Когда я стану старой-старой старушкой, куплю себе домик с видом вот на этот замок и успокоюсь. Потому что это самая моя крепость из всех (ну да, немногих), что я видела. И говорят все по-латышски вокруг. Что еще нужно для счастья? [413x550]
У Муси есть кот, найденный год назад на помойке. Мы с генералом долго присматривались и вдруг поняли, что мы настолько любим это существо, что готовы, несмотря на генеральскую аллергию на кошек, взять его к себе жить. И уже вели совершенно конкретные переговоры на эту тему. Год кот жил совершенно без имени. Когда голоден - сам припрется и попросит пожрать. Зачем нужно имя? И мы с генералом, решив взять его к себе, увлеченно, как дети, выбирали ему имя. И даже несколько придумали. Мне больше нравилась версия "кот-Антрекот", генералу - "кот-Полиглот". Дело не в том. Для нас кот перестал быть абстрактным животным, живущим у Муси. Это был почти наш кот.
Вчера ночью кот-идиот упал с 12 этажа. Он выжил. Ничего не сломал. Пока что спит на диване. Но про отбитые (а наверняка) внутренности мы ничего не знаем и выяснить не можем - рентген не покажет. Да и тащить сейчас кота куда-то было бы бесчеловечно.
Если он умрет, я больше никогда никого не полюблю. И ни за что не дам имени.
Дорогие граждане, обитающие на ли.ру дольше меня.
Мне все меньше нравится этот сайт и вот почему: я указываю в настройках, что желаю видеть ПЯТЬДЕСЯТ постов своих френдов на странице. Мне показывается только ПЯТЬ. Но при этом цинично предлагают внизу страницы посмотреть "следующие ДВАДЦАТЬ сообщений". Я бы смирилась. Но. Следующих сообщений нет вообще. Хотя у меня стоят галочки - показывать все типы постов. Поскольку основная задача этого сайта - показывать мне, что творится у моих дорогих френдов, такая накладка сильно бесит.
Кто-нибудь знает, что я могу сделать, чтобы исправить эту лажу? Если нужно завести новый блог - запросто. Но просто достает уже. Пью валерьяну и жду помощи :))
Наша первая с ним ночь была случайностью. Я просто не успела на последнюю электричку до Риги и мне пришлось остаться. Утром мы проснулись вместе. Я - недоумевая, как это могло произойти, он - светясь сентябрьским солнцем и мурлыкая всеми уличными котами и тремя домашними на окошках. Это, знаешь, было как утренний секс - сонно и удивительно нежно. Кстати, какая у него башняяяяя... Он старше моего предыдущего, но башня - просто неимоверная, я таких никогда не видела. И, между прочим, повыше будет, чем у бывшего моего. Да и сохранилась гораздо лучше...Прекрати хохотать, немедленно!
Он приготовил мне на завтрак изумительную рисовую кашу в небольшой кафешке на площади. Капнул заботливо чуть-чуть масла. Я еще недоумевала сначала - а что это на каждом перекрестке мне попадаются красивые и улыбчивые беременные женщины и еще плакаты везде расставлены: "Тебе так пойдет этот дивный вельветовый сарафан для беременных. Там три кармашка есть. Вот".
Я не поняла намека. Тогда он осторожно вынул из моих пальцев сигарету. Мол, у нас тут не принято, знаешь. И когда ближе к полудню я обнаружила, что он старательно прячет от меня пиво, а вокруг слишком много детских садов и перемазанных мороженым карапузов, я догадалась. Он, конечно же, тут же просиял, и оркестр у ратуши заиграл что-то счастливое...
*************
Я не знаю, с чего он решил, что одна ночь - это повод остаться. Ну хорошо, не одна, а пять. Неважно.
Нет, он милый, добрый, смешной и все такое. И башня у него отличная.
Ну да, я беременна. И что теперь?
Я его не люблю. Я хочу море. А он плачет, нервничает и надеется, что
я передумаю и соглашусь на его реку. Он тут как-то на днях даже высыпал соль из какого-то корабля в реку.
Вот, - кричал, - вот, чем тебе не море?!
А мне не море и все тут. Я-то знаю, что это просто соленая река.
Предлагал зарегистрировать наши отношения. Ну чтобы все по уму. Чтобы все-все-все знали, что мы вместе.
То заведет меня в ювелирный, то в ратушу. То в ювелирный, то в ратушу. То к соленой реке, которая изо всех сил старается выглядеть и шуметь как море.
Знаешь, он до сих пор думает, что я капризничаю, потому что все беременные так себя ведут.
Глупость, в общем, какая-то. Я люблю город с морем. Живу с городом с соленой рекой. А по ночам мне снится, ну ты понимаешь, мой бывший, которому за 850 перевалило еще в прошлом веке.
Кончится, судя по всему, тем, что я сбегу от них всех. Поселюсь в деревне и буду всю жизнь жалеть.
