Так и зудело сотворить какую-нить гадость во славу литературы. Не сдержалась - сотворила.
Душа черного колдуна, пусть его зовут Рейстлин, наконец-то отделилась от тела. После приступов мучительного кашля, который выворачивал нутро колдуна наизнанку, после жара, озноба, бреда, после того, как колдун уже впал в бессознательное состояние, душа – наконец-то – покинула кусок истерзанной болезнью плоти.
С некоторым усилием (маг очень любил жизнь) душа добралась до глотки, и вылилась изо рта умирающего струйкой серебристого дыма. Коснувшись пола, дымок взмыл вверх серебристым столбом и постепенно начал обретать очертания высокого, очень худого сутулого мужчины. Душа по инерции продолжала корчится от кашля, до нее еще не дошло, что кашлять и хрипеть больше нечем. Лёгкие, как и вся прочая насквозь больная, изношенная требуха, остались в материальном мире.
Рейстлин в последний раз кашлянул и недоуменно огляделся. «На этот раз по-настоящему», - с облегчением подумал он. Вот еще тоже вопрос – подумал или сказал? Оказывается, подуманное и произвненное вслух в потустороннем мире как-то мало отличается. К слову, в искусстве умирания колдун успел поднатореть. Умирал он много раз (правда, не до конца), несколько раз менял тело (жаль, потом пришлось все равно возвращаться в старое), и даже умудрился при жизни попасть в ад. Последнее Рейстлин, к несчастью, тоже проделал во плоти. Естественно, за все это плоть не сказала ему спасибо и мстила впослествии ужасно – букетами болезней, хронической истощенностью и прочими издержками физического существования. Маг с любопытством и отвращением смотрел на свое скрючившееся в агонии тело. Тело стремительно остывало. Оно и при жизни-то не было слишком теплым, а сейчас маг почти физически ощущал исходящий от трупа могильный холод.
«Интересно, что теперь?» Впрочем, ответ был очевиден.
Колдун заметил, что окружающее начало расплываться, контуры предметов размывались, реальность пошла рябью как поверхность озера в ветренную погоду. Душа не двинулась с места, но стала вдруг смотреть на родную планету откуда-то из межзвездного пространства.
«Теперь мне точно конец». Рейстлин был спокоен. В аду он уже побывал, бояться нечего. По крайней мере он знает, что его ждет.
Тьма вокруг алчно зашевелилась и защелкала зубами. Отвратительные пупырчатые морды, захлебываясь слюной, вынырнули буквально из ничего и заизвивались на длинных чешуйчатых шеях.
«Могла бы и приодется для долгожданного гостя», - съязвил колдун. Владычица же ада пребывала в таком восторге от того, что черный маг от нее никуда не денется, что даже не отреагировала на его реплику. Торопиться некуда. Рейстлин так насолил всем возможным богам при жизни, что ни один из них не заступится за него после смерти.
В этом и состоит всегдашняя ошибка владык ада, темных властелинов и прочих злодеев. Если задумал пакость – делай сразу, не рассусоливай и не трать время на злорадство. Что ж, этой ошибкой стоило воспользоваться и ею воспользовались.
Пока маг холодно наблюдал за пляской мерзких драконьих рож, великое ничто напряглось и выплюнуло из себя клочок пушистого серебристого света. Клочок встрепенулся, отрастил четыре лапки, хвостик, хорошенькую мордочку и пару очаровательных ушек. Межзвездную темноту будто разбавили молоком. Колдун сморгнул и посмотрел вниз.
Сотканный из миллиардов светящихся точек щенок выскочил у Рейстлина из-под ног и, смешно перебирая лапками, направился к ближайшей драконьей морде. Не успел маг задаться вопросом, кого из богов он не успел оскорбить или предать, как великое ничто взорвалось воплями пяти драконьих глоток. Мгновение и – владычица тьмы визжит и катается по тому, что, за неимением лучшего определения, мы назовем полом.
К сожалению, эту сцену могли наблюдать только двое – один с изумлением, второй с любопытством, они с полминуты следили за бьющейся в бессильной ярости и поистине адской злобе драконьей тушей. А потом один из них сказал:
- Гав.
И владычица тьмы исчезла.
Перспектива адских мук была четкой и определенной, даже успокаивающей. Черный маг уже как-то успел смириться с мыслью о них. Все было просто – в ближайшую вечность тебя ожидают адские муки на завтрак, обед и ужин, по четным дням – двойная порция. Пока жил, ты мог совершенно бесплатно глумиться над богами, мог даже богоборствовать и посягать на священное, но вот ты умер и будь добр – деньги на бочку. А валюта богов – твоя душа.
«Ты кто?» - резко спросил колдун.
Песик уселся перед ним, виляя хвостиком, и свесил язык на бок.
