Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки,что ножи,
Не чести меня волком,стремящимся в лес.

Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови,бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть,если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня,как я жил.

Я в кромешной ночи,как в трясине,тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул
До чужой лишь потом докатился черед.

Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет,чтобы я не сломал,
И цепи,чтобы мой задержала рывок.

Не бывает на свете тропы без конца
И следов,что навеки ушли в темноту
И ещё не бывает, чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету

Я бояться отвык голубого клинка
И стрельбы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного – умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.

Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк,
Вот бы кто-нибудь ждал там меня,вдалеке…
Я бы спрятал клыки и улёгся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке

Я бы верно служил, - и хранил, и берёг,
Просто так,за любовь! – улыбнувшихся мне…
…Но не ждут,и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть,вскинув морду к луне
(Мария Семёнова, роман "Волкодав")
[533x400]