*************** А странно вот что: каждый раз, когда я напиваюсь, почему-то звоню бывшему. Вот только ему. Набираю код и жду. Он никогда не подходит сразу, хотя всем же понятно, что это только я могу ему позвонить в три ночи. Но он уже привык - я часто напиваюсь в последнее время. Он спокойно наливает себе чаю, дразнит меня тем, что у него есть малиновое варенье, а у меня нет. Потом вздыхает: "Ну рассказывай". И каждый раз после этого его "Ну, рассказывай" меня прорывает. Я до самого утра честно признаюсь ему, какая я дура. Правда, подозреваю, что все чаще повторяюсь. Он слушает. Молчит. Ни разу за все время не предложил вернуться, зараза. Ну хоть бы раз. Хоть бы на минутку сорвался. Нет. Сидит себе, ковыряет малиновое варенье и молчит. Ненавижу его.
Тебе все-таки ужасно не везет. Ты каким-то смутным шестым чувством угадываешь тех, кто разобьет тебе сердце и влюбляешься навеки.
Но тогда, тогда мы оба попали в расставленную ловушку и забыли обо всем на свете. Она любила длинные разноцветные шарфы, цветы, короткие юбки, свою странную, не умеющую мигать собаку и романы Кортасара. Я дарила ей розы, ты смешил ее одуванчиками и удивлял тюльпанами. Когда она смеялась, у тебя даже температура повышалась. Помнишь тот январь, когда ты неделю провалялся у ее ног с температурой плюс десять, счастливый как младенец? Даже самые опытные метеорологи тогда разводили руками и уверяли, что это конец.
Кстати, о ногах. Ноги у нее были изумительные. Точеные. Их хотелось немедленно потрогать. Помнишь, когда мы сидели на набережной и тебе ужжжжасно хотелось погладить ее колени своей рекой, а ты все никак не решался? Волна осторожно лизала кончик ее изумительного большого пальца, и тут же, смутившись, уползала. Ты не решился дотронуться даже до ее божественной щиколотки. Она хохотала, а я ревновала и демонстративно обнимала ее за плечи.
А помнишь тот единственный снимок, где мы втроем? Нам с ней тогда было по восемнадцать, а тебе всего восемьсот сорок семь...Я точно знаю, что ты до сих пор хранишь эту фотку где-то в районе ВДНХ, старательно прикрыв ее тенями фонтанов от посторонних взглядов и укутав сиренью.
Она первая изменила тебе. Полюбила Париж и не таясь, уехала к нему. Ты тогда три дня рыдал градом, как безутешный ребенок. Твоя печаль и обида затопили улицы и испугали жителей. Но я по-прежнему оставалась с тобой.
Через несколько дней и я тебя предам. Ради гордого холодного балтийского города, который никогда не сможет меня полюбить.
Второй день невменяем. Второй день непрерывно реву. Счастливый в браке человек, казалось бы, не может так долго реветь. И жж я еще ни разу не убивала.
С. говорит, что я бешусь с жиру. Что мне бы пару месяцев пожить с бойфрендом А. или с мужем В. И я бы ходила бы за своим мужем на цыпочках и молилась бы на него.
А самый терпеливый мужчина в мире на мои предложения сесть и все обсудить, говорит, что он устал от моих капризов, заморочек и наездов. И не соглашается никуда садиться и обсуждать.
В четверг он уедет на две недели. В Африку. Я буду дышать московским смогом и делать вид, что моя жизнь очень насыщенна. А сегодня я не хочу ехать домой. Уже есть четыре варианта как избежать возвращения в ЮБутово. Он написал: "Как хочешь". Ему все равно.
В колонках играет - Пелагея Настроение сейчас - домой хочу
«Смотри под ноги» — мама повторяла это мне в детстве миллион раз на дню. И когда я все-таки спотыкалась, добавляла в миллион первый. С тяжелым вздохом.
Я научилась смотреть под ноги. Я послушный ребенок. Нет ничего хуже, чем расстроить маму. Я всегда смотрю только под ноги. Потому что все остальное меня не интересует. Никто не видит, а я замечаю. Стертые монеты, обрывки писем («Я тебе так… ну как же… а Наташка… был прав…»), счетов («на 18. 04 пеня составляет 126 рублей 31 копейка»), заколки для волос — длинных, густых, рыжих и коротких, светлых, взъерошенных. Брошенные плюшевые мишки, которых очень любили лет пять назад, а теперь они не нужны; рекламные листовки — лучшие отели Краснодарского края; надписи мелом или краской на асфальте — эти почти все одинаковые: «С добрым утром, любимая» или «Котенок, я люблю тебя». Любят чаще всего именно котят. Рыбки, птички и зайки встречаются гораздо реже. Собачек и ежей нет в принципе.
Под ногами можно увидеть не только чужую жизнь, но и свою. Банка «Ред булла», оставленная на остановке вчера, выпавшая из кармана ручка, ненужная визитка, бусина из моего браслета, укатившаяся в подземном переходе. Ты легко можешь найти всю мою жизнь под ногами, если будешь внимательным.
положу, пока в копилку, а там разберемся. Все комментарии и соображения приветствуются.
