...упругий кожанный стук двух барабанов, и Ночь вокруг. В центре Ночи горит костер. Большой, в пол человеческого роста, с красновато-желтыми языками. Огонь вздрагивает, словно пытаясь отыграть собственное представление на лицах, которыми смотрит на него Ночь, но, в итоге, лишь вплетает свои блики в сложный ритм ударов. Огонь удивлен...
''Лица Ночи'' -- вы только послушайте! Нет уж, братцы, либо у этой своенравной саламандры излишне разыгралось воображение, либо она попросту страдает манией величия! И скорее уж второе, поскольку лица эти, к ночи никакого (ну, почти) отношения не имеют. Человеческие это лица, вернее сказать -- юношеские, наши лица. А смотрят они, если уж на то пошло, не столько на нее, огненную, сколько на...
...перед Огнем было два человека. Люди стояли, как это и подобает людям перед Огнем, но выглядели при этом странно величественно. Их жесткие усы были аккуратно подстрижены. Глаза, излучающие холодное безразличие, полуприкрыты, отчего из-под век видна была лишь часть прорези зрачка. А по успевшей уже местами поседеть короткой шерсти бежали пронзительно-черные ручейки рисунка. Они текли от середины груди каждого, переплетаясь меж собой, оплетая все тело... Одни окончательно впитывались в горячий песок шерсти где-то на предплечьях и запястьях, другие успевали добежать до жилистых ног, третьи... Третьим везло -- они перетекали со спины на крылья, не впитывающие их черную влагу, и смоляными искрами срывались с кончиков перьев. Люди были похожи, очень похожи, хоть и отличались лицом и рисунком. Похожи... настолько, что иногда хотелось сказать: ''Это один человек, невидим, стоит сейчас у костра, дважды отражаясь в зыбкой реальности бликов, и руки его мягко, ритмично создают эту реальность, касаясь сухими пальцами натянутой кожи...''
Это была замечательная ночь. Не слишком жаркая, что было очень кстати, и очень темная -- луны в это время показывались лишь к рассвету -- поэтому на небе россыпью чистого песка были видны даже самые мелкие звезды. На земле тоже был песок, хоть и не столь чистый, как небесный. Зато он впитал за день много солнечного тепла, так что все с удовольствием врывали в него уставшие ноги чуть ли не до пяток. Мы, восемнадцать старших юношей деревни, сидели у костра, разведенного для ритуала. Впрочем, зачем еще может быть нужен огонь, если на нем не готовят пищу? Сидели. Как и положено, на почтительном расстоянии, почти на границе света и тьмы, образуя круг в два с половиной размаха. Понятно, что освещать такое пространство может лишь достаточно большой костер. Он и был большим, таким, что смотреть прямо на него было больно, хотя вряд ли кому-то сейчас пришло бы в голову смотреть на костер. Да, вряд ли, потому что у костра стояли шаманы. Именно у костра, в шаге от пылающих веток, друг напротив друга, разделенные им. Я тогда все в толк не мог взять, как им не жарко?! Так вот, смотрели все на шаманов, да не просто смотрели -- это было настоящее оцепенение. Оно и не удивительно, хотя это я только теперь понимаю. А тогда казалось: не то что говорить, даже дышать преступно и неуместно, а закрыть глаза не представлялось возможным даже под страхом смерти!
Шаманы. Двое жилистых, вечно седеющих еще не стариков. Суровы, немногословны, очень спокойны, сколько себя помню, всегда такими и были. Живут в деревне, вместе со всеми, лечат больных, помогают иногда советами, и главное -- учат Закону. Отец говорит, что они еще все время смотрят за мальчикам, пока те растут, и выбирают (как -- только им и ведомо) а в день после Праздника Совершеннолетия уводят выбранного юношу с собой. Учиться, так считает отец, но -- кто знает шаманов, кроме них самих?! -- ведь никто из избранников в деревню не возвращался.
Шаманы. Сейчас они готовятся к Танцу Огня. Последний день весны, грядет жара, засуха, и изголодавшийся за время дождей огонь непременно накинулся бы на посевы и дома, как только из водяниц испарятся последние капли и в ход пойдут заготовленные специально для Сухой Поры сочные плоды Гоаррави1, а домашнее вино, пригодное, правда, разве что для стариков -- работать после такого питья совершенно невозможно. Накинулся бы, но к счастью, шаманы умеют договариваться с Саламандрой. Однажды я спросил одного из них, что означает это странное слово, но в ответ он лишь буркнул: ''Огонь...'' -- а отец после обьяснил мне, что Имена -- это дело шаманов, для нас же они только способ выказывать свое уважение природе. Ах отец, если б все было так просто! Впрочем, тогда оно так и было...
Подготовка к Танцу, любому Танцу -- очень важная вещь. Никогда не знаешь, сколько она продлится и когда начнется сам Танец. От этого смотреть становится только интереснее, все время находишься в каком-то напряжении, думаешь: "Вот! Вот сейчас... Вот на этом ударе... Произойдет что-то неуловимое и все изменится: глаза шаманов резко вспыхнут зеленым огнем, а застывший рисунок на застывшем теле придет вместе с ним в движение, становясь не просто рисунком -- новой жизнью". Но они неподвижны, они стоят лицом к лицу и будто отсутствуют в собственном теле. Только руки их в непрерывном движении порхают у небольшого барабанчика, висящего справа на поясе тарви2, только руки живут, создавая живой ритм, который скоро станет жизнью Танца.
Эти Танцы, как говорят в деревне, самая сильная магия шаманов. Некоторые из них шаманы проводят в полном одиночестве, на некоторые сходится смотреть вся деревня. Смотреть на Танец Огня шаманы водят лишь юношей, за год до их совершеннолетия. Это один из самых красивых Танцев. Красивый не столько движениями шаманов, отточенными, как и в любом Танце, практически до совершенства, не столько иллюзией (да, именно так нам и говорили!) живого узора. Красив он тем, что саламандра, в отличие от прочих стихий, сама не прочь потанцевать и сплести свои узоры с шаманской сетью... Зря я тогда не задумывался, чем же таким отличается эта стихия от прочих, почему танцует с шаманами. Зря, ведь задумался бы, понял -- ничем...
***
...перед Огнем было два человека. Люди стояли. Стояли еще мгновение назад, поэтому Огонь не сразу понял, что произошло. Ведь он почти уже смирился с любопытной Ночью и этими странными людьми, чья замысловатая барабанная дробь уже начала доставлять ему удовольствие. Поначалу Огонь перепугался: ''Где ж это видано, чтобы суть вещей менялась, до перехода за черту небытия?! Ведь не может же быть такого! -- Стояли два человека, спокойные, равнодушные, отстукивали что-то приятное на своих барабанах... и вдруг оба стали огнем, да так быстро, что и не заметишь сразу! А ритм?! Ну как он мог ост...'' -- додумать последнее Огонь не успел. Все мысли ушли, и страх ушел, остался лишь Танец...
1 Предупреждая возможные споры о способе прочтения этого и прочих слов, здесь и далее поясняю: 'оа' в первом слоге сливаются в один короткий звук, зато 'рр' усиливается, а ударение стоит на последнем 'а' -- Гoaрр'aви.
2 Т'aрви -- распространенная и чуть ли не единственная в этих местах одежда. Нечто вроде короткой, до середины бедра, юбки из расширяющихся кожанных полос, сшитых на половину длины. Мужской вариант несколько отличается кроем и наличием дополнительной конструкции для физиологического удобства.