Однажды каким-то в принципе обычным днём ты выходишь на улицу и осознаёшь, что города Лондона не существует.
Ещё вчера тебе нужно было не больше пары секунд, чтобы найти его обозначение на карте: вот же он, London подписано, видите; ещё вчера над твоей кроватью висела, скажем, панорама Бейкер-стрит, а за окном мутно плескалась Темза. Ещё вчера, и даже, кажется, ещё сегодня утром было так же; не вспомнить.
А сейчас — нет ничего. Есть город Новобезымянск, и есть город Монополис, и есть ещё много других городов, а вот города Лондон — нет, и никогда не было, и какие карты ни разворачивай, сколько в них ни ройся — ни на одной нет звучного этого, красивого слова. И тянет подойти к первому встречному и спросить: послушайте, но ведь существует же город Лондон? но не подходишь, потому что боишься, что на тебя посмотрят удивлённо и протянут: „Лон-дон? Кажется, слышал какие-то такие легенды…”
Это — в лучшем случае.
И ты, конечно, возвращаешься домой, к голым серым стенам, на которых не то что панорам — обоев никаких уже чёртову уйму времени нет, а потом, конечно, что-то происходит, и ты то ли просыпаешься, то ли что ещё, и ты подходишь к окну и долго-долго глядишь на волны, катящиеся по мутным водам Темзы.
И, в общем-то, сам не понимаешь, что это было такое и что на тебя нашло.
Но ещё очень долго не можешь забыть, как это — жить в мире, где никогда не существовало города со звучным именем Лондон.