Не видела его уже два месяца. Даже дольше. Ездила во Францию, Испанию, потом домой. Прислал открытку в ответ на мои письма - и всё.
  Позвонила ему в первый же вечер, как вернулась к Кэролайн, спросила, можно ли зайти. Он ответил - завтра; у него народ.
  Казалось, что он рад меня видеть. А я пыталась сделать вид, что мне всё равно, как я выгляжу. На самом деле я очень старалась выглядеть получше.
  ...Я сказала (после того как меня несло чуть ли не целый час), что-то я разговорилась.
  Он ответил:
  - Почему бы и нет? 
  Некоторое время мы молчали. Потом он сказал:
  - Я скучал о вас.
  Я ответила:
  - Не может быть.
  Он сказал:
  - Вы - возмутитель спокойствия.
  Я спросила (конём - его пешку!):
  - А вы виделись с Антуанеттой?
  - Нет, - ответил он, - я ведь, кажется, говорил, что выставил её вон. - И посмотрел искоса. - Всё ещё возмущены?
  Я покачала головой.
  - Я прощён?
  - Вы ни в чём не виноваты.
  - Я всё время думал о вас там, на Гебридах. Хотелось показывать вам всё, что видел сам.
  - А мне хотелось, чтобы вы были с нами в Испании.
  ...- По правде говоря я решил, что хотел бы жениться на вас.
  Я ничего не ответила. Глаз не могла поднять.
  Он продолжал:
  - Я просил вас прийти, когда я один, потому что много думал об этом. Я вдвое старше вас и должен бы справляться с такими вещами походя. Да и не в первый же раз...Нет, дайте мне закончить. Я решил прекратить эти встречи. Собирался сказать вам об этом, когда вы пришли. Я не могу позволить вам и дальше возмущать моё спокойствие. Поэтому вам больше не следует приходить сюда. Не думайте, что я обиняками прошу вас выйти за меня замуж. Я пытаюсь сделать это совершенно невозможным. Вы знаете, что я такое, знаете, что по возрасту я гожусь вам в отцы. Что я человек ненадёжный. Да вы и не любите меня вовсе.
  Я сказала, не могу это объяснить. Не найду нужного слова.
  - Вот именно, - ответил он. - Поэтому я прошу вас оставить меня, чтобы я снова мог обрести спокойствие.
  Я не отрываясь смотрела на его руки. Была потрясена.
  Он сказал:
  - В некоторых отношениях вы старше, чем я. Вы никого по-настоящему не любили. И - может быть - никогда не полюбите. Способность любить...Это не зависит от возраста. Становишься таким же, как в двадцать лет. Страдаешь как двадцатилетний. Точно так же теряешь голову. Вам может показаться, что я сейчас рассуждаю вполне рационалистично. Это не так. Когда вы позвонили, я чуть в штаны не напустил от волнения. Я - влюблённый старик. Избитый комедийный персонаж. Совершенно вышедший из моды. Даже не смешной.
  - Почему вы решили, что я никогда по-настоящему не полюблю?
  ...- Я сказал "может быть".
  - Мне ведь только двадцать.
  - Маленький куст рябины - уже рябина, - ответил он. - Но я и правда сказал "может быть".
  - И вы совсем не старый. Дело не в возрасте.
  Он взглянул на меня - мне показалось, я причинила ему боль, - улыбнулся и сказал:
  - Разумеется, вы хотите оставить мне хоть какую-то лазейку.
  Мы пошли на кухню, приготовить кофе - кошмарная тесная кухонька, - и я поду-мала: всё равно не смогла бы решиться жить здесь с ним, принять этот неустро-енный быт...
  Он сказал, стоя ко мне спиной:
  - Пока вы не уехали, я думал, это всего лишь обычное увлечение. Во всяком
 случае, заставлял себя так думать. Поэтому и повёл себя так. С этой вашей подружкой из Швеции. Чтобы освободиться. Забыть. Но мысли мои возвращались к вам. Снова и снова, по нарастающей...Понимаете?
  - Да.
  - Мне нужны  в ы . Не просто то, другое...- И добавил: - У вас иногда быва-ет такой взгляд. Совсем не детский.
  - А какой?
  - Взгляд женщины, которой вы когда-нибудь станете.
  - Хорошей женщины?
  - Много лучше, чем просто хорошей.
  Не найду слов, чтобы объяснить, как он это сказал. Грустно, почти против воли. Нежно, но с какой-то горечью. И серьёзно. Не поддразнивая. И вовсе не сухо, не холодно. Но как-то из самой глубины, из настоящего себя. Всё то время, что мы разговаривали, я не поднимала головы. Но тут он заставил меня  взглянуть на него, и мы встретились глазами. И в этот момент - я знаю - между нами что-то произошло. Я чувствовала, ощутила словно физическое соприкосновение...И всё изменилось. Он высказал то, что думал, и я его поняла.
  Он не отводил взгляда, так что мне стало неловко. А он всё смотрел. Я попро-сила, пожалуйста, не смотрите так.
  Он подошёл, обнял меня за плечи и очень мягко повёл к двери. И сказал:
  - Ты очень хороша собой, иногда просто красива. Чувствуешь тонко, полна жиз-ни и всяческих стремлений, стараешься быть со всеми искренней и честной. Те-бе как-то удаётся сочетать юность и непосредственность с некоторой старомод-ностью и резонерством. Ты даже вполне сносно играешь в шахматы. Словом, мне очень бы хотелось иметь такую дочку. Может быть, поэтому ты так нужна была мне всё это время.
  И он мягко вытолкнул меня за дверь, лицом к лестнице, чтобы я не могла на него посмотреть.
  - Я не должен был говорить тебе это, как бы у тебя голова не закружилась. И е оборачивайся, не то она может закружиться в буквальном смысле. Теперь иди.
  Он слегка сжал мои плечи. Поцеловал в затылок. И легонько толкнул. Я спустилась на две или три ступеньки и только тогда остановилась и обернулась. Он улыбался, но так печально.
  Я сказала, пожалуйста, пусть это будет не очень надолго.
  Он только головой покачал. Не знаю, что он хотел сказать. "Нет, не надолго" - или "не нужно надеяться, что это не надолго". Может быть, он и сам этого не знал. Но выглядел очень печальным. Таким печальным...
  Разумеется, я тоже  в ы г л я д е л а  печальной. Но на самом деле печали я не чувствовала. Во всяком случае, это была не та печаль, от которой болит душа, не та, которая овладевает тобой целиком. Пожалуй, мне даже было прият-но. Свинство, но так оно и было. Я даже напевала по дороге домой. Было так романтично, так таинственно. Так хорошо жить.
  Мне казалось: я уверена, что не люблю его. Я победила в этой игре.
  Что же произошло потом?
  Первые дня два я всё думала, он позвонит, что у него это просто мимолётная прихоть. Потом испугалась, что не увижу его долго - месяцы, может, и годы.
 Это казалось до смешного нелепым. Ненужным. Невероятно глупым. Меня злила его слабость. Я решила: раз он такой, пусть катится.
  Этого настроения хватило ненадолго.
  И всё это время меня занимала мысль - а не люблю ли я его? Но ведь если столько сомнений, то вряд ли?..
 
 ...........................................................................

Джон Фаулз. Из романа "Коллекционер"