. Завтра экзамен. Звонила Ленке, философ ей сказал, что у меня «4» с полпинка выходит автоматом. Вот я неугомонная – «5» хочу. Посмотрим, что завтра будет. Созвонились с Лю, она сказала, что соскучилась, завтра встречаемся в 12 у РГРА, будем тусоваться в его общаге. Волосатый в Рязани!!! Только как он до меня дозвониться – у меня телефон заблокирован.
Пластилин.
Мягкий и разноцветный. Теплеющий в твоих руках. Позволяющий сделать из него все, что угодно. Хоть чучело. Мой Кис в детстве очень любил его. У него до сих пор такие собачки милые остались. Радостные и непосредственные. И очень-очень добрые. Я почему-то даже заплакала, хотя не считаю себя склонной к таким сантиментам.
Некоторые люди – просто пластилин. Из них можно лепить все, что угодно. Их много, но они такие скучные. А для кого была пластилином Я? Только Борис мне однажды сказал: «Ты для меня словно чистый лист». Но он оказался не прав. Изменила его я. Всегда недоступный, с пренебрежением смотрящий на всех, со мной – пытающийся вызвать жалость, показать себя слабым, чтобы хоть как-то тронуть мое сердце. Но даже эти манипуляции ему не помогли. Хоть он и зарекается тысячу раз, что не будет мне звонить, меня искать, хоть он и попрощался со мной уже 4 раза, но его все равно с какой-то неодолимой силой тянет ко мне. А я… я просто играю. Не знаю, есть в этом какое-то злорадство, головокружительное ощущение власти над человеком, когда можно сказать и сделать все, а он… лишь у твоих ног. Мучается и наслаждается. Любит и ненавидит. Проклинает себя за слабость, ужасается своему унижению, но все равно идет, бежит тебе навстречу. В глубине души я страшный человек – бесчувственный и безжалостный, может быть это и влечет ко мне на уровне подсознания всех тех, кто по прошествии некоторого времени признавался мне в любви, страдал и боготворил меня. В день рожденья первыми мне не звонят ни лучшая подружка, не одногруппники, а звонят они, покинутые мной и забытые. Они помнят. Может, потому, что радости и веселье забывается, а мучения и слезы – никогда. Я заметила, что у многих людей есть еле уловимая струнка мазохизма. Они скрывают ее под жалобами о плохой жизни, когда виновато все, что движется и дышит – правительство, окружение, козлы-мужики и бабы-стервы. Они с упоением и в мельчайших подробностях рассказывают о своих неудачах, беспомощности что-либо изменить. Я не люблю этого показного несчастья, меня трогает только глубоко затаившаяся тоска, боль, которую не вылечить обыденностью. Она затаилась в глазах и не видна за искусственной улыбкой.
О тяжелом, неизбывном горе,
О безвыходном, непоправимом,
О своем бессилье и позоре,
О тоске, ползущей черным дымом,

Никому не скажешь, скроешь, спрячешь,
И в ночи, в невыносимой муке,
Ты до крови искусаешь руки,
Чтоб никто не слышал, как ты плачешь.

А те, кто после слез радуются вдруг неожиданно большой зарплате, встречи очередного козла или стервы вызывают во мне…да ничего они не вызывают во мне, печальная усмешка и только. Не люблю лицемерие, не люблю, когда «человек» звучит не гордо, а низко, не люблю, когда эта низость показана самим «человеком». А пластилином я для Бориса не стала, не у кого не получилось слепить из меня что-то, разве только тем, кого давно уже нет в живых, но кто оставил себя в книгах. Но это так ненавязчиво и красиво.(:

[показать]