«Не кто, а что, - зазвучал внутри Рейстлина голос, в котором он безошибочно узнал голос Паладайна, светлого бога, - ибо оно не более живо, чем может быть жива, например, книга».
Песик обошел вокруг души колдуна, потянул ее за полу мантии, потом улегся и начал мусолить его башмак (да, душа по старой памяти носила одежду и обувь). Что-то подсказало Рейстлину, что отшвыривать наглое животное ногой ни в коем случае не стоит.
«Что это и почему Такхизис его испугалась? Она вернется за мной, когда оно уйдет?»
«Боги властвуют над миром, а они – за миром. Эти.... м-м-мм.. сущности рождаются между мирами. Можно сказать, на тебя предъявило права межмировое пространство. Ты теперь не принадлежишь нашему миру и Владычица Бездны больше не имеет над тобой власти» - голос Паладайна становился все тише и тише. Душа мага начала потихоньку превращаться в дымку, им овладело странное равнодушие к своей посмертной судьбе. В самом деле, не все ли равно? Ад ему больше, судя по всему, не грозит.. межмировое пространство.. раствориться в нем не так уж и плохо.. раствориться... обрести покой... потерять память... растворить свою личность... силы, могущество, власть.. всего этого не будет, потомучто отныне не будет его самого. Не будет? Совсем не будет? НИЧЕГО не будет??
«Кстати, я пришел попрощаться от имени нашего мира. Прощай, Рейстлин Маджере, величайший маг Крина, дерзавший стать богом».
Душа совершила то, что у живых бывает судорожным вдохом, и снова обрела форму. Но незаданный вопрос так и остался незаданным, потомучто бога больше не было.
Тьма снова надвинулась. Воображение мертвых, как ни странно, несколько богаче, чем воображение живых. Колдуну хватило доли секунды, чтобы ясновидящим взором мертвеца увидеть, как сейчас его душу тонкими ломтиками нашинкует и поглотит великое ничто. Ни тебе адских мук, ни знакомых до каждого пупырышка морд владычицы тьмы, ни веселых огоньков Бездны.
– Я могу подбросить тебя до ближайшего человеческого мира, если хочешь. Там ты сможешь снова воплотиться.
Смешной песик исчез, вместо него вокруг Рейстлина витал голос, один из тех голосов, которые определяются как бесплотные. Нет, голос бога Паладайна тоже без плоти, но когда слышишь его, то точно знаешь, кому он принадлежит – старому пердуну с длинной седой бородой и идиотски добрым взглядом. Еще носит серый балахон и остроконечную шляпу.
– Правда, ты полностью утратишь память. При воплощении, имею в виду. Обычно так бывает, сидишь себе в утробе матери, уравнения с тремя неизвестными решаешь от скуки, а потом – бац! Роды, крики – и ничегошеньки уже не помнишь, кроме как пачкать пеленки и сосать бутылочку. Отпечаток твоей личности, конечно, повлияет на жизнь нового человека, но ты этого уже не оценишь, от тебя останутся только сны и смутные порывы.
Голос порхал вокруг мага, раздаваясь то снизу, то сверху, то издалека, то почти над ухом, будто его невидимый собеседник не мог спокойно находится на одном месте и постоянно передвигался. Так беспокойный гость ходит по комнате, беседуя с хозяином, и рассматривает и трогает все, что есть в комнате.
«Сны и порывы все же лучше, чем ничто», - душе колдуна становилось все труднее держаться антропоморфности.
– Чем ты так насолил Такхизис? – внезапно поинтересовался голос, Рейстлин почувствовал на себе взгляд. Но не успел высказать свою интерпритацию последних прижизненных событий.
– Ты черный маг, предавший зло. Плюс ко всему наверняка хотел стать богом, - безапелляционно сам себе ответил голос.
«А чем тебе насолила Такхизис? – раздраженно поинтересовался маг, - и зачем тебе понадобилось „предъявлять на меня права” ?»
- Ну, знаешь ли, даже если ты владычица ада, совсем не обязательно быть при этом такой стервой! – возмутился голос, в нем явно ощущалась бессорчная обида и отголоски какого-то старого не то спора, не то соперничества, не то просто крепкой такой ссоры. Но мага сейчас интересовало совсем не это. Рейстлин изо всех сил противился мысли о том, что душе, в общем-то, не нужна одежда. Расставшись с воспоминаниями об одежде можно тут же и смело распрощаться с необходимостью сохранять человеческих облик. А заодно и воспоминания. И личность – до кучи.
«Я думаю, сейчас самое время воплотиться, - сдержанно напомнил колдун, - а то скоро воплощаться будет некому».
Ничто в некоей своей точке обрело форму руки, так же, как и недавний щенок, состоящей из множества пульсирующих точек света. Маг с облегчением скользнул в протянутую ладонь. Пальцы сомкнулись.