Быть, как Гвиневра, расстегивать, чуть не отрывая, пуговицы на одежде его лучшего друга, скрываться в темных коридорах чьих-то квартир, на людях чуть ли не швыряясь в друг друга вещами, не вцепляясь в волосы — идеальная завеса, «почему вы постоянно ссоритесь, он же мой лучший друг».

Демонстративно садиться на дальние концы почти овального стола, на праздниках, требующих общего сбора и незаметно сжимать кисти рук, дрожаще и до боли вцепляясь ногтями.

Они вместе выросли, обретя роднящее «что-то», что позволяет жить всю жизнь будто спина к спине.

Изучать натальные карты астрологов, каждый год слышать новые предсказания, «этот год будет благоприятен для рождения наследника», и передавать условные знаки через верных людей, ждать и мерзнуть около узких бойниц темных башен, «говорят, что король начнет войну весной», целовать, зализывая раны от когтей соколов на руках, таиться и вздрагивать — оглядываться на двери, которым нельзя быть запертыми.

Возвращаться домой, на перекладных, лютой зимой, и сворачивать в последний момент - разворот шелестящего платья, пересаживаться на другую станцию, считая шаги, пересекать километры в секунды.

А потом шептать в мерзнущие руки, "найти бы противоядие от тебя, выпить бы что-нибудь и пусть будет как раньше, не видеть тебя никогда" в эти властные глаза, горящие, постоянно ищущие, отчаянные, голодные глаза — цвета прозрачной озерной воды, такие надменные и холодные, закрытые, захлопнутые на сотни замков, и такие откровенные, чуть стоит провести, будто незвзначай, по руке, коснуться проходя мимо...

Убаюкивать, успокаивать, обнимать — осторожно, чтобы в любой момент отдернуться, раскачиваться, монотонно укачивать, как ребенка, самым сильным и несгибаемым тоже нужна поддержка.

Наматывать на кулак темную шёлковость волос, застегивать утром запонки на рубашках, поправлять заломившийся ворот, не оглядываясь на себя в зеркало — предателей оно не отражает.

Рыдать, беззвучно, сухо, просто клокотание комка боли и небыли в горле, большее позволить себе невозможно, всхлипа носом, просто втягивание в себя холодного воздуха, чтобы успокоиться.

Возвращаться, чувствуя стальные ножницы, забытые хирургами в груди — мою практичность, спокойствие и взвешенность, входить как ни в чем не бывало в королевские спальни, одеваться к обеду, переодеваться к ужину, улыбаться гостям и посетителям, следить уголком глаза за его величеством — всегда наготове подхватить, помочь, превратить в шутку резкое слово, будто случайно опрокинуть бокал с подсыпанным чем-то.

Вздрагивать вдруг, когда кто-то схватив фотокамеру, в порыве запечатлеть каждый упавший стакан ловит в объектив нас троих — два темных силуэта и светлое яркое солнце.

Какая теперь разница.