Вот сидел себе Драбадан на высоком берегу великой сибирской реки в своем старом засаленном ватнике.
Ватник был так себе еще ничего, справный. Шитый бисером, обшлага немного потерлись и в локтях дырки. Аккуратно залатанные собственноручно. Суконные штаны заправлены в старенькие кирзачи со следами позапрошлогоднего цемента. Цемент - это от последнего ремонта остался, когда сапоги стали течь и требовать ремонта, Драбадан пошел в корыто с раствором и течь зацементировал. С тех пор сапоги его удачно гармонируют с заячьим треухом и галстуком от Армани. Галстук, как и сорочка петухами, лежат у него в рюкзаке. Рюкзак тоже себе еще ничего, военторговский, куплен в шестьдесят седьмом у пропившегося прапора на вокзале.
В рюкзаке, помимо сорочки и галстуха, лежит перочинный ножик, пачка чая, сахар и краюха хлеба. Еще алюминиевая полулитровая кружка, ложка, флакон одеколона и запасные портянки (на всякий случай).
Зонтиков, тросточек, а прочих атрибутов цивилизации нет. Есть носовой платок, белый в синенькую когда-то полоску - для протирки очков. Очки, надо сказать - это гордость Драбадана. Купленные невесть когда, ну, в общем, когда он был при деньгах, молод, красив и имел успех у женщин. Оправа (позолоченный титан) Роденшток, сверхтонкий пластик с пятислойным покрытием, поляризованные хамелеоны. Ну да речь не про очки.
Ну вот, сидел, значит, Драбадан на берегу и пытался написать музаку и слова к песне "Вот вам и черемуха в поле у куста". Но не сочинялось. Как отрезало. И музыку и слова.
Уже и так сел Драбадан, и этак, и этим и тем боком повернулся то к реке, то к лесу, и солннышко уже начало припекать. Нет, не стряслось.
Так и побрел Драбадан солнцем палимый к дому, отвязал свою лодку от забора и поплыл в синие дали.