А еще горы не сворачивают, пиная камешки у подножия. Горы вообще не сворачивают, их либо покоряют альпинисты, играя в царя горы, либо ждут, когда эти горы рассыплются в прах от дилеммы – идти к Магомету не получается, а не идти нельзя. А мы вот камушки пинаем.
Это я про учителя года. «Зачем вы хотите участвовать в нашем конкурсе?» – И правда, зачем? Первый презрительный смешок был услышан в ответ на написанное «для жизненного динамизму». – Ну, -у – это партитивный падеж. Однако падеж не помог, и динамизму не случилось, а случилась вполне своеобычная сцена «И истину ослам с улыбкой говорил». И улыбка, и истина были вымучены. Потому как после «конкурсного урока» про «Гранатовый браслет» выясняется, что говорить надо было не про модернизм и прочие прелести – это вы на филфак идите! – а про любовь…
«Здравствуйте, ребята. Сегодня я хочу поговорить с вами о любви. О великой любви, которую воспел великий русский писатель Александр Куприн. Давайте вместе вслушаемся в его замечательную повесть…» И мне, конечно, возразят, что это утрировка, или, не зная таких умных слов, демагогия (да, члены высокой комиссии спутали парафраз и аллюзию, символ и деталь – но на то они и члены, на то и тянет меня сегодня на Батюшкова…). «Можете ли вы любить, как Желтков? – Нет, вы не можете!» И это было, и это слышал я у образцовых учителей.
Еще одно важное замечание: все мнения, высказанные на уроке, необычны. «Они что, субъективны?!» – А хоть бы и так. Не неверны, нет, необычны – вот это я понимаю, подход, вот эта старая закалка, классики марксизма-ленинизма ухают и хлопают. А если обсудить – так «Дума не место для дискуссий».
И ни разу на уроке нельзя опуститься до человеческого языка – это несовместимо с моральным обликом. «Молодежный сленг!..» Пусть представление о нем – «колеса» и «ширяться», высказанное с совсем не затаенной ненавистью в голосе, по-декабристски далеко от народа, но высокая комиссия даже не хочет услышать, что такое тот самый сленг, она знает только язык словаря Ожегова – не Ушакова.
Ламинированная швабра блондинистым голосом: «Ваше педагогическое кредо?» А я педагогический атеист. Но ведь и этого не поймут.
Так я ведь вовсе и не хотел никакие горы сворачивать, я по жизненному динамизму скучал…
– Лопай, что дают.

И идешь ты весь такой обрадованный замечательным конкурсом, и сквозь тонкую кожу мира опять проступают абсурдные кости – вон сумасшедшая в булочной с лицом-шаржем, вон пенсионерка, пьющая на улице фанту из горлА, – и дома бордельер, и деться от абсурда уже совсем некуда, накатывает Сартр во всей тошноте своей, а ты редактируешь за морями в редакции, и Пушкинские горы за горами, за лесами город Т.
Один Салтыков-Щедрин в папке – надежный якорь, чугунная гиря сарказма. Ах, и я, и я хочу в свое Монрепо!
[448x336]