Такая умопомрачительная высота, такой очень значительный полёт,
Но что тебе в этом, я для тебя – не та, но что мне в этом, ты для меня не в счёт.
Такие прекрасные ждут пути, такие загадочные дороги,
Но нам не вместе с тобой идти, не вместе истаптывать ноги.
Так что ты меня прости, если что, милый, прости – да хранят тебя Боги,
Если ты, одинокий совсем, потерявший какую-то нить,
Если выйдешь на крышу в поздний час,
Вот тогда я и прошу Богов тебя хранить –
От себя, от мира, от меня, от нас.

Такая с ума сводящая красота – всё это небо с его облаками,
Но что это мне, ведь я для тебя не та, и это дело не исправишь руками.
Тоска – это дело не для двоих, забудь! всё, что я говорила тебе – ложь,
У меня свой путь, у тебя свой, свернуть нельзя, да и друг друга не трожь,
Вот ведь правило глупое, не обессудь, не я придумывала мир, а этот – Бож,
Бож-Боже мой, Бож-Боже Господь наш,
Который иногда видит нас на высоте крыш,
Но когда мы друг друга отпускаем в ночную тишь,
Он не замечает пропаж.

Такая просто невозможная темнота, хоть глаз выколи – всё равно слеп.
Это оттого всё, что я для тебя не та, а потому для нас двоих мир – склеп.
Ты меня по имени позови, может быть, прибегу я, презрев запреты,
Через бездны черные, вся в крови, прикасаться к тебе – есть ты или тебя нету?
Но кто-то скажет мне – богов не гневи, не принцесса же, так не жди кареты,
А то атлантам будет тяжело небо нести,
Они такие. Молчи, на месте стой, –
А я буду через бездну ползти,
Лет тридцать, пожалуй, а то и все сто.

Такая недостижимая высота, просто потому, что выше богов никого нет.
Не та? Ну подумаешь, Боже мой, не та, может, я стану ею через сто лет.
Под нашими руками ниток много, над ногами – много дорог,
И может быть, есть у тебя такая дорога, которая ведет на мой порог.
Да, иди по ней, а я попрошу Бога, чтобы хранил тебя от тревог.
Особенно, когда ты потеряешь мою нить
И выйдешь на крышу в поздний час.
Вот тогда он и должен будет тебя хранить,
Для нас, Господи, для нас.