Я читала когда-то рецензии, но давно, когда вышел спектакль, в 2004 году, и уже ничего не помню. И хорошо. Потому что спектакль... ну что сказать, это Фоменко, это его лучшие актеры - каким может быть спектакль?

Никогда еше прежде Чехов со сцены не казался мне таким легким и таким ювелирно-кружевным. Впрочем, это заслуга уникальной органики "Мастерской", где каждый на своем месте и в свое время. Возможно, критики и правы - в спектакле нет цементирующей мысли, нет большой Идеи, но... в нем есть жизнь. Сотканная из сотни мелочей, она обаятельна и притягательна, эта жизнь. И я рада, честно говоря, что они сыграли хрестоматийную пьесу именно так.
Так, что в каждом персонаже происходило узнавание - нет, не чеховской пьесы, а знакомых, повседневности, реальных жизненных ситуаций.
Тузенбах и Ирина, играющие в серсо за полчаса до трагичной дуэли (это знают те, кто пьесу читал, а кто не читал, наверняка предчувствуют; но и те, и другие втайне надеются, что обойдется), выглядят парой, между ними едва-едва начинает прорастать доверие и нежность, несмотря на равнодушие Ирины, - и это трогательно.
Сцена прощания Маши и Вершинина - мой личный "крючок" спектакля. У Чехова ремарка "продолжительный поцелуй". Но в спектакле поцелуя нет. Маша неловко утыкается в грудь Вершинину, пряча глаза, а он несколько секунд держит ее в объятиях. Держит уже отстраненно, боязливо, смущенно. После ухода Вершинина в пьесе идет ремарка "сильно рыдает". Полина Кутепова не рыдает - она сгибается как подстреленная и глухо воет, зажимая рот рукой. И это не просто пронзительно - это очень правдиво, очень верно.
(Вообще, сколько лет я хожу в театр, но продолжаю все так же, по-детски, удивляться: ну надо же, как у них ВООБЩЕ получается так играть? Театр - не кино, в театре если ты на сцене, то ты всегда в кадре. Ты не можешь перестать играть, пока кто-то другой произносит свой монолог. Именно поэтому театр не смотрится по телевизору).