самых красивых девочек рисует Рендел Манро
'музыка
Qw (22:23):
я хотел убить суку.
Qw (22:24):
реально. прям взять и колотить ей молотком по лицу
Qw (22:24):
а потом я в неё влюбился. женя молодец.
Vm (22:25):
....
невероятный момент сегодня наблюдал я, и более того участвовал. утром. столь прекрасное сочетание жизни, музыки и настроения я действительно не помню. так великолепно попали в друг друга.
Две 'пропавшие части.
3.
Стояли они, облокотившись на забор, а чашки стояли крепко обхваченные снегом навалившем на забор.
- Я ведь к А. ездил.
- Да?
- Прошлялся там пол дня. Писали ей sms, как то дом нашёл. Уютный двор, тучи, небо синее, старые клёны, сидел на скамейке. А потом… я ведь к А. могу всегда приехать. Написал ей, она всё понимает, сказала хорошо, встал и пошёл.
- И сюда?
- Да.
Л. допила кофе.
- Я бы ещё выпила
О. отдал ей своё.
О. был в раздумии касаться того что было или нет. Выбрал "Нет"
…
4.
О. обхватил Л. за талию, прижавшись грудью к бёдрам, и закинул её на плечо. Л. смеялась.
- Сейчас. - О.
Он попятился по лестницу, пятиться, от чего-то, было очень тяжело. Мелкими, шажками развернулся и стал подниматься по лестнице. Подниматься было намного проще. Он достал ключи и открыл дверь. Внёс Л. и посмотрел в зеркало. И Л. посмотрела в зеркало, упиравшись на плечё О. и приподнявшись. Он медленно её опустил на пол. Мама прошла по коридору.
- Здравствуйте, - смутилась Л.
- Здравствуйте, - улыбнулась мама.
Л. улыбнулась.
…
5.
О. лёг на кровать. На Л. была вязаная оранжевая кофта. Она прижалась к О., и он почувствовал её дыхание. Он чувствовал её дыхание уже какое-то время, и от этого ему становилось очень тепло и очень спокойно. А тут он ещё и почувствовал тепло Л., когда нёс её, своим плечом, живое, играющие тепло.
- У тебя зеркало в коридоре есть?
- Всмысле.
- Ну, зеркало, в коридоре.
- А, да есть. Там шкаф с раздвигающимися дверьми.
- Да, да. У меня такой же. Дико неудобно.
- Да нет.
- Не знаю, мне очень неудобно.
О. приподнял голову и посмотрел в окно, а потом на лежащую рядом Л., в оранжевой вязаной кофте, положил голову обратно на одеяло.
- Я не хочу быть внутри тебя
- Я же тебе говорила, - сказала очень рядом.
- Я просто сейчас думаю, а зачем мне это?
- Да.
"Лучше я буду чувствовать твоё тепло, не находясь внутри тебя, куда меня всё равно некогда не пустят". Про себя сказал О.
- Да.
…
Телефон. Пробуждение. Проклятие.
Последняя часть обращается к Манон Леско, очень отчётливо; скорее даже не с тем, что написано, а с тем описанием чувств, о которой говорила Ф.Т.В.
Пойду-ка на нож упаду.
«Я тут полюбил одну, но все время мороженное просила. Тонны две этого мороженного съела. Вела себя как ребенок...» И.В
[560x420]
«Как-то пришел я в гости к одной музыковедше. Включил у нее радио. Не помню, что там играло, кажется, какой-то блюз. А мы разговаривали о Шуберте. И я стал похлопывать ладонью в такт. Она это заметила и, удивленная контрастом, с ужасом сказала:
- Как же вы можете ЭТО слушать? Там же все одинаковое.
Поскольку баба она была хорошая, я ничего не стал ей говорить про снобизм. Я просто отделался фразой, что не все так просто. Потом мы перестали видеться. Но до сих пор я временами веду с ней мысленный диалог.
Понимаете, говорю я ей, вот я слушаю The Clash, Билла Эванса и Вагнера. `Опустим Билла Эванса - джаз сейчас все, кроме настоящих снобов, называют академической музыкой. Итак, The Clash и Вагнер.
Понимаете, говорю я ей, одно и другое удовлетворяет разным запросам моей души. Вагнер, говорю я, - это чисто музыкальный труд слушания. Вычленения мотивов. Он, условно говоря, удовлетворяет моим запросам героического.
А Джо Страммер (подставляйте сами) - он удовлетворяет чувству бытового трагизма. Потому что, понимаете, говорю я ей, опера по своему возвышенному строю в основной своей массе избегает бытовых коллизий. Она искусственно длит условности этого мира.
Заппа (которого, кстати, Бернстайн считал большим композитором) говорил - легко заставить плакать людей, исполняя песни про любовь. А вы попробуйте заставить плакать их, исполняя песни про сельдерей.
