Про Москву, людей московских, про башню Сухареву и про Черную Книгу.
И что за веселость, что за удальство, братцы, быть московским человеком!
Что с нами ни делают, как нас ни ломают, а живы мы, люди московские, и Москва наша жива, матушка. И вроде бы немало воды с неких пор утекло, а все же есть она, Москва, и есть в ней дух московский!
Шел я нашим богоспасаемым градом, а чего шел, и сам не ведаю,- Пасха сегодня, светлый наш праздник, весна, теплынь, солнышко веселит, тянет в этот день на улицу и ходишь по всем московским сорокам.
Был у Христа Спасителя, закрыт он давно и службы нет. От него- к Кремлю. Бывало, вся Москва на святой холм сходилась, а ныне нашему брату туда ходу нет…. А звон какой стоял- красный звон- до неба! Ноне не позвонишь- еле-еле церквушки держатся, того глади последние закроют и Бога упразднят окончательно.
А был когда-то праздник, один день в году, когда все русские люди жили в любви и дружбе. Вообще-то ох и недружны мы, русские, а тут все забывалось, вся злость-вражда, потому что Христос Воскрес, на земле мир, в человецех благоволение!
Да… Вышел на Красную площадь, от нее- по Никольской. Иду, старину вспоминаю. Никольская- улица книжная. Здесь началось книгопечатание, так и пошло- вся книжная торговля здесь. Москва книгу почитает и почитывает, любит книгу, книжный это город. На Никольской новыми изданиями торгуют, тут и слава книжная и барыш, а пройдет книга через руки людские, обтрепется, забудется и окажется на Сухаревке.
За Никольской- Лубянская площадь, место приснопамятное, не к ночи будь помянуто…За ней Лубянка-улица, а там Сретенка. Сретенка- улица торговая, чистая, строгая. Взглянешь вдоль улицы- дома на ней мелкие, двухэтажные, и видишь издали- торчит башня Сухаревская. Ближе подходишь- шумит, бурлит народ, толчок здесь наш, знаменитая Сухаревка.
Весь отброс людской и барахольный тут. Все, что надо и не надо, все волокут. Все, что хошь, продадут и обманут обязательно. Москва такой город- ловкий.
«Москва бьет с носка»- известно. А потом хошь доказывай, хошь плачь- Москва ни словам, ни слезам не верит. Ох, город! Ну и город! Лихой! И народ лихой, лише некуда. Не протолкнешься: с лотков торгуют, вразнос торгуют, сидельцы из лавочек чуть не силой к себе заталкивают. Трамвай звенит,- не проедет никак. Каждый день кого-нибудь режут, а все ничего- Склифосовская больница напротив. И орут кругом: «А ну, ну… Налетай!», «А вот, вот по дешевке!», «Эй, навались, у кого деньги завелись!», «Подштанники новые! Интимное белье, дамский конфексьон!», «Квас на льду! Квас на льду!», «Стихи поэта Баркова! Сочинение профессора Фореля! Пикантная литература!» «Ты чего в карман лезешь? Держи беспризорного!». Чего тут только не бывает!
Иду по антикварному ряду и вижу: вот она, старая Россия, вся снесена на барахолку. Картины разные, еще крепостными художниками писанные, господа на них важные в париках, дамы такие, что глазу услада,- ах, елки точеные, думаешь, ведь жили люди и все-то прахом пошло. Жалеть их, эксплуататоров, конечно, не жалею, а все ж грустно как-то. Иду дальше: часы с боем продаются, под стеклянным колпаком, штука такая изящная- вроде постели сделано, а на ней возлегает нимфа в натуральном виде. Раньше такие часы больших денег стоили, а нынче отдают за червонец. Ходили часики, отбивали время, да сломались, потому что ушло их время и не возвернется. Подсвечники выставлены, на три, на пять свечей- шандалами зовутся. Может, при этом подсвечнике великий поэт наш Александр Сергеевич Пушкин творил или в карты резался! Все, чем жили, все на барахолку! И так-то мне грустно стало, и задумался я: так-то и человек, Божья душа, отслужил свое, отпрыгал и тоже на барахолку? Странно мне это отчего-то показалось. Стою, смотрю, как народ мельтешит, а чего мельтешит, и сам не понимает. «Эх, думаю, мир-народ московский! И злыдни среди вас есть, жулье последнее, и тати, и душегубцы, и страдальцы, и мученики, и люди доброты великой, жизни праведной, а всех я вас люблю, потому что вы- люди московские. За все благодарен вам: за то, что живете, что мимо ходите, что вижу вас повседенно! И что-то такое мне сказать вам хочется, прямо сердце рвется…»
И вижу: стоит над всем шумом-гамом одна тихая Сухарева башня. Если присмотреться- вовсе загадочное сооружение. Для чего ее поставили- никому не ведомо. Говорят, что Сухаревского стрелецкого полка (командиром в нем был Сухарев, оттого и название). Все стрельцы тогда взбунтовались, один этот полк тогда остался верен царю, за что Петр Великий и построил для него башню. Странное объяснение. Просто неведомо, зачем башню поставили, а стрельцов в ней поселили за неимением иного помещения. Потом там, по истории, было навигационное училище, потом и театр был, и склады, тоже по морскому ведомству. Уж потом московский губернатор князь Голицын приладил в башне водопровод. Нескладная она такая, эта башня, никто не знал, зачем ее строили и подо что ее использовать. Бесполезное сооружение. Стоит себе меж Сретенкой и Мещанской, проезду мешает, ни к чему не годная, а тоже наша, московская.. Как без нее Москву представишь, да без Кремля, да без Христа Спасителя? Она тут, и Москва тут. Вам, в Париже, может быть, Нотр-Дам, а нам- Сухарева башня. Вот как! А если бы нам сейчас такого писателя, как Виктор Гюго, чудеса бы про нее написал, честное слово!
