаешь здоровое чувство юмора нашего Лехи. Да, яйцеголовый? – обратился он к лысому Вовке.
- От дурачьё, - плюнула я в их сторону и пошла в дом.

Стараясь не скрипеть половицами, я направилась к себе.
- Полунощники! – послышалось из бабушкиной комнаты. – Хватит мне деда будить своим хохотом! Загоняй их спать!
- Ладно, ладно, - прошептала я. – Сейчас все ляжем. Спи.
Тихо забралась под одеяло. Рядом на подушке нежился луч от луны. Я положила на него ладонь. Свет мягко лился, словно указывая путь тишине. Молчаливая остановка в череде сегодняшних событий звала расставить все точки над «и», а я не чувствовала ничего, кроме щемящего наслаждения. Быть рядом с незнакомым, но уже близким человеком, слушать болтовню братьев, жить в доме, где любят и ждут. Все сошлось здесь и закуталось в лунную вуаль. Отчего-то сделалось ужасно грустно. Словно без спроса заглянула в поваренную книгу счастья и выхватила огромный рецепт, собирать который должна была всю жизнь по мельчайшим частицам. Преодолевать на пути к нему преграды, выбирать из сонмища свалившихся возможностей самое исключительное и стоящее, ценить те крохи, которых удастся достичь через лишения и разочарования… Нет. Вдруг обнаружилось, что карабкаться до верхней планки не нужно. Никакой дистанции между здесь и там нет. Выходит, даже напрягаться необязательно, чтобы соскользнуть туда. С другой стороны, все, что произошло сегодня между мной и Димкой, не было моим четким решением. Он – точно в мои планы не входил. Не вписывался в наши с Ильей отношения. Значит, это и есть Судьба, от которой не уйти?..
Уже ныряя в сон, услышала в ногах мурлыканье Крысы. Видимо, забыла закрыть за собой дверь, и кошка решила переночевать на моей постели. Или напомнить мимоходом, насколько нежданным для меня оказался Димка..

