[300x487]
Приехав в Германию, мы удивлялись письменному бесконечному подчеркиванию рода в названиях профессий. Очень было смешно переводить на русский профессию терапевт в женский род, менеджер и прочих врачей, слесарей и водолазов. Приписывание окончаний женского рода к профессиям началось в Германии в 1968 году ( по полюбившейся традиции я прочитала сегодня социологический реферат Женское резюме- история создания). Там тьма интересных фактов и анализ истории женского профессионального становления Германии Но я не об этом.
Гитлеровская женщина она друг и соратник гитлеровца, она должна родить минимум четверых юных гитлеровцев, вырастить их по правилам рейха, а потом отработать на благо рейха несколько лет, вступить в партию и занять посильный пост, типа завотдела, не выше. Культ материнства был не на словах, женщинам платили деньги за детей, давали пайки и ордена. Аборты и контрацептивы были запрещены.
"Женское" в Германии интересно наблюдать и знать из чего оно складывалось. Уже в 60- ые годы сексуальных революций, немецкие студенты женского рода (пока не студентки), законопослушные и тихие по своей "природе" оглянулись и увидели, что они по- прежнему играют роль обслуги и матери даже в университетских аудиториях, варят кофе, вытирают доску, а почему собственно? И началось, по американскому примеру, конечно..


В нашем советском русскоязычном пространстве феминизм был смешон, потому что право класть рельсы и копать беломорканал советские женщины получали при рождении. У моей бабушки в 1949 году декрет был 2 недели, потом- дите в ясли и на работу.

Русский язык оказался в стороне от мировой политкорректности и феминизации. Почему в великий и могучий не привнесена терапевтка и врачица, а так же почему некоторые дамы сегодня обижаются на слово поэтесса, нам любезно разъяснит на пальцах и простых примерах Елена Гапова

Про что был предыдущий пост: в русском языке политкорректность является своей собственной противоположностью, т.е. исполняет функцию унижения тех, кого должна была бы реабилитировать.
По порядку «на пальцах».

Язык – как система знаков - есть способ осмысления и представления мира: мы воспринимаем мир (в значительной степени) в соответствии с разделениями и классификациями, которые оказались «встроены» в язык в процессе его складывания. Эти классификации (обычно реализуемые через называние) естественны для нас, мы не подвергаем их сомнению, потому что выучиваем вместе с языком (который есть наше сознание).

Закрепленная языком классификация «мужчины-женщины» исторически несет в себе и более низкий женский статус. Например: гражданин имеет право, он обязан... Читатель этой книги ожидает появления... Предполагается, что «гражданин» и «читатель» включают в себя и женщин и это всего лишь грамматическая форма, однако семантически она содержит в себе «вторичность» женщин (женщина как производное мужчины, котрый есть нормативный человек). «В принципе» могло бы быть наоборот: если бы общество было устроено по-другому, женская форма была бы нормативной, включающей в себя всех «неженщин». Иногда, если преподаю в нашей части света, я здороваюсь с аудиторией: добрый день, девушки, объясняя, что включаю в эту категорию и ребят. Интересно смотреть, как на это реагируют (у кого снос мозга, кто обижается, а кто принимает и понимает эту игру).

Вопрос социального равенства в концу 20-го века трансформировался, и многие современные социальные движения – это движение не за передел ресурсов (какими были рабочие или политические движения), а за саморепрезентацию, признание идентичности (геев, женщин, людей с инвалидностью и т.д.). Они как бы говорят: «Да, мы такие, «мы – черные», допустим, или «мы – женщины», или «мы – геи», но это является нашей идентичностью, и мы хотим быть признаны в таком качестве и иметь все те возможности и проявлять свою идентичность в повседневной жизни, которую имеют все остальные люди».

Т.к. язык отражает (и нормализует) социальное неравенство, одним из орудиев признания на западе стала политкорректность. В идеале ее смысл - удовлетворения требований и наделения видимостью (и равным статусом) тех, кому в них было откзало ранее. Например, использование местоимения she вместо he для обозначения нормативного человека. Читаю в научном (или ненаучном тексте) : the reader will see that… she will see, though, that… Логка этого употребления такая: люди бывают разные, есть мужчины, есть женщины, тот факт, что именно man стал обозначением человека, в определенном смысле произволен, а потому почему бы не использовать «ее», а не «его».

На постсоветском пространстве ПК была заимствована, но стала своей собственной противоположностью. Те, кто ее вводили и начали использовать, решили (по ряду причин, о которых долго писать), что равество состоит в том, чтобы поднять женщину до человека (коим является мужчина). Т.е. не репрезентация прежде невидимых и наделение их престижем, но «сокрытие» их под мужским наименованием (писатель Иванова, журналист Петрова) – т.к. женщиной быть «стыдно». Произошло не переосмысление нормативности, а ее усиление.

Для придущих* (а они придут) обсуждать: я кандидат «лигвистических» наук. Дело не в том, что я не могу быть не права, а в том, что я знаю, про что говорю.
Если интересуют ссылки на лингвистические исследования, лучше спросить drugoy_project или maryxmas.

UPD: * причастие будущего времени:)

UPD2. Выношу из комментов: все эти проблемы существуют только в вашем воспаленном сознании. Когда я читаю фразу "читатель этой книги ожидает...", я не отмечаю про себя, как хорошо автор этих баб приложил, так им и надо. Я понимаю эту фразу, как устоявшийся литературный прием - автор делает паузу в повествовании и обращается от своего имени к читателю книги. Кроме этого, если написать "читательница", что это сразу изменит смысл, автор недвусмысленно намекает, что он не ожидает, что эту книгу будут читать мужчины, либо он хочет подчеркнуть, что его обращение касается исключительно женщин.