Как говорится, не прошло и года ) (Действительно, всего каких-то полгода )))))))
Но – должен же я выполнить долг… по отношению к самому себе ))))))

I. Эдмон Дантес

II. Бертуччо
Тут, пожалуй, будет немного покороче.

Очень жалею, что из-за своей лени берусь продолжать так поздно, что, к сожалению, уже вряд ли найду в комментариях интересные точки зрения… А они были высказаны, это точно… Но, может, заинтересованные люди сами подключатся )

Итак, забываем про мюзикл и прочие творения, помимо книги Александра Дюма, и вспоминаем, в чем там было дело.
Бертуччо ждал возвращения из армии своего старшего брата. Встретиться они должны были в Ниме. Брата Бертуччо убили, и он пошел к прокурору. Прокурор его послал к черту, и Бертуччо, проследовав за ним (за прокурором, а не за чертом )) аж до городу Парижу, его зарезал.

Это вкратце. Теперь разберем вдумчиво, по пунктам.
С одной стороны, я, как и любой другой гражданин не могу не возмущаться бездействием властей. Слишком часто это бывает у нас, слишком часто правоохранительные органы отнюдь таковыми не являются. Извините за пример – но я до сих пор помню, как мы сперва никак не могли подать заявление о краже паспорта (побывали в трех отделениях, все три – в разных концах города), а когда паспорт вернули, около месяца никак не могли аннулировать свое же заявление О_о И при этом я безумно рад, что это одно из немногочисленных моих столкновений с родной милицией, и что бОльшая часть моей жизни проходит по принципу «я их не знаю, и, что еще лучше, они меня не знают».
С другой стороны я, как любой здравомыслящий гражданин все-таки понимаю термин «висяк». Есть дела, которые практически наверняка не будут разрешимы – неважно, по какой причине.

Так вот, дело, с которым Бертуччо пришел к Вильфору, откровеннейший висяк.
Брат Бертуччо был солдатом наполеоновской армии: «он служил в императорской армии и дослужился до чина поручика в полку, который весь состоял из корсиканцев»
Задержимся на этом моменте, здесь много особенностей.
1. Наполеоновский солдат в постнаполеоновские времена – не самая лучшая характеристика. Солдат-победителей носят на руках, солдат-проигравших в лучшем случае игнорируют, в худшем – презирают. К тому же Наполеон выжал из страны все соки, забрал самых крепких, самых сильных мужчин в самом расцвете лет. Когда страна одерживала победы, было не время оплакивать своих сыновей, братьев, мужей и отцов. Когда же наступила пора сокрушительных поражений – боль от потерь обострилась.
2. Брат Бертуччо не просто наполеоновский солдат. Он офицер и, что еще важнее, он корсиканец. Корсика не так давно стала частью Франции, да и сам экс-император – корсиканец. Кого же винить во всех бедах, как не их?
3. Привожу опять же цитату: «Я всеми силами старался разузнать, кто были убийцы, но никто не смел назвать их, так все их боялись». Заметим между делом – пока между делом, потом еще вернемся – что Бертуччо сам не из особо законопослушных слоев общества (он контрабандист). А рыбак, как говорится, рыбака… Тем более, что «профессия» нужная ) Полиция и сейчас, если это не джеймсыбонды, не всегда в курсе всех бандитских дел, в то время как относительно «своему» проще притереться. Опять же: в той среде «ищеек» неплохо распознают, Бертуччо же к ним не принадлежал.
Короче: Бертуччо не удалось разузнать, кто был убийцей. Возможно, как он и говорит, из-за страха остальных жителей, а возможно, что по причине согласия этих самых жителей с действиями убийц. Я сильно сомневаюсь, что полиции удалось бы сделать больше. Те же самые люди невинно хлопали бы глазами и отвечали бы: знать не знаю, ведать не ведаю, моя хата с краю – и т.д. и т.п. Своих редко выдают. Тем более, что по словам того же Бертуччо: «они убивали на улицах всех, кого подозревали в бонапартизме». Т.е. это было в обычае… и, что уж там: властей, скорее всего, такое положение дел устраивало. Ибо многие «бонапартисты» - это те самые вернувшиеся с войны солдаты. Обученные военному делу, вооруженные, понимающие, что от новой власти им ждать нечего. Т.е. – потенциальная опасность если не для установившегося строя, то для общественной жизни как минимум. Возможно, многие городские начальники специально закрывали глаза на сложившуюся ситуацию: мол, лучше сейчас «переболеть», чем потом расхлебывать последствия.

