Солнце припекало спину, а он все стоял у подъезда и прислушивался к звукам музыки и разноголосья, несущегося со второго этажа дома. Не так давно звонила Таня, очень просила приехать. Хоть и понимала, что не любит он эти сборища. Вот пройтись вдоль железной дороги, рассматривая город по обе стороны железнодорожного полотна. Залезать на крыши гаражей и лежать на спине, любуясь чистым, без проводов, небом.
 - ага, Алекс, привет. Открывай, я к Тане. Да нет - все хорошо, давай быстрее? Потом поговорим. - Замок пискнул и Егор, рывком открыв тугую дверь, вошел в подъезд.

            Кто помоет солнце? - думала Таня, сидя на низкой табуретке, которую прошлые хозяева  из детского сада, наверно, утащили. Солнце с трудом пробивалось сквозь толстый слой пыли на маленьком кухонном окне. Вода сочилась из крана тонкими каплями, выбивая последнюю эмаль раковины. И всё - же тут красиво, Таня тихо засмеялась. Трубы потеющие утренней росой - можно представить, что это сосны в лесу ее детства. Ранним, свежим утром и радуга в каплях переливалась.
            Колонка заперхала и фитиль, который раз за день, погас. Осторожно обойдя шаткий разделочный столик, заваленный грязной посудой и прочим казалось бы лишним хламом, она зажгла фитиль и продолжила мыть тарелки. С лица слетели последние остатки улыбки. Только ветер порой заглядывал через форточку, задумчиво перебирая пожелтевшие от времени страницы газет, удивляясь наивности прошлого.

            Егор тихо вошел в кухню и присел на табуретку. Он знал, что Таня услышала как он вошел. И что тишину сейчас лучше не нарушать. Надо прислушаться к ней, к ее миру вокруг и только тогда развязать ничего не значащий разговор - где беседуют только глаза и краешки губ.
            Пыль старательно выплясывала свои водовороты и элегантные па в воздухе. Редкие лучи солнца подсвечивали эту мягкую пелену, вырисовывая странные знаки. Стоит их прочесть и будет...
            На самой грани осознания смысла знаков Егор чихнул. И засмеялся - вот так и становятся пылью самые великие открытия и смыслы - от единственного чиха! Может эта пыль и есть Идеи, которых не стало?

            Любопытный сквозняк ворвался в кухню и, зашелестев листьями, вытершими снаружи окно, приоткрыл дверь и влетел в коридор, в самую гущу веселья. Таня аккуратно взяла очередную чашку и тщательно вытерла ее. На лице девушки блуждала грустная, непонимающая улыбка. На кухне ей стало гораздо уютнее, когда пришел Егор. Но чего-то не хватало. Из-за двери звучит мягкий перебор гитары. Колонка опять заглохла.
            - Ненавижу, Егор - эту обыденность, этот скучный мир, - тихо вздохнула Таня. Из приоткрытой двери донесся голос Миши:
            «…И каждый поймет, каждый поймет, любой..
            Он что то возьмет себе, себе у нас…»
            Таня вытерла глаза и ожесточенно начала мыть тарелки. Потом, махнув рукой, отложила тряпку и тяжело оперлась о раковину. Больше всего ей хотелось окунуть лицо в эту мутную воду и забыть обо  всем.
 Егор тихо шепнул, стараясь не смотреть на нее.
- Ничего, Тань. Найдем еще наше, вспомним. Свое - родное...
Она покачала головой, - нет.
            Гитара затихала:
            «…ослепнув - глотать осколки стекла.
            Надеясь увидеть, надеясь понять и вспомнить:
            Куда же нас ночью уносила река.»   
            Таня истерично всхлипнула и, резко размахнувшись, кинула в окно чашку. Оно нехотя разбилось и медленно расползлось на осколки. Яркие солнечные лучи жадно выдирали остатки стекла.
            Таня рванулась было выбежать в дверь и на улицу. Но Егор мягко, но крепко схватил Таню и прижал к себе. Держит. Она глухо заплакала, и вяло забилась в его руках, тщась вырваться. Егор, держа Таню, прокричал в дверь:
            - Миша! Заткнись!
            Егор сидел на скамейке в парке, рядом со своим домом. Теплый день потихоньку подходил к концу. Мягкий сумрак осторожно подкрадывался к городу со спины. Егору особенно нравилась та пора, когда еще не стемнело, но солнце уже ушло. День прошел - со стороны, казалось бы - бессмысленно. Но он был полон переживаний и нового понимания своей жизни и осени, что шелестела опавшими листьями перемен  уже вот несколько месяцев. А неподалеку тихо скрипели под ветром качели.
            Егор! Хватит думать! Пошли пива попьем, походим, подышим! - прокричал из подъезда только что вышедший друг детства - Тёмыч, брат Тани.
 С улыбкой, покачав головой Лис встал со скамьи и, потянувшись, побежал догонять друга.

            Двери шумно, с трудом, но захлопнулись. Народу было много - конец дня, студенты возвращались по домам. Кто с пар, а кто и с дружеских попоек в соседнем дворе. В трамвае царила незабываемая атмосфера сообщников и прекрасно ладящих друг с другом людей. Даже пенсионеры прониклись ею. И понимающе улыбались, косясь на развязных и милых в своей свободе студентов.
            Егор сидел в самом конце трамвая. Он вытянул ноги, нимало не волнуясь, что отдавят и, с улыбкой, прикрыв глаза, растворился в музыке. Она потихоньку лилась из наушников старенького кассетного плеера, снимая кальку обыденности с его мыслей. Сзади в окно жарило яркое летнее солнце.
            Тихо извинившись, сквозь толпу протиснулась Таня и села рядом с Егором на освободившееся место. Девушка дотронулась до руки Егора:
- Ли-ис, привет.
- Здравствуй, Тань, - улыбнулся Лис, - послушай, что вчера откопал.