Когда в 91м году родители обнаружили в телевизоре нескончаемое Лебединое озеро, они позвали нас с сестрой и сказали, что в центр выезжать запрещается, обсуждать со знакомыми и одноклассниками - запрещается, по телефону - тем более запрещается, вступать в стихийный делёж мнениями на улице - запрещается. После чего папа со спокойной совестью поехал лезть на баррикады, а мама села на телефон.

На следующий день моя сестра, которой было уже 16 лет, под прикрытием каких-то мифических учебных дел, тоже улизнула в центр.Вечером она, раздуваясь от гордости, хвасталась на кухне трофеями - какими-то листовками, самодельными плакатами и прочим. Её почему-то не ругали и даже впервые в жизни разрешили курить при взрослых. То есть инициация прошла успешно. Я грызла себе локти и рыдала от зависти.

На третий день, скооперировавшись с подружкой, я тоже толкалась на Пушкинской. Помню ощущение восторга от нереальности происходящего (меня тогда приводило в восторг всё нереальное), ещё помню, как балбесистая подружка громко спрашивала - "А кто такой хунта?" (мы с ней как раз недавно по очереди прочитали "Понедельник начинается в субботу"), и красивые взрослые мужчины, стоявшие рядом в толпе, отечески смеялись. Короче, было весело, особенно когда все вдруг начали громко радоваться, и мы тоже дали выход своему щенячьему возбуждению и присоединили свой пронзительный визг к счастливому гулу толпы. Ещё радовало, что можно было не тушуясь заговорить с любым человеком на улице, казалось, что наконец-то сломались какие-то гадкие перегородки, в общем, заметно ощущалось то, что принято называть словом "братство".

К чему я это, бишь. Я мало понимаю в политике и сильно сомневаюсь, что из всей этой украинской эпопеи может выйти что-то хорошее, и, окажись я сейчас на одной из тех площадей, я бы испытывала уже не восторг, а неудобство и, вероятно, страх. Но похоже на то, что десятки тысяч людей сейчас проходят через какое-то радостное и очень важное переживание. И это хорошо.