Чем дольше я живу в Париже, тем глубже погружаюсь в Россию. Как ни странно. 

Вчера я была на спектакле "Евгений Онегин" театра Вахтангова. Наверное, у меня отвратительный художественный вкус и я полнейшая необразованная бездарь. Но спектакль хотелось разделить на два. Чтобы получились цельные органичные произведения. И дело даже не в трех часах действа. Дело в...жизни. А она, кажется, была только в Татьяне Лариной. Чистая, искренняя, настоящая, бередящая и мучительная. Почему-то мне верилось только ей, маленькой девочке, превратившейся в сиятельную даму. И захотелось перечитать "Евгения Онегина". С подстрочником.

Но у любого действа есть изнанка. В огромном переполненном зале, где не осталось ни единого свободного кресла, меня мучил вопрос:"Что заставляет французов, не говорящих по-русски, идти на этот спектакль и читать скудные субтитры?" Что заставляет девочку-француженку, знакомую с Пушкиным и "Онегиным" только по синопсису, краткому содержанию, ехать в шесть вечера на окраину Парижа. Что заставляет милую русскую даму, потрясенно восклицающую "Ах, вот это откуда!" при знаменитом "чем больше женщину мы любим", сидеть три часа в кресле, сердито переругиваясь в антракте с припоздавшим спутником.  На самом деле это смешно.

Я чувствую себя старомодной в длинном платье среди народа в джинсах - мама учила, что в театр можно идти только в платье и на каблуках. Я чувствую себя глупо, потому что помню "Онегина" и ловлю непривычные интонации, ведь я читала не-так. И я немножко грущу. Мне не хватает "Коктейлианцев"...