Дюрер – потому что такая фамилия, а отнюдь не из-за того, что я люблю творчество Дюрера, и не оттого, что в детстве над моей кроваткой висела одна из его гравюр с устрашающей, фарисейски изогнутой фигурой смерти и всадником с простоватым ликом. Хотя и жаль, что все так прозаично. А ведь можно было бы сплести целую историю – о сполохах теплого света из гостиной, вишнёвом запахе отцовской трубки, скрипе двери, конусообразным теням и маленьком мальчике, над кроваткой которого всадник и смерть застыли в вечном черно-белом лесу. А мальчика бы мог периодически охватывать сладкий ужас, когда очередная вспышка света из гостиной выхватывала бы ухмыляющееся лицо смерти, или ее костлявую ладонь с песочными часами или морду коня, которая, по мнению мальчика менее всего походила на морду животного. И тогда бы он вскрикивал еле слышно, но мать – вечная мать – с прохладными руками и теплыми глазами – заслоняла бы фигуру смерти и клала бы мальчику на лоб успокоительные ладони. Можно было бы порассуждать о вкусе моих родителей, вешавших гравюры Дюрера на стены детской вместо веселых хрюшек-зверюшек и припомнить, как мальчик учился читать по альбомам с репродукциями мастеров треченто и Джоттова Мадонна казалась ему насупленной тетенькой и почему-то воспитательницей. Мальчик уже слышал про детские сады и слово «воспитательница» каким-то странным загадочным образом сошлось у него с почти плоской фигурой мадонны, в застывших складках одежды сидящей на рельефном троне.
Но нет. Дюрер – потому что Дюрер. Меня зовут Леонид (Лео) Дюрер, и по паспорту тоже. Узнаваемая фамилия добавляет более неудобств нежели самолюбования. Дюрер уже был и был не абы кем, и за один штрихованный уголок его гравюр можно с легким сердцем отдать все мои эскизы брелоков под фирменные ключи для автомобилей нашей компании.