По дороге мы решили сначала завезти домой мотоцикл, а потом пойти ко мне, в том числе за обещанным пирогом со спросом.
Илья жил в огромном доме на пару хозяев с двумя полноценными подворьями: банями, сарайками и времянками – домиками, в которых можно было жить летом. В одной половине жили родители, а вторая уверенно составляла инвестиции в обеспеченное Илюшино будущее. С каждым моим приездом она все больше напоминала инструкцию по усовершенствованию крестьянского хозяйства. Сначала появилось богатое крыльцо с узорами на деревянной лестнице, затем мгновенно выросла времянка. Судя по размерам гаража, на строительстве которого, словно поросенок Наф-Наф из сказки, денно и нощно трудился Илья, в перспективе он планировал купить по меньшей мере трамвай. Летняя мансарда, вернее, пока только крыша и одинокая лавочка под ней, на время была заброшена. К концу июля вьюнок опутал ее полностью, поэтому смотрелась она очень живописно посреди картофельного урожая.
Как только мы подъехали к воротам, навстречу вышел парень лет девятнадцати-двадцати. Не сказать, что красавец. Но из тех, кто сразу выделяется из толпы и надолго западает в память. Встретишься глазами с таким человеком – и с удивлением ловишь себя на том, что где-то глубоко внутри, в потустороннем мире, неожиданно сложились гранями неведомые паззлы. Открылся дополнительный ход в душе… или выпал новый шанс в жизни. Во всяком случае, такие пересечения безотказно влияют на настроение. Причем далеко не в худшую сторону. Приветливо глянув в мою сторону, он освободил проезд, и Илья занялся мотоциклом. Уже заехав на стоянку, обернулся к нам:
- Ань, это мой брат Димон. Знакомьтесь там.
- Очень приятно, - полусказал-полуспросил Димон, чуть приподняв одну бровь, и смущенно улыбнулся.
Гораздо выше Ильи, он и лицом не походил на брата. Выразительные серые глаза, мягкие, чуть припухлые губы, открытая улыбка и ровные белые зубы. Русые прямые волосы местами выгорели: видимо, в Москву лето пришло раньше, чем сюда. Бежевая рубашка, темные брюки. Летний джемпер накинут на плечи, рукава завязаны на шее. Легкие коричневые туфли на ногах. Похоже, не особенно приготовился к отдыху в деревне. Меня это почему-то тронуло.
- Мне тоже приятно, - ответила я и приготовилась к дежурным вопросам о месте проживания, родственниках и уровне образования.
Он подошел поближе и неожиданно заметил:
- Я очень рад, что брату повезло с такой симпатичной девушкой.
Меня бросило в краску. Я искала слова, чтобы ответить, и не могла найти. На его лице мелькнула улыбка. Будто отлучалась на минутку и вернулась. А я так и стояла, красная, как вареный рак. Илья закрыл ворота и пристально уставился на меня. Странно, но мне почему-то стало на это глубоко наплевать. Я перенеслась в другое измерение. Растворяясь в серых глазах и еще не осознавая этого, я впитывала каждую черточку Димкиного лица, его дыхание, его пространство. Время замерло, приостановив свой бег, малейшая секунда дарила вечность, которая накатывала на нас волнами и с незримым шумом разбивалась об Илью.
- Ты издалека? – спросила я для него, неприкаянно и обиженно стоящего поодаль.
- Да, - Дима тоже начал тонуть во мне, это легко угадывалось по его жадному взгляду. Повисла пауза, но нас не напрягла.
- Догоняй, - громче обычного сказал Илья, резко отвернулся и пошел прочь, не дожидаясь ответа.
- Да-да, - согласилась я с ним, пожирая глазами Диму. - И надолго?
- На неделю. Я только приехал.
- Первый раз, наверное, здесь?
- Да, но, по-моему, мне уже нравится, - рассмеялся он, и возникшее напряжение разлилось вокруг нежностью. Немного прикусив нижнюю губу, я улыбнулась.
- Здесь очень красиво на самом деле, - я кивнула в сторону леса. Если хочешь, как-нибудь покажу, – вернулась к нему взглядом. Он так же оцепенело смотрел в меня и, кажется, не особенно слушал мои рассуждения.

…Незаметно опустилась ночь, а мы все бродили по улицам. Говорить не хотелось, на сегодня информации я получила предостаточно. Изредка перебрасываясь общими фразами, мы наслаждались друг другом.
- Вон тот дом на пригорке – мой, - я показала на него рукой, - а трое парней у ворот – мои братья Леша, Вова и Глеб. Идем, я вас познакомлю.
Когда мы подошли, вся троица дружно выражала смесь недовольства, брезгливости и сочувствия к моему приключению. Крепкое мужское рукопожатие слизнуло такой настрой и разместило на их физиономиях подобие радушной ухмылки.
- Поздно уже, - авторитетно заметил Глеб. – Ты домой собираешься?
- Да, я сейчас приду, - послушно соврала я.
Потеряв к нам всякий интерес, они развернулись и скрылись в палисаднике.
- И правда, Анют, тебе пора, - ласково шепнул Дима, взял мою ладонь в свои руки. – Уже первый час.
- Завтра… - не закончила я.
- В шесть будет удобно?
- Да.
Он поднес мою руку к лицу, раскрыл ее, словно хрупкую бабочку, и прикоснулся к ладошке губами, не отрывая взгляда от моих глаз.

