А знаете, в чем еще проявляется читательская натура – ну та самая, которая не писательская («Летум, вы не хотели бы писать за деньги? – Да я и бесплатно, хи-хи, не умею»)? Вот уже битый час слушаю Шаова и под наизусть знакомые строки руки рвутся ваять! Кабы мог – стихи, когда не могу – прозу. Но слова в наушниках толпятся, напирают, и сколько ни открывай рот, ни бросайся на клавиатуру – не выйти им, кроме как в крике, в судорожном каком-то флуде. Восторг, шестое чувство, для которого нет органа.
А вот настоящий писатель вдохновляется не так. Он смотрит за окно, видит синицу – и вовсе не вспоминает «Птичка какала на ветке», даже ни разу не начинает ваять про живую природу, нет, он тыц-тыц и сочиняет роман «Prometro». Поэтому и не до конца я верю в историю о Льве Толстом, который, почесав в бороде, вдохновился фразой «Гости съезжались на дачу» и, судорожной рукой схватившись за перо, отчеканил «Все смешалось в доме Облонских».
То есть я о чем: это только нутряные читатели вдохновляются чужими словами. Это только они, неловкие, влюбленные в чужие слова за неимением своих, бедные мертвые писатели. А вот писатели живые – те, ну в точности по сэру Максу, рады сами себе, полны собой, своим синтаксисом, стилем, воображением. Эх я, недовылепленный из вполне, впрочем, высокосортной глины, Цехерит…