Примадонна умерла несколько лет назад. В ее заброшенной гримерной давно завелись мыши. Они питались в основном любовными письмами, которые стареющая актриса почему-то упорно хранила. Мыши выедали самые вкусные фрагменты пылких посланий: клятвы отдать свою жизнь за один взгляд роковой красавицы, предложения руки,сердца, сабли и бог знает чего, ну и несколько скабрезных предложений, которые примадонна, конечно, отвергла, но письма почему-то не выкинула.
Когда самые вкусные фрагменты были съедены, мыши вынуждены были питаться менее интересными посланиями: письмами от родственников знаменитости, с просьбой выслать им денег, приехать на выходные, забрать ребенка или с упреками в короткой памяти и высокомерии. Было еще одно письмо от матери, но там, впрочем, ничего интересного: так, стариковский монолог о плохой погоде, ломоте в костях, высоких ценах и низкой пенсии. Мыши худели, скучнели и вскоре покинули бы старый театр, если бы не слух, прошедший по коридорам, что актрису, сыгравшую в последней постановке Офелию, публика приняла очень тепло и сейчас девушка репетирует Джульетту. А режиссер возлагает на нее большие надежды и абсолютно уверен в том, что она станет настоящей звездой.
Преамбула: и в жж-то не повесишь. Некоторые граждане узнают себя и своих любовниц. А как иначе - не знаю.
Собсна, амбула:
Я коллекционирую соперниц заботливо, старательно, с увлеченностью первоклашки, выводящего в прописях буквы, помогая себе кончиком языка. Я собираю этих женщин, как пазл. И вовсе не стесняюсь читать чужие письма, смски, подглядывать под дверью. Мне необходимо это знание. Обнаружив, что мой первый возлюбленный изменяет мне, я проплакала три ночи. Увидев ЕЕ, я подумала, что у нее роскошные бедра и в общем, парня можно понять. Вскоре я знала, что она учится на курс старше него, любит малиновое варенье, потрясающе готовит плов, не ладит с преподом экономики, любит кошек, красит волосы раз в два месяца в салоне на Павелецкой, немного говорит по-испански и читает Керуака. У нее не очень красивый почерк, в первых числах месяца она несносна, много курит и ревнует ко всему, что движется.
Поразмыслив, я научилась готовить плов и прочитала «Бродяг Дхармы».
Мой следующий возлюбленный уже достался мне с «второй половиной». Юлька обладала роскошным джазовым голосом, бюстом четвертого размера (когда я заглянула в ее декольте, голова у меня закружилась), любила пококетничать с братцем нашего общего возлюбленного, пиво, часто мурлыкала под нос Джоплин.
Я стала пить темный Эфес и напевать Summertime.
После нее я «коллекционировала» Ленку, совсем юную Машу, рыжеволосую Олю-юриста, Арину и еще трех случайных дам. Стала носить юбки, слушать Тома Уэйтса, цитировать Пруста и Мураками, писать стихи.
Совсем недавно поймала себя на ощущении, что мне хочется чего-то нового. Милый, какие женщины тебе нравятся? Ты же не обязан все свободное время проводить только со мной…
Все стало очевидно еще в школе. Уравнения и реакции, написанные другими учениками, всегда были верны. Мои робкие попытки совместить в пределах одной строки безобидную воду с марганцовкой неизменно заканчивались мгновенной ненавистью второй валентности.
(Позже я, конечно, нашла выход. Если задача не решалась, я вырывала страницу из учебника. И убеждала учителей, что в выданной школьной библиотекой книге за 107 страницей сразу следует 115). В общем, стало ясно, что точность и логика недоступны мне. Как возможность писать в раковину. Пришлось слушаться внутреннего голоса. Голос попался разговорчивый. Он то рекомендовал купить юбочку-чулочки-пальтишко, то советовал нахамить мужчине с неприятным лицом, то предлагал стянуть в магазине килограмм креветок. Но чаще всего внутренний голос произносил слово «Беги!». И я бежала. Я сбегала, испугавшись недостаточно любящего взгляда, сбегала, не услышав нужных слов, сбегала, почувствовав запах чужака. Сто сорок восемь подруг, знакомых и врачей убеждали меня, что это не выход и пытались стыдить, обвиняя в трусости. Мне было стыдно и внимательно выслушав их мнения, я все равно убегала.
Спустя двадцать пять лет стало очевидно, что я была права. Мне надо было успеть в сентябре, в семь, на станцию метро «Добрынинская».
Этот город, несмотря на женское имя, всегда был для меня мужчиной. Я любила его больше, чем любого из тех, с кем просыпалась в одной постели. Когда меня бросали, я шла не к лучшей подруге, а в город — плакать у него на площади. Мужчинам я всегда изменяла — это было в порядке вещей. Совесть меня не мучила. Но, если приходилось встречаться с другими городами, я переживала: простит ли? Примет ли обратно?
Прощал. Принимал. Чаще всего встречал прохладно. Нахмурившись. Но счастливые одуванчики на газонах выдавали его с головой. Пять лет назад я пообещала ему больше не встречаться с другими городами. Не произносить имена других стран. И навсегда забыть про море.