И народ ее любит, и уж каждый в Москве знает. Это мы так только говорим, что бесполезное сооружение, а народ не то думаем. Построили башню для умственного дела и, говорят, для тайного дела! И приложил сюда руку сам знаменитый московский чародей и чернокнижник. А когда строили, замуровали в ее стены Черную книгу! Вот что народ-то говорит. Чернокнижие! Проходит ночью человек мимо башни, увидит- огонек светится в верхнем оконце, так рука сама крестит в испуге.
Черная книга в башне замурована! Тайная тайных! Вы-то о ней не слыхали? О двух книгах-то ничего не знаете? Ну ладно… Недогадливый ныне народ пошел, никто шкалика не поднесет… Спасибо, хоть ты догадался. Ну, спаси тебя Христос и с ребятишками!
Две книги их было. Одна Голубиная, она от Господа Бога, выпала она с неба, а велика- не обойти ее, не объехать и не прочесть, сам мудрый царь Давид Евсеич читал ее три года, прочел три строки. Про все в этой книге сказано: отчего на небе звезды ясные, отчего млад-светел месяц, отчего в нас души живые, и какой зверь набольший Индрик, и какая птица набольшая Стратим и прочего много- все тайны в ней Божии, и радуется избранник, кто премудрость сию постигнет. Пели про ту книгу слепцы на паперти за сухую корочку.
Черная книга- она от князя тьмы. Написал ее Змий, от Змия перешла она к Каину, от Каина- Хаму, тот ее на время потопа хитро спрятал в тайничке, а как кончился потоп, вынул, перешла книга к сыну Хамову Ханаану, была книга при столпотворении вавилонском, и в проклятом городе Содоме, и у царя Навуходоносора, нигде не сгибла и везде зло сеяла. Как- не знаю. Попала книга на дно морское под горюч камень Алатырь, там лежала долго, пока один чернокнижник премудрый, из арабов, не добыл книги, и снова пошла она по белу свету, и к нам на Русь попала. Тут добыл ее наш колдун и положил в башню. А чего в той книге написано, - неведомо. Не каждому ее прочесть. Писана книга на тарабарском языке волшебными знаками. Тот, кто ее прочтет, получает наивысшую власть над миром, все бесы ему повинуются, все желания его исполняются, кого хочет- заклясть может. Многие о той книге помышляли, да не достать ее. Замурована книга в стенах Сухаревой башни и заклята семью бесовскими печатями под страшным проклятием на десять тысяч лет. Вот как говорят.
Я-то полагаю, что, верно, была такая Черная книга, но что это за книга- в подробности сказать невозможно. Их старины нашей московской кой-что про чернокнижие мы наслышаны. Стоглавым собором были отвергнуты черные книги, счетом восемь: Рафли, Шестокрыл, Воронограй, Остромий, Зодей, Альманах, Звездочетьи и Аристотелевы Врата; и сказано было: от царя быть в немилости, а от Церкви отвержену. Некоторые из тех книг до нас дошли, читал и я кой-что из отверженных книг, старинные травники и лечебники, к чернокнижью сопричисленные, да все это не то- не Черная то книга, а забавного много: про орлов камень, что в гнезде орла находят,- чудеса творит, про змеин жир, про траву-трехлистник, про царь-траву Симтарим, что о шести листах: первый синь, другой червлен, третий желт, четвертый багров, а брать надо вечером на Иванов день, сквозь золотую гривну или серебряну, а под корнем той травы зарыт мертвец, и трава та выросла у него из ребер. Что ухмыляетесь, не верите старым словам? Там еще много чего есть. Как от двора своего беса отогнать: сжечь совиные кости и тем дымом храмину свою кадить и двор курить, и исчезнет бес. Не пробовали? А вы попробуйте, чем смеяться-то…
Но Черная-то книга подлинная о другом- о власти над миром, потому тут тайна наивысшая. Одно слово- Черная книга. За нее по тем временам- сразу на костер. Боялись смертно. Передавали из рук в руки со страшной опаской. И вот, может, довели до кого: он возьми и спрячь книгу в кладку, когда Сухарева башня строилась. Ну, а потом пошла молва и превратила в легенду. Что, неподобно? Хотите верьте, хотите нет.
Человек я московский, коренной, а мы, московские, все на язык бойкие, краснобайские, для красного словца- не жаль ни матки, ни отца. Москва, она пули лить любит, такое зальет порой- сам поверишь. Да еще чаевники мы, водохлебы, а почему не раскрыться за чайком в трактире, коли люди слушают? Вас потешил и сам в накладе не остался. Спасибо за компанию. Счастливо оставаться.