Мне хотелось бы сесть с тобой на обочине обыкновенной сельской грунтовой дороги, такой - в которой колея проросла подорожником, а на обочине: там, где сядем мы, будет лопух и иван-чай. Я хочу, чтобы мы с тобой преломили хлеб и выпили терпкого вина с соленым сыром. Ты откинулась бы глазами в небо, задумчиво жуя сухую травинку, а я медленно цедил бы слова: такие слова, тяжелые как мед, желтые как закат и терпкие, как вино. Я говорил бы старые слова: "Возлюбленная моя, звезды пахнут полынью..." Ты бы не верила и скептически щурила фиолетовый глаз.
Молча заткнула бы мне рот своим безупречным поцелуем: Помнишь, да? "Вкус ее поцелуя был безупречен" - и так та, чей вкус был безупречен, так и не поняла, что это песня была про нее. И отравлена была вечным скепсисом: и тем самым отравила свое "сегодня", ожидая, что будет некое мифическое "завтра". А приходило "завтра", и она так и не понимала, что это уже ее "вчера" : и мед моих слов, и терпкое вино, и сухая травинка.
А Драбадан, сын степей и пасынок тундры, садился на обочину древних путей и жевал сухую травинку, пил вино и мечтал о соленых звездах.
Точен, как стих
откровенный, как танец,
как отраженье триады в пруду
дикий на вкус померанцевый глянец,
шелест деревьев в забытом саду.