Перерождение. Конец Нигредо.
«И я видел меж рогов его и черной морды, напоминающей козлиную, два рога, меж коими высился стержень, словно с факелом или бутоном нераскрывшегося цветка, белого в центре, окруженого черными лепестками. И на стержне этом в два оборота был змий, словно приклеенный к стержню, ибо ни хвост его, ни голова поистине не касались столба».
Я не взывал к именам Бога, я не чертил крестов, ибо это – не сейчас.
Лоб его – Бесполезность, Белиал. И на рогах его был Столб Кеметиэля, на котром вздымался вверх Левиафан. На рогах же воссажены мной были Сатана и Молох, и Отиэль не мог определить, где же кому сидеть и уже тут была их борьба яростна. Хоронзон всем этим правил, хотя не мог никак решиться, как именно править, да и, собственно, что именно и как делать – не мог понять, но правил, не управляя.
И сотворил я этот образ, дабы в Хошехе всё, что Тоху отправить в Боху и запечатать так, как то у Парфакситаса, чтобы не было движения, а в Боху не было и наблюдателя.
И вот стихии все низвел я во взвесь так, что витали частицы воды в воздушных вихрях, меж ними пыль земная и плазма огненная, и это был Шеол, где правили 5 и никто.
Парфакситас, Голаб, Пехад, запечатанная на замок башня – никакого сдвижения, пусть даже и в битве.
Далее, я осквернил и извратил в своем уме 22 пути Древа, превратив его в тухлый комок беспорядке: Они безголовые дураки, не слушающие, но ползущие; они – недоволшебники, котоыре вместо того, чтобы соединять и разделять, лишь как макаки кривляются и гортанят слова за Богом, им не доступным. Их верховная жрица – обычная лягушка, купающаяся в луже грязи, неспособная даже метать свою икру, лишь мерзость. Императрица – вместо украшения двора и любви, стала подзаборной пьяной шалавой, не помнящей ни себя, ни родства, ни стыда, ибо каждая мразь влезла в её промежность, да там и застряла, ведь нету движения в гниющей трясине. Влюбленные плюнули в рожу ангела, лилит растерзала еву, а ева вырвала кишки лилит, мужлан же, задвинул сквозь их трупы ангельскую трубу и сам остался висеть на ней, как фрагмент обожженной плоти на раскаленной кочерге – ведь нет вижения в гниющей трясине. Иерофант же, потеряв рассудок стал читать вслух рассказы в стиле желкой прессы, разбив своим посохом все троны и светильники, ученики же его завалились в смертельном припадке истерического смеха, разорвавшего их изнутри. Колесница опрокинулась, раздавив граалем керубов, колеса её разломились и своими доспехами рыцарь разбил святую чашу и возжелал её, отчего той не стало пред ним. Блудница вылила в землю кровь святых, отрезала зверю шесть голов из семи, отпустила его на волю, постригшись в монахини. Повешенного поставили на ноги и отпустили домой, тогда как смерти стало просто нечего рубить, ибо все смешалось в этой каше, и она своим резаком стала лишь добавлять в картину хаоса, раскромсав скорпиона, орла и свою косу в кучу. Котел искусства лопнул, а дьявол потерял рог и нечем более иму насти размножение. Башня же окрепла и замки на ней повисли крепкие, каждый камень в ней стал нерушим и болеее ничто не колышет её, особливо тогда, когда глаз шивы проткнут, а молнии быть уже не могут – движения нет, как нет и тока. Звезда погасла и вода иссякла из неистощимого рога, вокруг горы пропал забор и началась безудержная оргия, не ведущая ни к чему, даже к удовольствию – ведь движения нет. Мертвецы в своих гробах так и остались в гробах, ведь ангелу заткнули трубу смесью нечистот, да и его самого развеял в прах поток беспорядочного бывшестихийного плазменного смрада. Император превратился в боязливого недоумка, которого обуял Хоронзон, а Хепер, восходя к Луне, столкнулся с одним анубисом, который от слияния сам с собой обратился в ничто. Вселенная же, бывшая ничем и всем, превратилась в оловянный шарик совершенно определенного размера и поглотила всё внутрь себя. Но до этого поглощения, Корона обратилась в два рога и на них поссорились Ненависть с Геенной и Зловонным ветром, Зодика и перемешались и мудрость стала Отиэлем, неуверенностью, Бина – сокрылась и серп её затупился, не будучи способным ни делить, ни растворять. Милосердие ослабело до вседозволенности и неразборчивого мямления, а Марс — его орало затупилось и вот, он плугом вспахивает камень, а меч его из тухлой тростины бьет о ветер грязи смеси бывших стихий. О центре уже не было речи, солнце раздулось, добавив жару в этот хаос, но лопнуло и сдулось, и тепло его и жар иссякли. Венера протухла, как и плоть всякая, меркурий же превратился в собственную обезьяну и расжирев, сдох. Луна, Йесод – что сказать о началах, когда ещё в начале это всё смешалось в неразборчивую мешанину. Хоронзонопутал землю – это его царство, сдесь смешаны все стихии, но и здесь он смешал все и не мог понять, то ли смешать, то ли не смешать, да так и остался недвижим, убитый собственной неспособностью решить, что делать. И прогнил. Ничто – окрыжность без границ, превратилось в воронку, где все текло к нулю, но даже нуля не было, чтобы течь к нему, как и течение само прекратилось, ибо движения, как и порядка уже не было. Неопределенная бесполезность прогнила и бесформенная темнота исчезла в пустом ничто.
Алхимическое гниение завершилось, и из несуществования родился Дух, не знавший времени, пространства и центра или конца. И выкинуто было это мерзостное ничто, ставшее словно камень, за пределы всех пропастей, и из ничто появилась бесконечность, где забрезжил во всех бесконечныхз направлениях безбрежный свет.
Настроение сейчас - БЕСИТ!