На пол упал рассветный луч заспанного солнца. В это утро оно отчего-то было красновато-рыжим, но все же сохранило свою привычную беспечную улыбку. Луч прокатился волнами по скрипучим деревянным половицам и оплел всем телом ножку старого потрескавшегося стола. Ты потянулся и перевернулся на другой бок. Луч ласково скользнул по твоей щеке и, расщепившись на несколько мягких линий, стек под одеяло и замер.
В окно тихо проникала рассветная прохлада, но немного полинялые занавески были неподвижны. День обещал быть жарким. Под окном, несмотря на ранний час, уже вовсю разгуливала толстая полосатая кошка, лениво щуря большие зеленые глаза и думая о чем-то глубоко кошачьем. Было тихо.

Через сто секунд она упадет на землю. Где-то далеко, на границе, разрывая в клочья «железный занавес». Но она не узнает об этом. Она сорвется с точки где-то на высоте птичьего полета, но никогда не почувствует себя птицей. Она будет медленно, шажками приближаться к земле, желая соединиться с ней и не подозревая, как стремителен ее полет. За ее плечами спрячется смерть. Но бомбы не боятся умирать.
Через сто секунд ты проснешься. Тебя разбудит резкий крик товарищей. От невозможности догнать хозяев он разлетится волнами по всей небольшой комнате, будет взлетать вверх и биться о потолок в надежде докричаться до Бога. Но никто из вас не верит в Бога, а Бог не поверит в вашу войну.

Луч снова прогулялся по твоей небритой щеке. Снилась мать. Она ласково улыбалась, и от уголков ее глаз разноцветными лучиками разлетались морщинки. Ты сидел у нее на коленях, совсем еще ребенок (почему-то в снах ты сам себе являлся именно таким), жевал ириску и легонько пинал ногой лохматого Полкана, на что тот отзывался несмелым рычанием. Мама перебирала твои светлые шелковистые волосы, и даже сквозь сон ты чувствовал ее руки на своей голове. Блаженно улыбаясь, ты потерся головой о подушку и, не открывая глаз, повернулся лицом к окну.

За окном ты увидишь уже подрумяненный солнцем ангар. Через сто секунд над землей расстелется аромат клевера вперемешку с керосином. Командир, старый, усатый, видевший многое пилот, громовым голосом будет отдавать приказания. «… вероломно … Москва … Украина … немцы … бейтесь до последнего … отечество вас не забудет … за Родину … за Сталина … почти не осталось … аэродромы … уничтожены ...» Ты проведешь рукой по холодному боку своего И-153. Пора.
Мотор закашляется, как простудившийся старик. Ему тоже холодно. Ему тоже страшно... Расцарапав в кровь взлетную полосу, шасси оторвутся от земли и, обожженные воздухом, спрячутся в темное брюхо самолета. Выше, выше… Оказавшись за штурвалом, ты всегда оставлял свою жизнь за порогом неба. Ты оставался наедине с ним. Ты растворялся в нем, не оставляя и следа.
Но ты больше не будешь иметь на это права. Теперь, оказавшись в объятиях неба, ты будешь охранять двери. Ты не веришь в Рай, но все же ты не пустишь туда ни одной советской души. Не пустишь Родину и данного тебе в довесок к ней Сталина… Ты оставишь их на Земле, сохранив на ней жизнь.

Мама стояла у плиты и пекла душистые оладьи. Кухонька была наполнена гомоном оранжевого приемничка, сообщавшего утренний физкульт-привет. Утренний сквозняк лениво развевал мамино светлое платье в задорный горошек. Внезапно она обернулась и дружелюбно подмигнула сосредоточенно ковыряющемуся в носу сыну. Ты еле слышно вздохнул во сне. На стене тихо тикали часы, равнодушно отсчитывая твои сто секунд…

И вскоре ты увидишь на горизонте черную точку, которая со временем превратится в немецкий самолет. Скорее не увидишь, а почувствуешь, как сердце бьется в четвертичном такте, распознавая свастику. Подожди немного, скоро все небо покроется черными точками. И ты почувствуешь, как где-то под сердцем шевелится растущий ледяной ком ненависти, как воздух замерзшими руками толкает тебя вверх, умоляя отстирать от смерти твое небо. Ты станешь зверем и испугаешься сам себя, но у тебя не будет времени на страх.
Сто метров. Ты прочертишь диагональ в июньском воздухе. Не попал. Еще одну. Крест. Вражеская машина обернется пламенеющим солнцем, почти настоящим, только маленьким и злым. Это твое солнце. Оно согреет испуганное небо, саднящее от выстрелов. Оно будет началом, оно будет костром, сжигающим жизни, как дрова, и дарящим свет. Тот самый, что в конце тоннеля осветит твою израненную, но живую Родину.

Полосатая кошка вскочила на подоконник и свернулась клубком. Луч солнца забрался в стакан с водой, накрытый сухарем, и разлетелся по комнате букетами солнечных зайчиков. Ты бессознательно отмахнулся от них. Мама, повязав на голову голубую косынку, не спеша шла по полю, раздвигая руками сочную траву. «Какого цвета у нее глаза?» - подумал ты, но мать сразу же опустила взгляд. Скрипнула половица, и комната вновь обнажила свою сонную тишину.

Ты будешь парить над землей, понемногу снижаясь. Солнце начнет палить во всю мочь. Теперь это снова твое солнце. Под крылом биплана расстелется Родина, ее необъятные поля и пашни. Тебе опять почудится утренний запах клевера и тишины. Холодный ветер обожжет твое лицо. Это дышит война, и никуда не деться от ее хриплого старушечьего дыхания. Оно не оставит тебя наедине с небом, с этими ванильными облаками и панорамами просыпающейся утренней жизни. Оно обрастит твое сердце кусками льда и напомнит тебе о земном притяжении. «Чайка» неслышно прикоснется к земле и, пробежав по желтому раскаленному песку, замрет, водворяя тебя в привычный мир, уже раскрывший свои объятия. И вдруг…
Все замрет. Не станет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Забудь. Через сто секунд она начнет свой медленный полет. Воздух постарается ее остановить, но она разорвет его на куски. Она наполнит собой все. Блииииже… Твои глаза наполнятся жидкостью. Это не слезы, это напряжение от пристального взгляда на нее. Блииииииже… Не будет попыток бежать. Траектория пули закончится твоим сердцем. Ты упадешь, не ощущая падения. Ты станешь частью ее полета.

Но пока не беспокойся. Спи. Ведь у тебя есть еще сто секунд…
Чайная_Мишка