…Ровно через четыре минуты он с умным видом слушал разбушевавшуюся Марию Антоновну. Когда время сериала начало поджимать, Илья подошел к скулившему телевизору, сделал звук погромче-потише, пощелкал каналы. Взглянув на выпущенные с тыла кишки-лампочки, установил нержавеющую трубку, что выполняла роль переключателя, под углом сорок пять градусов.
- Здесь был первый канал? – осведомился он.
- Да, - заворожено подтвердила бабушка.
Илья аккуратно приподнял ящик с одного боку сантиметров на пять, еще раз посмотрел на экран и отпустил пальцы. Больной жалобно звякнул, а на экране чудесным образом воскрес Хосе.
- Ну вот, - смерив победным взглядом почему-то меня, произнес Илья. – Принимайте работу.
- Спасибо, Илюша! – растаяла тут же баба Маня. – Пойдем, я тебя пирожком накормлю.
- Он уже ел, - рванула я на помощь Илюше. Не знаю, как он, а я твердо решила уйти из дома прямо сейчас. – Ведь из-за стола его вытащила! Ты смотри свое кино, а мы потом зайдем за пирогом, вечером, ага, - приговаривала я, потихоньку выталкивая Илью в сени.
- Анют, а с чем пирог-то? – поинтересовался он, когда я захлопнула дверь.
- С чем, с чем… Со спросом! Я еще вчера приехала, а до сих пор сижу дома! Нет чтобы сказать – «Анют, пойдем погуляем…» Ну, чего надулся?
Илья совсем растерялся. Какой-то весь взъерошенный, он явно не знал, куда деть руки. Сложил их в карманы. Вытащил. Стал заламывать пальцы.
- Ты сейчас чем дома занимался? – спросила я.
- Гараж строил.
- Гараж подождет, - отрезала я, на минуту задумалась и продолжила: - Зайдешь домой, переоденешься и пойдем гулять.
- А куда? – никак не мог догнать он.
- Куда? – повторила я. - Без понятия. Пока ходишь – придумаешь, - и, хлопнув парня по спине, закрыла за ним ворота.
Опустила глаза на ноги. На свидания так не ходят. Я проскользнула мимо потерявшей бдительность бабушки, скинула шорты. Натянула короткую бордовую юбку. Озабоченно покосилась на зеркало, мельком взглянула на себя и выбежала навстречу приближающемуся мотоциклу.
Илья действительно переоделся: яркая гавайка и отглаженные джинсы смотрелись на нем нелепо, а расчесанные на пробор кудри делали его совсем незнакомым.
- Мм, - уважительно оценила я этот наряд, пока он таращился на мои ноги. – Что тебя смущает? Эта юбка позволяет ездить на мотоцикле, - уверенно заявила я, устраиваясь сзади.
Прогнав с ветерком по деревенским ухабам, мы свернули в лес. Широкая просека разрезала его на две половины. Старые сосны распахивали где-то в вышине свои зонтики иголок, укрывая россыпи цветков шиповника от прямых лучей солнца. Чуть глубже начиналось царство папоротника, в просветах которого угадывались волны сочной осоки. Постепенно между сосен начали появляться березы, и мы выехали из соснового сумрака в березовый лес. Интересно: когда в него попадаешь, кажется, что пространство раздвинулось. Больше места, больше света, больше воздуха, который перестает быть тяжелым, пропитанным настоявшейся хвоей. Просека превратилась в узкую тропинку и через некоторое время пропала вовсе. Мы выехали на огромную, залитую предвечерним солнцем поляну и остановились. Илья поставил мотоцикл и стал ходить взад-вперед. Новые отглаженные джинсы ему ужасно не шли, бесформенно топорщились сзади. Мне всегда очень нравилось смотреть, как он работает: в качестве рабочих он, видимо, использовал отслужившие свой век классические брюки, которые сидели на нем как влитые. Подтянутая, без лишней жиринки, задница была самой аппетитной из всего списка многочисленных друзей и знакомых братьев. А в этих джинсах единственное, что привлекало меня в Илье, исчезло. Натопавшись, он присел на корточки. Сорвал травинку и начал ее задумчиво грызть.
- Молчишь? – наконец-то выдавил он из себя.
- Кхм. И какой ответ ты хочешь услышать? – с улыбкой отпарировала я.
- Смеешься. Тебе здесь нравится?
- Да, конечно. В лесу здорово. Особенно после города.
- Тогда почему редко приезжаешь?
- Экзамены в институт сдавала, - начала оправдываться я.
- А после куда планируешь?
- Бизнесом займусь. А ты? – загнула я куда-то в сторону. Тема института была здесь неуместна. – Как на свое будущее смотришь?
- Буду работать. Не всем ведь в вузах учиться. Мне нравится строить. У меня это хорошо получается, - он пожал плечами, выплюнул травинку и сказал: - Я не хочу лет в тридцать сидеть, ковырять в носу и недоумевать: почему я, такой умный и перспективный, скажем, с дипломом управленца до сих пор не ворочаю заводами в директорском кресле. Я знаю, чего хочу от жизни и какая работа принесет мне удовольствие. Заметь, не деньги. Потому что на них одних счастья не построишь. Они ничего не определяют во мне. Я – и только я – решаю, откуда появятся средства, на которые смогу покупать свободное время, чтобы строить. Так что не вижу смысла терять пять лет ради какого-то бизнеса. Живу, как говорится, сегодняшним днем. У меня уже есть дом, гараж для машины строю. Думаю, сейчас дело побыстрее пойдет: брат из Москвы на недельку приехал, поможет. Жениться хочу в этом году, – он поднял на Читать далее...

