кутай свое захворавшее левое, поздно
горстями таблетки, предельная плотность прозы.
зашло далеко, сколько лет по карманам гранитная
пыль после взрыва вселенной, крытые
тентами фундаменты в заморозке...
не хватило терпения, просто
не выдержали предатели перепонки,
в этой невнятной погоне засосало в воронку
временных подневольных открытий.
все бы это в раковину ржавую слить
и не думать, о том, что же дальше
готовит нам осень в альянсе с зимою...
все, чем так дорожу я собою закрою
от града рябиновых пятен и жести лезвий.
привыкла сшибать барьеры, соседи лезли
на стены от криков отчаянного неравнодушия.
на завтрак-обед и ужин груши
с репетиций боксерского беспредела.
развернулась, ушла, локтем задела
откос двери и струну на этом откосе
а сердце бешеное угомонить его просит
табаком, алкоголем, да чем только черт не шутит...
осечки ружей, ломкость лозы прутьев.
все кончено, август не пишет писем.
на лобовом голубиной крови кровавый бисер
намеками режет зрачки до кривых истерик.
причины есть, но о них говорить не велели
господа, что хранят неприкаянность рая.
я неделю уже с трудом засыпаю
под утро, свихнувшись от пения улиц.
и пестрых, мужского рода, горластых куриц,
символами испичкавших мое больное сознание.
иду на ощупь, не чувствую краев и граней
уйду с подмостков, не претендую, «вольно»
устала верить, устала ждать, больно
мне надо кутаться в дифирамбах,
выдавая себя за мифического атланта
без прав на мысли и резкость движений,
да и на другие выражения своего мнения.
мне плевать, я учусь умирать беззвучно,
истошно верю в фатальность, фортуну, случай.
отпускаю поводья, из меня никакой извозчик,
этот мой недостаток среди прочих
теряет и власть и силу,
да и беречь себя я никого не просила.
я буду той, кем являюсь, без ссылок.
лгать не за чем, я не остыла
и не остыну, во мне все, до мельчайших деталей
зашито под кожу, пущено в кровь, прочностью стали
мои убеждения в жизненных красках
и я неизменно через дороги только на красный.