Теперь о Вильфоре в данном контексте. В фильмах любят изображать, что Вильфор «олицетворяет собою бездушную государственную машину». В каком-то смысле это действительно так. Ну, хотя бы потому, что «государственная машина» по определению бездушна – ведь любое государство это механизм (отлаженный или же не очень) принуждения. А где вы встречали душевное принуждение?
И, как и в случае с Дантесом, с одной стороны Вильфор здесь участвует как представитель закона. В его – теоретической! – власти разрешить вопрос. Но власть остается именно что теоретической. Да, бессилие закона вовсе не оправдывает правоохранительные органы, но когда говорит политика, уголовный суд вынужден либо молчать, либо подстраиваться к ней. Вильфор как никто прекрасно понимает, что ни один человек ему не «сдаст» этих убийц. А если припереть людей к стенке и заставить вспомнить, что да, такой солдат вообще был, найдется уйма свидетелей, что тот сам начал, что задирал женщин, хамил мужчинам – в общем, все по сценарию. Это только в романах и их экранизациях всех злодеев можно обнаружить и наказать… Зачастую все обламывается на самом первом пункте: обнаружить.
С другой стороны, для лично Вильфора «бонапартист» - страшное, ужасающее, запретное слово. У Вильфора отец бонапартист. Вильфор впервые по вине Наполеона пошел на сделку со своей совестью. Он бежал от этих воспоминаний, он не желает быть втянутым ни во что, что как-либо связано с экс-императором.

Вот честно: я не знаю, взялся бы Вильфор за это дело, если бы оно не было столь откровенно безнадежным. Дюма говорит лишь о его строгости и неподкупности, но и этих важных качеств для прокурора недостаточно. Я не знаю, хватило бы ему душевных сил наступить на горло собственным страхам. Быть может, он героически их преодолел бы, а может, малодушно отступил. Мне даже кажется, он сам этого не знал… да и не думал.
Одно можно сказать точно: Вильфор – отнюдь не Дон Кихот. На ветряные мельницы он бросаться не будет, за бесспорно провальное дело не возьмется. Дело Бертуччо для него изначально было тупиковым.

Вывод: из всех претензий к Вильфору эта – самая, пожалуй, весомая. В абстрактном смысле, если брать ситуацию в «чистом» виде. Но ведь нельзя не признать: даже если бы Вильфору хватило безумия взяться за это дело – результатов никто бы не дождался. Да, была бы высказана воля – но при этом потрачена впустую. Не знаю, удовлетворило бы это Бертуччо… Возможно, он счел бы, что правоохранительные органы сработали плохо, или что все в сговоре, или еще что-нибудь…

Ах да, и пару слов о личности Бертуччо. Конечно, заявитель – он по-любому заявитель, но…
Вы заметили, что хамством больше всего возмущаются хамы? Разумеется, хамы предпочли бы жить в мире культурных и вежливых людей, на которых можно спускать полкана. Две стервы в одном пространстве не уживаются – а то кого же они будут терзать? Двум шулерам бесполезно играть в карты – оба знают все секреты и видят друг друга насквозь…
Так вот, по той же причине преступники всегда крайне возмущаются, когда закон в кои-то веки должен быть на их стороне – и вдруг не оказывается на ней!
Бертуччо – контрабандист. Статья за это есть, между прочим. Впрочем, стоит уточнить: т.к. по милости Наполеона Франция одно время жила в условиях экономической блокады, отношение к контрабандистам в обществе довольно благосклонное… Но вот ведь какая штука: а сейчас, например, общества благосклонно к тем, кто убивает бонапартистов… Настроения масс – странная штука… Сейчас они за таких, как ты, а потом вдруг против… Когда за «нас», даже если мы неправы, мы радуемся, а если вдруг против – жутко обижаемся…>
Но так или иначе, честным человеком Бертуччо не назовешь. Рыльце, как говорится в пушку – и тем не менее он считает себя вполне в праве требовать правосудия. Того самого правосудия, которого он бы клял последними словами, попади он в его руки по своей статье.


