Все стало очевидно еще в школе. Уравнения и реакции, написанные другими учениками, всегда были верны. Мои робкие попытки совместить в пределах одной строки безобидную воду с марганцовкой неизменно заканчивались мгновенной ненавистью второй валентности.
(Позже я, конечно, нашла выход. Если задача не решалась, я вырывала страницу из учебника. И убеждала учителей, что в выданной школьной библиотекой книге за 107 страницей сразу следует 115). В общем, стало ясно, что точность и логика недоступны мне. Как возможность писать в раковину. Пришлось слушаться внутреннего голоса. Голос попался разговорчивый. Он то рекомендовал купить юбочку-чулочки-пальтишко, то советовал нахамить мужчине с неприятным лицом, то предлагал стянуть в магазине килограмм креветок. Но чаще всего внутренний голос произносил слово «Беги!». И я бежала. Я сбегала, испугавшись недостаточно любящего взгляда, сбегала, не услышав нужных слов, сбегала, почувствовав запах чужака. Сто сорок восемь подруг, знакомых и врачей убеждали меня, что это не выход и пытались стыдить, обвиняя в трусости. Мне было стыдно и внимательно выслушав их мнения, я все равно убегала.
Спустя двадцать пять лет стало очевидно, что я была права. Мне надо было успеть в сентябре, в семь, на станцию метро «Добрынинская».