... Надо учиться любить себя - любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя.
 

... Потому уклоняюсь я теперь от счастья моего и предаю себя всем несчастьям - чтобы испытать и познать себя в последний раз.
 

Ах, как удобно вы пристроились! У вас есть закон и дурной глаз на того, кто только в помыслах обращен против закона. Мы же свободны - что знаете вы о муке ответственности в отношении самого себя!
 

В пылу борьбы можно пожертвовать жизнью: но побеждающий снедаем искусом отшвырнуть от себя свою жизнь. Каждой победе присуще презрение к жизни.

Вера в причину и следствие коренится в сильнейшем из инстинктов: в инстинкте мести.
 

Во всякой морали дело идет о том, чтобы открывать либо искать высшие состояния жизни, где разъятые доселе способности могли бы соединиться.
 

Восстание - это доблесть раба.

Возвышенный человек, видя возвышенное, становится свободным, уверенным, широким, спокойным, радостным, но совершенно прекрасное потрясает его своим видом и сшибает с ног: перед ним он отрицает самого себя.
 

Возраст самомнения. Между 26 и 30 годом - прекрасная пора жизни, когда человек зол на судьбу за то, что он есть столь многое и кажется столь малым.

Всякий восторг заключает в себе нечто вроде испуга и бегства от самих себя - временами даже само-отречение, само-отрицание.
 

Вы, любители познания! Что же до сих пор из любви сделали вы для познания? Совершили ли вы уже кражу или убийство, чтобы узнать, каково на душе у вора и убийцы?
 

Если имеешь счастье оставаться темным, то можешь воспользоваться и льготами, предоставляемыми темнотой, и в особенности "болтать всякое".
 

Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушает страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя.
 

Жизнь ради познания есть, пожалуй, нечто безумное; и все же она есть признак веселого настроения. Человек, одержимый этой волей, выглядит столь же потешным образом, как слон, силящийся стоять на голове.
 

Изолгана и сама ценность познавания: познающие говорили о ней всегда в свою защиту - они всегда были слишком исключениями и почти что преступниками.
 

Каждая церковь - камень на могиле Богочеловека: ей непременно хочется, чтобы Он не воскрес снова.
 

Когда благодарность многих к одному отбрасывает всякий стыд, возникает слава.
 

Когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх.
 

Кому нет нужды в том, чтобы лгать, тот извлекает себе пользу из того, что он не лжет.
 

Кто не живет в возвышенном, как дома, тот воспринимает возвышенное как нечто жуткое и фальшивое.

Кто хотел бы казаться толпе глубоким, заботится о темноте. Ибо толпа считает глубоким все то, чему она не может видеть дна.
 

Культура - это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом.

Любовь к жизни – это почти противоположность любви к долгожительству. Всякая любовь думает о мгновении и вечности, - но никогда о продолжительности.
 

Мистические объяснения считаются глубокими. Истина в том, что они даже и не поверхностны.
 

Мораль нынче увертка для лишних и случайных людей, для нищего духом и силою отребья, которому не следовало бы жить, - мораль, поскольку милосердие; ибо она говорит каждому: "ты все-таки представляешь собою нечто весьма важное", - что, разумеется, есть ложь.
 

Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими.

Мы хвалим то, что приходится нам по вкусу: это значит, когда мы хвалим, мы хвалим собственный вкус – не грешит ли это против всякого хорошего вкуса?
 

Начинаешь с того, что отучиваешься любить других, и кончаешь тем, что не находишь больше в себе ничего достойного любви.

Наш долг - это право, которое другие имеют на нас.
 

Нести при себе свое золото в не отчеканенном виде связано с неудобствами; так поступает мыслитель, лишенный формул.
 

Ни один победитель не верит в случайность.
 

Опасности попасть под экипаж человек подвергается, когда только что выскочил из-под другого экипажа.
 

Опасность мудрого в том, что он больше всех подвержен соблазну влюбиться в неразумное.
 

Покуда к тебе относятся враждебно, ты еще не превозмог своего времени: ему не положено видеть тебя - столь высоким и отдаленным должен ты быть для него.
 

Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.

Только человек сопротивляется направлению гравитации: ему постоянно хочется падать - вверх.
 

Что до героя, я не столь уж хорошего мнения о нем - и все-таки: он - наиболее приемлемая форма существования, в особенности когда нет другого выбора.

Я различаю среди философствующих два сорта людей: одни всегда размышляют о своей защите, другие - о нападении на своих врагов.
 

…Для глупого лба по праву необходим, в виде аргумента, сжатый кулак.

Ты должен сжечь себя в своем собственном пламени: как иначе хотел бы ты обновиться, не обратившись сперва в пепел!
 

У большинства является энергия духа только в том случае, когда они подчиняются необходимости борьбы: при нападении или обороне, под влиянием страха или мести. Но только проходит эта необходимость, они впадают в оцепенение.
 

Там, где нельзя больше любить, там нужно пройти мим

Мы более искренни по отношению к другим, чем по отношению к самим себе.

Воля к любви означает готовность к смерти.
 

"Возлюби ближнего своего" – это значит прежде всего: "Оставь ближнего своего в покое!' – и как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями."
 

Только тогда можно молчать и быть невозмутимым, когда есть лук и стрелы: иначе возникают ссоры и пустословие.

Взгляните на верующих! Кто больше всего ненавистен им? Разбивающий скрижали их ценностей, разрушающий и преступающий, но он есть созидающий.

Бог – это некое предположение…
 

В стадах нет ничего привлекательного, даже если они бегут вслед за тобой.
 

Я не понимаю, к чему заниматься злословием. Если хочешь насолить кому-либо, достаточно лишь сказать о нем какую-нибудь правду.
 

Поверхностные люди должны всегда лгать, так как они лишены содержания.
 

(Friedrich Wilhelm Nietzsche)