Но все же с этой ситуацией все более или менее ясно: оставляя в стороне личные мотивы Вильфора (если они вообще имели место) и нравственный облик Бертуччо, имеем следующее: Бертуччо пришел требовать от королевского прокурора невозможного. Правосудия бы он не дождался, даже если бы всю полицию Нима бросили на поиски убийц его брата.

А вот, кстати, интересная подробность: почему, собственно, Бертуччо пошел к прокурору, а не к полицейскому комиссару? Ведь уголовка же – разве принято с уголовкой идти в прокуратуру? Впрочем, в этом вопросе я абсолютно «не Копенгаген», поэтому отложу в сторону. Если кто в курсе – просветите, буду рад )

И, подходя к финалу, хочу задать вопрос, который меня мучает с момента прочтения книги: у самого-то Бертуччо с головой все в порядке?
Он говорит: «если вы так хорошо знаете корсиканцев, вы должны знать, как они держат слово. По-вашему, убийцы правильно сделали, убив моего брата, потому что он был бонапартистом, а вы роялист. Хорошо же! Я тоже бонапартист, и я предупреждаю вас: я вас убью. С этой минуты я объявляю вам вендетту, поэтому берегитесь: в первый же день, когда мы встретимся с вами лицом к лицу, пробьёт ваш последний час»
То есть брат его уже не волнует, как и месть за брата. Бертуччо собирается мстить – но за кого? Если бы за брата, то ему следовало бы остаться в Ниме и продолжать искать убийц. Но нет! Об этом уже позабыто. Брат – лишь предлог. Бертуччо собирается мстить за нанесенную ему самому обиду. За то, что прокурор ему отказал, причем в довольно резкой форме. Одного этого, оказывается, достаточно, чтобы сей человек поперся из Нима в Версаль (пешком!), чтобы он сам поднял руку на другого человека. Это месть практически «в никуда», и, думаю, Бертуччо с Дантесом друг друга нашли – два психа… Только у Бертуччо «труба пониже и дым пожиже».
К слову, заметьте: Бертуччо постоянно ввертывает в разговор «несчастную невестку» которая вроде как осталась без средств к существованию, однако: «кормилец» сперва некоторое время торчал в Ниме, потом пошел к Парижу (посмотрите по карте, сколько там от Нима до Парижа )), а потом три с лишним месяца (!) крутился вокруг Версаля, поджидая удобного случая. А потом еще добирался обратно.
По-моему, бедная женщина уже раз десять могла помереть с голоду за все это время – если было все так плохо, как говорил Бертуччо. И все же он, недолго думая, бросил эту самую несчастную, коей он так старательно прикрывался, и отправился к черту на рога, только чтобы удовлетворить свое раненное самолюбие. Не устрашившись, напомню, при этом убить человека – т.е. совершить то самое преступление, за которое так горячо требовал наказания. Я уж молчу про то, насколько он плохо сделал и эту «работу» О_о Бракодел!

Что я хочу сказать, подводя итоги? В этой ситуации, разумеется, напяливать на Вильфора белый балахон и прикручивать к голове нимб было бы глупо – не заслужил; но и того, чтобы вешить на него всех собак, он не заслужил тем более. Вильфор стал для Бертуччо козлом отпущения, манией, идеей фикс не слишком развитого ума (ловкость и хитрость – это далеко не ум). Я не сомневаюсь, что, окажись на этом месте любой другой прокурор (или вообще любое иное должностное лицо), ситуация повторилась бы в точности. Ни от кого Бертуччо не получил бы содействия, а – я все-таки повторюсь – даже если нашелся бы какой-нибудь исполнительный идеалист, он не получил бы желаемого результата. Я ни в коем случае не скажу, что это правильно или уж тем более справедливо – разумеется, отвратительно, когда в обществе творится беспредел; но, как говорится, факт имеет место, и никуда от этого не деться.
Таков наш век, он нас такими сделал!..

Продолжение следует…