Понимаете, продолжаю я, легко плакать над несчастной Лючией ди Ламмермур. Ее судьба к этому предназначена. И музыка - тоже. А вот мне иногда, глядя на старух у гастронома или на свои обмороженные руки или `на уронившую сумку в магазине девушку, плакать хочется. Кто ответит на этот мой эстетический запрос? Опера? Да никогда.
Вы можете себе представить оперу, где бы протагонист пел такую арию:
- I'm so fucking special!
Со всеми модуляциями и фиоритурами?
Да ни за что.
Опера удовлетворяет моим запросам вечного. Рок-н-ролл (будем называть это так) - моим запросам сиюминутного. В котором подчас больше бездны, чем во всем вечном вместе взятом.
Понимаете? спрашиваю ее я. И понимаю, что - не понимает».
А.Р.
«Хорошо, когда тебе тридцать пять, подумал я, почитав юзеров из серии «детям до двадцати пяти». Не надо кадрить девок каждой фразой, не надо косить под умного и сыпать цитатами из Шопенгауэра. Какое это утомительное занятие – кадрить девок. По себе помню. Правда, в мои двадцать пять в России еще не было Интернета. Или он был, но как-то неявно. Короче, меня минул. А то бы я из портков лез и каждое предложение строил бы как-нибудь выкобенисто. Ужас».
А.Р.
«Дорогой Тед!
Мне так жаль. Не могу понять, что происходит. Мне нужно, чтобы Вы прислали ко мне в больницу Дэви. Я вдруг совсем ослабела. Это лишено смысла. Лишено какого бы то ни было смысла.
Врачи твердят, что это лейкемия, но мы же знаем, это не так, верно? Знаем, что они наверняка заблуждаются.
Спасибо Вам за все Ваши письма, за то, что Вы вкладываете в эту работу всю душу. Я не ошиблась, послав Вас, и не забыла о нашей договоренности. Я составила новое завещание, которое засвидетельствовали медицинские сестры. Потратьте эти деньги на то, чтобы дар Дэви стал известным всему миру.
Как только получите это письмо, приезжайте с Дэви. Он снова все поправит.
С любовью, Джейн.»
348(22:09):
меня подобные фотографии, коль я их вижу и часто (но не очень), заставляют смущаться порой, достаточно отчаянно, по причине, которая, не является большой тайной, но всё-таки несёт на себе достаточное количество похабного налёта
348 (22:10):
ох сёдня же шз. неа не знаю
336 (22:10):
ну завертел. чрезмерная индевость и то что все фотграфий как две капли воды?
348 (22:10):
нет, куда более интимная
336 (22:13):
какая же?
348 (22:17):
всё дело в том что сама фигура девушки, хоть с сколько-то приподнятыми коленями, и хоть сколько-то раздвинутыми ногами в ступнях — открывают смотрящему всё то, что скрывается как правило, а именно это вызывающие сгибы ведущие прямиком к органам воспроизводства. вся конструкция при этом становиться похожа на дворец (позволю себе такое вольное сравнение), в данном случеи с высокими, белоснежными..., пожалуй не воротами, а колоннами, дабы придать картине некий налёт античности, к коей я питаю любовь, о которой тебе даровано знать. продолжу разглагольствовать; белоснежные колонны за которыми скрывается длинный коридор, который ведёт в темноту. вся пошлость в том что мы знаем что скрывается в центре этой темноты, и самое её качество скрывающей, вопрошает к мужскому возбуждению. я красочно утрировал последнее, но чувство этого определённо присутствует
348 (22:19):
всё выражения лица после этого оказывается смазанным как минимум, потому что при всём желании модели, или фотографа, центр фотографии уже не лицо, а то что даровано женщинам для продолжения рода, назову это так.
336 (22:26):
ну да тебе виднее) в этом смысле
348 (22:27):
она красивенькая
336 (22:27):
я могу сказать, что автор желает сделать фото как бы случайным моментом, ведь герой отвернулся — он не действующее лицо, но излишне вычурно изогнутые ноги находят настолько в неестественной позе что кадр официально становится постановочным и уже пошло фальшивым. но последней лицо еще неудачно сфотографировано так как снизу а это мало кому идет
336 (22:32):
шз))
348 (22:36):
ну всё равно я бы с ней бы пивко бы попил бы
336 (22:43):
)))))
348 (23:31):
она ещё не коньчилась?
348 (23:33):
почему?
336 (23:33):
откуда я знаю)
348 (23:36):
я вчера ночью о чём-то очень важном думал но не помню о чём
336 (23:39):
спать)
348 (23:39):
я курить дупло
О. открыл глаз, свет ударил по глазам, простыня сползла с надувного матраса. Свет бил в лицо из окна. Рама была открыта, а на подоконнике, боком, стояли книги, чуть-чуть приоткрытые, ветер шелестел между страниц. Топ-топ-топ, шагала Л., тяжело наступая на пятку. Босиком и в сорочке, одна, со стопкой книг она подошла к окну; поставила книги на стол, встав на цыпочки, и продолжила их расставлять.
- Что ты делаешь?
- Пусть проветрятся.
9:43