Исчезновение Йозефа Менгеле это и старение, которому подвержено все живое, но и постепенное растворение в кислоте собственной паранойи скрывающегося от правосудия преступника. По сути сам фильм - своего рода такой же антропологический эксперимент, какими в лагере занимался доктор Менгеле, только, разумеется, не такой жестокий. Жестокость она в силе кадров. Вообще то как в короткой сцене фильма показана работа "ангела смерти" в лагере вызывает отдельный интерес. В нашем веке фейков и дипфейков только ореол документалистики может заставить нас поверить в происходящее - поэтому вскрытие горбуна показано кадрами кинохроники. И им веришь. 

Да, есть плакативность и некая искусственность в разговорах старых партийный товарищей на нацистской свадьбе, в диалогах Менгеле и подросшего сына, который приехал навестить дряхлого отца в Бразилию - это и формальный сюжет фильма, но фильм выручают и поднимают до произведения искусства невероятная игра актеров, всех актеров и будоражащая сила отдельных кадров. Нечто неподдельное, что нельзя просто накидать в графическом редакторе, о чем надо было думать, что должно было прийти озарением. 

Фильм наглядно демонстрирует насколько в малой степени бытие определяет сознание, точнее оно его определяет вовсе не так, как мы себе его обычно представляем. Даже после чудовищного крушения нацисты собрались в Южной Америке и продолжают верить во все заветы Адика. Нет, они верят еще яростнее и самозабвеннее, видя в настоящем преломленное подтверждение своих идей. Да, из своих крысиных нор, прячась и скрываясь, окруженные щербатыми и рябыми мулатами на фазендах Аргентины, продолжают верить в величие арийской расы. Точно и угадан источник всего зла. Он, конечно, показан в сцене с отцом, если смотреть её внимательно. (Это такой мостик к "Смерть - моё ремесло" Мерля) Фильм еще и портрет семьи и, более узко, исследование отцовства. В не меньшей степени, чем портрет-исследование главного персонажа, самого Йозефа Менгеле. 

И всё же фильм оставляет надежду. Надежда эта в сыне Менгеле, который любит отца, но уезжает. Они уже слишком разные. Борьба за умы продолжается, но иссохшая смоковница отсекается самим ходом времени и бросается в огонь. Время, как говорят итальянцы, честный человек.