19.07.1992г.

Телевизор захлебнулся в предсмертных конвульсиях в десять часов, когда я еще крепко спала. Закрытая в спальню дверь преградой на пути кошмарному шипению не стала, и Пес испугался насмерть. Удачно взяв старт с моей лодыжки, бедолага скрылся под кровать, а на моей ноге остались ярко-красные следы кошачьих когтей. Подпрыгнув, я схватилась за раненную ногу. Огляделась по сторонам, соединяя обрывки реальности. Телевизор! Это работали сбитые каналы и заставляли кота злобно урчать в дальнем углу.
Я встала и в чем была – в трусах и майке – поплелась в зал. Сдвинув очки на кончик носа, дед хозяйничал в ревущем телевизоре отверткой. Рядом лежали плоскогубцы и железная загогулина, названия которой я даже не знала. Бормотание о проклятых фашистах предупреждало, что с советами лучше не лезть.
- Дед! У тебя в доме три мужика молодых, из них двое с техническим образованием, - не выдержала я, - ну что ты телевизор ломаешь? Давай я разбужу этих лоботрясов!
Недовольно глянув на меня из-под лохматых бровей, он проворчал:
- Мала еще старику указывать. Шла бы бабке помогла, замоталась она совсем, - и отвернулся к своему пациенту.
- Ты хоть из розетки выключи, - предложила я, подошла и выдернула вилку, - а то кому правнукам правду о фашистах рассказывать?
Чмокнув его в колючую щеку, чтобы так не кипятился, я вернулась в спальню. Убрала постель: расправила складки на простыне, закинула одеяло, аккуратно постелила подзоры и покрывало. Подушками швырнула в Глеба на соседней койке, которого даже телевизор не смог добудиться. Быстро переоделась и выскочила во двор.
Прямо под ноги с радостным лаем кинулась болонка Дамка, друг лесных походов, на верстаке в лучах июльского солнца нежилась пушистая Крыса, в курятнике заполошно кудахтали наседки. Затолкав ноги в дежурные тапки, я отправилась в огород. Странно, дверь туда со двора была закрыта на крючок. То есть бабуля ушла. Неужели в магазин? Раньше это было только моей повинностью. Я распахнула двери и вышла в огород: погода вспомнила, что лето – это когда жарко, и щедро начала разогревать воздух. Я быстро сполоснулась в теплой бане, почистила зубы, натянула на влажное тело футболку, трусы и шорты и уселась на солнце расчесывать волосы. Лето перевалило за половину, а мои каникулы только начались. Наконец-то опустился занавес над школьной скамьей. Получается, я только что смыла с себя 10 лет школы и 17 лет детства. Вхожу чистой в новую жизнь. Что меня ждет?
Ленивая белая Крыса, сладко потянувшись, важно подошла ко мне и, распушив хвост, стала тереться об ноги.
- Крыса! – позвала я ее.
- Мрр, - она задрала наверх свою мордочку.
- У меня новая жизнь уже началась? Крыс?
- Мрр…
- А когда я встречу мою любовь? Сейчас, утром?
Кошка сосредоточенно вышагивала от одной ноги до другой и обратно.
- Днем?
Она застыла. Задумалась что ли?
- Вечером?
- Рррмяу, - очень тихо сообщила она, потопталась задними лапами на месте и прыгнула на большую бабочку, севшую на цветок у тропинки. Бабочка вспорхнула, Крыса грациозно шмякнулась в гряду картофеля и решила продолжить охоту там.
Хлопнули двери с улицы: пришла бабушка с молоком, и мы отправились готовить завтрак. После еды вся грязная посуда оказалась в моем распоряжении, потом случилась грандиозная уборка, потом подошло время обеда, грязной посуды… и редко недовольной Марии Антоновны. Тройка родственников тут же ретировалась под предлогом «окучивать картошку», дед схоронился на сончас.
- Помощнички, - неслось из зала, - один канал показывал, и тот сломали! Хоть сиди и сторожи тут цельный день. Мастеры-ломастеры! От куды оно эко-то?!
И тут меня осенило.
- Баб Мань! Я знаю, что надо сделать!
- Я тоже, - оборвала она, - тебе – пойти стирать. А мне отправляться добрых людей искать, у кого бы кино посмотреть, - недовольно буркнула бабушка. Значит, еще не решила, что пора идти по соседкам уши греть.
- Нет-нет, ты посиди две минуты. Я сейчас вернусь, - крикнула я уже из сенок и вырвалась на улицу. Этих на картошку я даже смотреть не пошла, они на сто процентов свинтили через забор. А кто поблизости есть в наличии? Точно! Это Илья через дорогу, трудоголик и зануда.

