***
- Французы нас осуждают.
- В чем же?
- В том, что мы не признаем запретов, авторитетов… В том, что мы не воспитаны, что…
- Подожди, подожди, какие это запреты мы не признаем.
- Ну, помнишь, когда ты парковался на стоянке?
- Ах, это.

Мы въехали на стоянку, при въезде места были, но отсюда топать и топать во французских тонких ботиночках по 20-ти градусному морозу, а самые удобные, те, что прямо перед входом, были плотненько уставлены. Кроме того, где-то треть площади было огорожено пластиковыми блоками, видимо осенью тут проводили ремонтные работы. Все, включая блоки, было густо усыпано снегом. Работы тут не велись давно.
Подъехал, вышел, подошел к блоку, пнул ногой… Не шелохнулся, примерз намертво. Пнул сильнее, еще раз. Хрустнуло, блок дрогнув, выскочил из ледяного плена…
Отодвинул и припарковался в самом удобном месте.

- И что? Всего лишь подвинул заграждение.
- Это для нас всего лишь, а французы были в шоке. У них так не принято поступать.
- Не принято, пусть не поступают, я ж … не могу им объяснить, что у нас в России поступают по обстоятельствам. Ладно, Бог с ними! А что про непризнание авторитетов и плохое воспитание?
- Они слышали, как ты разговаривал с папой, и считают это неприемлемым. Считают, что так нельзя.

Выговаривал ему довольно резко: - Папа, так нельзя. Ты посмотри, что ты делаешь? Ничего. Только ешь и спишь. А потом жалуешься, что все болит, что не можешь дышать, когда лежишь, не можешь уснуть ночью. Да, я понимаю, ты не можешь уснуть ночью, но спишь весь день, сидя в кресле. Поел, сел в кресло, включил телевизор, уснул… проснулся, опять поел, опять сел и … опять уснул. Ты просто опустил руки, пустил все на самотек. Пусть будет, как будет. Не двигаешься, обрастаешь жиром. Ты же помнишь, что тебе сказал врач?! С сердцем у тебя все в порядке, электрокардиограмма вполне приемлема для твоего возраста. Дыхание нормальное, пульс без сбоев, давление немного повышенное, но только чуть-чуть. А вот живот безумно большой. Он тебе мешает и давит, особенно тогда, когда ты ложишься. Все хватит, теперь ты живешь у меня, и с сегодняшнего дня ты будешь жить по-другому. Во-первых, зарядка три раза в день. Без напряга, но и без халтуры. Мыться и бриться – через день, а не раз в неделю. А еще… еще будешь писать воспоминание. С самого начала, с тех пор, как был пацаном. А я тебе помогу, напечатаю на компьютере. Согласен? … Ну, вот и хорошо.

- Ты слишком громко говорил. И хоть они ни чего не поняли, но считают, что так разговаривать со старшими нельзя.
- Может быть они и правы. Возможно, я был слишком резок. Но, как им объяснить это… Все больные ужасные эгоисты, у них все вокруг жалости к себе, вокруг своих недугов, недомогания. Сам такой был. Знаю. Потакать этому – путь на тот свет. Первое в отношении к больному, отодвинуть его жалость к самому себе. Отвлечь его от болезни, от мыслей о смерти, привлечь к жизни.
Причем тут мысли о смерти?!
- Притом! Помнишь, перед новым годом приехал брат. Отец, вздыхая, охая держась за сердце, вышел к нам на кухню и выложил на стол конверт из-под железнодорожных билетов. Я сразу понял, что он пришел с нами прощаться. «Вот мол, сынки берите все, что у меня есть». Умирать вздумал!
- В смысле умирать?
- В прямом. Я-то знаю, что в этом конверте деньги. Он же пенсию на сберкнижку получает. Вот, чтобы он не нуждался и не заморачивался с походом в сбербанк для снятия денег, я ему деньги даю и складываю в этот конверт. В тот момент там было тысяч тридцать-сорок. Вот он и пришел отдать нам эти деньги. Типа, они мне больше не понадобятся. А потом пришел Володя, я его заранее попросил, провел предварительный врачебный осмотр, порекомендовал вызвать Скорую Помощь, для того, чтобы сделали ЭКГ (электрокардиограмму) и укол с мочегонным, чтобы снять избыточную отечность. Удивительно, но Скорая приехала буквально минут через пять. Врачи сделали ЭКГ, укололи. Но главное успокоили: - Умирать еще не время! Не все так плохо.
- Понятно.
- А французам я вряд ли объясню, что отец просто нуждался во встряске.
- Даже если и объяснишь, они тебя не поймут. У них методы другие.
- Знаю их методы. Улыбаться и смотреть, как человек умирает. Ведь каждый имеет на это право.
- Да, французы нас не поймут.
- И пусть не поймут, зато теперь отец ходит без палочки, делает зарядку несколько раз в день … и пишет воспоминания. Хочешь прочитать последнее? Вот читай…

Из воспоминаний отца.

