Каждое утро сотни поездов, самолетов и автобусов привозят в Киев тысячи людей, Кто-то, выскочив из душного плена общественного транспорта, едет домой.
Кто-то несется на Крещатик, чтобы вдохнуть аромат свеже приготовленного кофе и посмотреть на величественное здание Главного почтампта страны, на стенах которого, за стеклянными сейфами,хранятся надписи времен Оранжевой Революции: "Витя, мы с тобой! Дай нам хлеба и зрелищ. Можно без хлеба".
Кто-то, свернув с Крещатика, на улицу Богдана Хмельницкого - улицу старых домов и новоукраинских офисов - выстаивает очередь за билетами в главный русскоязычный театр страны (не ради любви к искусству, а ради любви к подмоченной политическими скандалами репутации театра).
Кто-то едет в гостиницу и требует себе переводчика.
- Good afternoon, - сказал переводчик факиру и улыбнулся натренированной улыбкой.
- Салямалейкум, - сказал факир и защебетал по-родному, по-турецки.
Продолжая улыбаться, переводчик дал задний ход, выскочил в гостиничный коридор и, прекратив улыбаться, позвонил работадателю.
- Какого хрена? - заорал переводчик. - Кого вы мне подсунули? Этот лох по-английски не разговаривает.
Лох, он же факир, он же профессор турецкой медицины, в это время облачался в белую рубашку, костюм и галстук. Сегодня его день! День триумфа! День, когда он, произнесет блистательную речь, сделает сенсационный доклад. День, когда врачи и прочие светила украинской медицины будут аплодировать ему стоя.
И пока факир в белой рубашке и семейных турецких трусах репетировал свою речь перед зеркалом, в зеркало на другом конце Киева смотрела опухшая и небритая физиономия Валентина, моего старого приятеля.
Валентин как раз делал мучительный выбор между самоубийством и Алказельцером, когда ему позвонил шеф:
- Немедленно дуй в гостиницу "Украина". Там ЧП. Приехал притурок, который по-английски не разговаривает. У него через час доклад на конференции. Будешь переводить синхроном с турецкого.
- Каким синхроном? Какое переводить? - пересохшими губами попыталась возмутить физиономия. - У меня сегодня законный выходной.
- Без возражений! - одернул его шеф. - И давай там, быстренько, в памяти освежи турецкий медицинский словарь.
Валентин не успел сказать шефу, что освежить что-то в памяти у него не получится по двум прчинам: во-первых, память еще вчера послала ему прощальный поцелуй; во-вторых, словаря медицинских турецких терминов он в жизни не видел.

Факир взошел на кафедру, светила отечественной медицины одели наушники и услышали уставший от жизи голос:
- Добрый день, дамы и господа!
- Здравствуйте, - кивнули светила факиру.
Факир заулыбался. Пока все шло по плану.Заулыбался и Валентин: "Легкотня этот ваш синхронный перевод". Но легкотня закончилась на "Добрый день, дамы и господа"
- Ствол мозга, - начал свою речь факир.
- Черенок мозга, - перевел Валик.
Светила переглянулись.
- Больная перенесла ОРЗ, - сказал факир.
- Больной перенес ВСЁ, - перевел Валентин.
Среди светил раздались смешки.
- Количество эритроцитов, - продолжил, озадаченный смешками, факир.
- Количество окровававленых тел, - сказал невозмутимый голос Валентина в наушниках.
Смешки переросли в смех.
- У больной было идиопатическое головокружение, - понимая, что доклад провалился, фальцетом крикнул факир.
- У больной было головокружение до полного идиотизма, - раздалось в наушниках.
Светила разрыдались.
Факир покинул Киев, бурча себе под нос никому неизвестную комбинацию звуков "хаблама-баблами", что, по самым тактичным предположениям, означало: "Ноги моей не будет в этой прекрасной стране".
Светила покинули конференц-зал в приподнятом настроении.
А Валентин покинул фирму и открыл собственное бюро переводов.
- Пойдешь ко мне работать? Будешь возглавлять Харьковский филиал! - бодро начал сегодня обрисовывать он мне перспективы.
- Валик! У тебя что? Головкружение до полного идиотизма? - удивилась я.
- Хаблама-баблами, - согласился он.