***

- Ба!!! Кто приехал! А мы и не ждали не гадали! – радостно вышла из кухни баба Маня, вытирая тесто с руки о фартук. Значит, с пирогом я попала в точку. – Нюра! Надолго к нам?
- Здравствуй, моя любимая бабулечка! – вдохнув поглубже запах затопленной печи, я поторопилась в ее объятья. Из комнаты выглянули дед и Лешка, но для бабушки главным объектом внимания оставалась я. – Друзья, что пардон, то пардон! Сейчас мои пятнадцать минут выслушивать обвинения в том, что не предупредила о приезде. А то бы весь молодняк прибирался. – Лешка ухмыльнулся и исчез в дедовской мастерской чинить соседский радиоприемник.
Забравшись на старенький диван с ногами, я прислушалась. Тиканье настенных часов, игра котенка под столом, неспешный разговор мужиков в дальней комнате и песни, чуть слышные из кухни, – такие привычные звуки. Словно ткань, из которой соткана особая тишина. Тишина моей души.
Покончив с едой, я пила травяной чай и наблюдала за котом. Со времени моего прошлого приезда с ним произошла перемена. Он смирился с тем, что добрые братья назвали его Псом, и примкнул к знаменитой кошачьей компании Кота и Крысы, над которыми потешались все соседские ребятишки. Вдоволь наигравшись шариком для пинг-понга, он запрыгнул ко мне на колени, потоптался, свернулся калачиком, замурлыкал и уснул. Все мои слова и мысли взяли тайм-аут и тоже дремали. То, что рассказывала бабушка, оседало где-то на периферии сознания. Скорее всего, речь шла о планах назавтра и поведении тех двоих, что до сих пор не могут найди дорогу домой. Я сосредоточилась на том, чтобы удержать отяжелевшие веки, но монотонный говорок старушки бесповоротно определял меня в объятия Морфея. В полусонном состоянии я переоделась, нырнула под ватное одеяло и провалилась в сон.

18.07.1992г.

