Последний месяц – как чертово колесо. Неуловимо тошнит и кружится голова, но останавливаться – значит поддаться слабости, и ты все глядишь на тяжелые оси механизма, а они все вертятся, вертятся, в-е-р-т-я-т-с-я…
Гоги все-таки уволили. Биг Босс чуть не плакал, но все равно уволил. Теперь я – обладатель дурацкого стерильного кабинета, в котором единственное развлечение: оставшийся от Гоги рулон туалетной бумаги, разрисованный его собственными афоризмами.
Вертим, вертим, вертим рулон – «Жизнь – шлюха. К сожалению, валютная».
Теперь я обладатель самой тупой в мире секретарши. Никогда не думал, что бывают действительно тупые женщины, думал, что это – игра такая, где все всё знают, но всем все равно приятно играть. Но она дура по-настоящему, не играет.
Теперь меня меньше любят и больше не любят. Хорошо, что наш непосредственный начальник – мужчина, иначе мне бы приписали карьерный рост через постель. Лидка говорит, что это только потому, что еще никому не пришла в голову мысль сделать нас с Биг Боссом голубыми. Лидка меня, кажется, жалеет. Наверное, потому что последний месяц живет со мной – у меня, скорее. Лиддины набеги обычно бывают раз в полгода – когда она уходит от Мэри и возникает на пороге моей квартиры с одной лишь розовой зубной щеткой в пакете и старинной железной чайницей в руках. В чайнице – под слоем чая – долларовая заначка.
Уже привык. Все как всегда. Но головокружение сохраняется – неуловимым мельканием на заднем фоне.