Лет эдак до 11-12 перемены формулируются в простой фразе "когда же я стану большим и мне станет все можно?". Перемен ждут, но пока еще осознают, что рановато. Где-то после 13-14 женилка отрастает, физические кондиции позволяют что-то курить и пить, мозги потихоньку воспринимают медиа-контент, прущий изо всех щелей и мозги начинают понимать, что какие-то перемены уже наступили, а какие-то наступают. Где-то с 15 по 22 этот процесс набирает обороты и перемены уже пытаются делать. Подростково-студенческий бунт, выражающийся в питии и разбитии бутылок с пивом на концертах, ругни с родителями и преподами, первые попытки творчества с претензиями на то, чтобы создать нечто нетленное и уникальное - оно самое. Юного бунтаря мало кто воспринимает всерьез, его похлопывают по плечу и терпят эти выходки.

После выпуска из института и лет эдак до тридцати попытки сделать перемены натыкаются на железобетонные основы системы, выстроенной взрослыми дядями и тетями. Бунт продолжается, песня "Мы ждем перемен" все еще звучит в наших сердцах, но на самом деле начинаются уже серьезные взрослые игры с более опытными людьми. Там спуску не дают и если что бьют наотмашь. К началу четвертого десятка подходишь с понимаем того как играть и чего тебе не хватает, но главное - понимаешь, что для того, чтобы сделать перемены нужно очень хорошо играть по тем правилам, которые придумали до тебя.

Я перепер через свои тридцать пять и теперь "земная жизнь" вошла во вторую половину. Я совершенствую свои навыки игры по правилам.

Есть смутное осознание того, что когда я научусь играть, то изменять правила игры мне уже не захочется.

Что случиться? Поживу - увижу.