- Девушка, вас подбросить?
- Привет, Сереж. Что в городе делаешь? – я опустилась на неудобное сидение рядом с водителем и уверенно захлопнула дверцу ярко-оранжевого «412-го».
- Домой еду. На день рождения отец свой «Москвич» подарил. А ты – к братьям, в нашу глушь? Они уже с месяц в деревне бездельничают, - отозвался Сергей, поворачивая ключ зажигания.
Я дернула плечом. Говорить про сдачу экзаменов не хотелось, примета плохая. Вообще-то я в них не верю. Точно знаю, что поступлю и отучусь в этом вузе и буду потом работать в завидном месте и ездить на темной иномарке. Красивая женщина с гордо поднятым подбородком, надменным лицом и оценивающим взглядом. Вот так расправленные плечи, ухоженные пальцы на ручке дверцы, документы в файлах на коленях. Уже оттуда – из иномарки – снизошла до собеседника, медленно повернула голову и весомо произнесла:
- А на машине до деревни сколько отсюда? А то еду на трамваях уже полтора часа, время теряю.
- Еще минуть пятьдесят. Дорога прямая, горожан в будни немного, пробок нет, - перечислил он достоинства момента.
Уже начало смеркаться. Мы выехали из города и помчались по Уфимскому тракту. Сергей ловко перестраивался из ряда в ряд, лавируя между машинами. Когда переключал рычаг коробки передач, мотор, удивленно хрюкнув, переводил свое завывание на другой манер. Стараясь заглушить его, в магнитофоне на заднем сидении надрывался модный «Доктор Албан» с только появившимся «Итс май лайф».
Так и не начавшийся разговор иссяк сам собою. Со скоростной трассы мы свернули на проселочную дорогу. Машин попадалось все меньше, я рассеянно провожала глазами темные силуэты сосен, которые тянулись за стеклом. Свежий, негородской воздух стал заполнять все вокруг, и откуда-то из глубины души – в ответ – подступила к горлу радость. Наверное, радость животного, почуявшего вкус свободы. Захотелось говорить, смеяться, петь наконец. Я встрепенулась, с вызовом уставилась на водителя.
- Ань, что-то я давно не видел Марии Антоновны. Как у нее со здоровьем? – спросил он.
- Хорошо. Просто попробуй покорми Глеба-Лешу-Вову одновременно. Да еще успей показаться Сереге с соседней улицы. Ты не представляешь, сколько они съедают. Хотя дома без них непривычно: тихо, чисто и готовить беспрестанно не нужно.
- А не скучно?
-Да, скучновато, - призналась я. Потому и ехала сейчас к бабушке – из-за этой пустоголовой троицы. Провести целый месяц без их дурацких шуток было для меня слишком. – Как раз и еду, - подмигнула ему, скривив губы в улыбке, - разгонять тоску.
Он молча кивнул.
- Алло-о-о, - обиженно протянула я. – Хоть бы предложил кусочек секса к вечеру. Будьте джентльменом!
- Угу, - обогнав очередную машину, он перестроился вправо. Внимательно глядя на темную дорогу, обронил: - С тобой свяжешься… Потом лопатой не разгребешь. – Сергей чуть наклонил голову набок, подумал и сказал: - А что… Решила-таки узнать, что такое секс?
Я слегка покраснела.
- Вот гады! А еще говорят, что женщины – большие сплетницы! – Из-за поворота показались огоньки деревни. Наш дом хорошо просматривался отсюда. Наполовину утопая в тени уличного фонаря, он приветливо светился окнами. – Наверное, топят печку, сегодня прохладно. Готовят каравай или вкусный пирог с картошкой. И совсем не ждут меня.
- Ну так что, Аннушка, - раздался слева упавший голос. – Чем ты собираешься заняться вечером? Похоже, я чего-то лишнего сболтнул. Может, прогуляемся?
- Может, - начала я и смолкла, подбирая слова. – Но очень большой навряд ли, что каким-то боком это коснется тебя.
С силой хлопнув дверцей и не обернувшись на обескураженного Серегу (или не обескураженного… Боюсь, последнее было, как обычно, ближе к истине), я добралась до своих.

текст