Вот уж не думал, что когда-нибудь мне станет не хватать людей. Не только «живого человеческого общения», но и просто лиц – новых, красивых, разных. Консервная банка офиса с запертыми в ней тощенькими шпротинками отдает затхлостью, наверняка срок годности уже давно истек.
Какие красивые лица,
И как это было давно!
Разговоры остались в аське, там, бывает, появится кто-то из старых знакомых – но и для них уже кончаются слова – ротовое отверстие зарастает, забытое и неиспользуемое. За день одно «доброе утро» холодным официальным шепотом – а дальше молчок, ни гу-гу, не с кем и не о чем.
Я никогда не умел быть душой компании – вот чтобы так, сходу, с шумом вломиться в комнату – и пробки в потолок. Только в процессе получалось разогреться, постепенно-постепенно войти в раж, но для этого всегда нужна была атмосфера. А сейчас – только что не безвоздушное пространство, ну да, в консервах-то – вакуум. Сидишь, краем глаза наблюдаешь жизнь офисного микромира– вот дефективный мальчик подружился с дефективной девочкой, они вместе стали ходить курить – служебный роман. Вот статист УГ целыми днями разговаривает по телефону об организации баскетбольных матчей, чем сразу напоминает Фашиста, отправлявшего самолеты с Черномырдиным – тоже с двух телефонов, тоже озабоченным голосом. Вот пришел рукопожимальщик – есть такая специальная порода людей. Их счастье в крепком рукопожатии, ритуальном обходе с протянутой дланью – и ведь не откажешься, рука протянута настойчиво, как у профессионального нищего за милостыней. Сожмет, сдавит, подержит и отпустит – все, на сегодня программа выполнена.
А еще вокруг не осталось красивых лиц. То ли это потому, что слишком тщательно всматриваешься, оголодав все в той же конторке рядом с хилой девчушкой, повязывающей крысиный хвостик пластиковыми ромашками, то ли, и правда, не осталось – кончились.
А ведь бывало так, что сядешь в метро и из-под кепки пьешь лица, жесты, позы – вот дама в длинной юбке, острые туфли, шелковый лиф. Вот старик в архаичной шляпе пирожком, в черном тяжелом пальто, с кожаным портфелем. Вот негр, прекрасный в мимике и пластике.
А сейчас – никого. Тяжелые подземные сны, механическая дорога с размеченным на отрезки временем. Раньше из маршрутки по утрам можно было увидеть ручную свинью, гуляющую по газону, а сейчас куда-то делась и она.
Серенько за окном, голубенько на стенке, скучненько вокруг.

Там, где все сверканье, все движенье,
Пенье все – мы там с тобой живем.
Здесь же только наше отраженье
Полонил гниющий водоем.

Пора снова начинать учить в метро стихи.