***

В 1951 и 1952 годах, после окончания 8-ого и 9-ого классов, я все лето с июня по август, работал в службе живой защиты в бригаде по вырубке леса вдоль железной дороги. Вырубали мы 20 метров от головки рельса весь лес и кустарник, и еще 30 метров дополнительно расчищали от сухостоя. Поезда в то время тянули паровозы, которые топили углем или дровами. Когда поезда шли на подъем, кочегар подбрасывал в топку побольше, чтобы увеличить тягу, вместе с дымом летели искры от которых вспыхивали и выгорали леса.
В войну очистка прилегающих участков не проводилась из-за отсутствия рабочей силы. Вот нам и пришлось не только молодой лес, но и крупные деревья и бывшие горельники – горелые леса. Все вырубленное нужно было сжечь.
Нас в бригаде было 5 пацанов, школьного возраста, в том числе Соболев Виктор, его отец был мастером, он распределял и принимал работы. Двое ребят были крупные и сильные – чемпионы области в тяжёлом и полусреднем весе по боксу. К сожалению, их имен я уже не помню, оба умерли совсем молодыми, от перегрузок на тренировках.
По совместительству я был поваром. Ребята готовить не могли, я же мог приготовить вкусно и первое, и второе, и третье. Продукты мы привозили с собой, иногда с нами делились мясом путевые обходчики, которым разрешали отстрел диких коз.
Ездить на работу и с работы приходилось на попутных поездах, как правило, товарных. Нам выдавались проездные документы на все типы поездов. Посадку и высадку на местах вырубки проходилось осуществлять во время движения, никто поезда для нас не останавливал. Выбирали места подъёма, где поезда сбавляли скорость.
Помню, однажды подкараулив поезд на затяжном подъеме, когда паровоз с трудом вытягивал товарный состав в горку, и заранее распределив ступеньки, в то время практически в каждом товарном вагоне были ступеньки и рабочая площадка, мы побежали вдоль путей параллельно составу. Я как самый маленький должен был запрыгнуть первым и только потом, убедившись, что со мной все в порядке, запрыгивали остальные парни, каждый на свою ступеньку.
Я бежал, сосредоточившись на перилах и ступеньке, чтобы зацепиться и запрыгнуть…
Последний рывок. Схватился. Прицелился. Оттолкнулся. Запрыгнул.
Внутри клокотала радость от того, что не подвел, что все получилось с первого раза. Поднял глаза и… уперся взглядом в ствол винтовки.
Странно, что в пылу погони, мы не заметили, что состав шел с охраной. Обычно такие мы пропускали и не подсаживались, несмотря на то, что у нас было разрешение проезд на товарных поездах, так как охранники, как правило, очень уж злыми были.
Но в тот момент ни о чем этом я даже не подумал, только страшно испугался и, не разворачиваясь, спрыгнул с поезда. Ударился сильно. Встал, потирая ушибленное место.
Подбежали мальчишки, стали ощупывать меня. Все ли в порядке?! Не сломал ли чего?!
С подножки свесившись, безумно хохотал надо мной охранник.
Я вскинул руку, погрозив охраннику кулаком, выкрикнул: - У-у-у, фашистская гадина!
Охранник, что-то злобно прорычав, схватился было за винтовку, но потеряв равновесие, кувыркнулся с поезда.
Тут дружно загоготал весь состав. В товарных вагонах везли заключенных, которые наблюдали за всем происходящем сквозь щели и маленькие оконца.
Мы от греха, рванули в лес.
Охранник, вскочив, подобрав винтовку, под хохот и свист всего состава, побежал догонять свою платформу.
А мы…
…мы доехали другим составом.

За этот период я научился хорошо разбираться во всех видах путевых работ,
Работники – путейцы обеспечивали нас помещениями для проживания, инструментом для заточки топоров.
На каждом участке построены были вдоль путей путевые казармы, для обеспечения отдыха и проживания рабочих. У каждой казармы обязательно были установлены емкости для питьевой воды, и баня, которая топилась раз в неделю, мылись все вместе и мужчины и женщины. По расписанию на прицепном вагоне развозили хлеб, работники уже ждали и быстро ловили хлеб на развернутые простыни, хлеб разгружали - выбрасывая на малом ходу, не останавливая поезд.
С рабочей силой в то время были сложности, во время войны мужчины воевали, в послевоенное время многие не вернулись, кто погиб, кто пропал без вести, кто остался служить. На путях в основном работали женщины, как правило, завербованные из районов бывших во время войны в оккупации, старики, инвалиды, а летом и мы - старшеклассники.

***

Французы нас не поймут.