Я старшая из четырех дочерей моих родителей. Я родилась когда сами мои родители были ещё детьми - обоим и двадцати не было. Наверное, нам всем троим было тяжело. Но мне как ребёнку, как первому ребёнку у взбалмошной молодой мамаши и её подкаблучника мужа, было тяжелее всех. В 8.5 лет я уже мечтала о самоубийстве. К сожалению, тогда не было телефонов доверия, наверное, я бы воспользовалась.

В 2.5 года я стала большой, потому что у меня появилась сестра, а я должна и обязана была о ней заботиться, нести за неё ответственность. И получать за неё по башке, когда она лажала. Меня наказывали за её промахи и ошибки, потому что это я не уследила. Я честно пыталась её оберегать, я честно её любила, приносила в жертву ей свои желания и стремления, лишь бы Марине было хорошо. Она могла манипулировать мной обижаясь или не разговаривая. Но я прощала, шла на поводу, прогибалась. И к чему это привело? В мои 18 она меня очень серьёзно (на тот момент) подставила перед родителями. Я долго не могла ей этого простить (единственный её поступок, который я не проглотила сразу в первые 5 минут). Она меня добила признанием, что хотела за это ещё мне и отомстить (за то что долго её не прощаю, за то что не проглотила как обычно). После такого признания, я решила для себя, что не хочу такого человека, как моя сестра Марина в своём окружении. А по-настоящему понять и простить её смогла только через 10 лет психотерапии после того инцидента.

Марина всегда была худенькой, маленькой, слабенькой. Почему родители её так воспринимали? Ведь она была всегда здоровым ребенком, ни врожденных болезней, ни хронических заболеваний и ростом она вымахала выше меня. Но на моём фоне... и худенькая и учёба ей давалась тяжело. И на это родители закрывали глаза. Марине было можно. А мне нельзя. И меня лупили как Сидорову козу. И за дело  и без дела, и по причине маминых гормональных перепадов, и отца она на меня вечно натравливала и в хмельном угаре и на трезвую голову. И в методах особо не запаривалась: что было под руками, то в ход шло, будь то ремни, хлопушка для выбивания ковров, скакалки, пластиковые вешалки для одежды, прутья на улице, веник дома, спасибо, что кочергой не отходила, хоть и пыталась. В общем была я девочкой для битья. А у меня очень низкий порог боли. Я чувствую как на меня садится комар, потому что его укус для меня невыносим. В доме все ножи у меня тупые, потому что малейший порез для меня - настоящая катастрофа. А я постоянно режусь ножами. Я ненавижу открывать консервы с кольцами для открывания - у них очень острые крышки и порезы от этих крышек особенно болезненны. Я долгое время боролась с  фобиями ножей, ножниц, спиц и прочих колющих и режущих предметов. Справилась. Нет, меня не резали слава богу. Страх был из-за низкого порога боли. Но и бесконечных криков и побоев оказалось достаточно, чтобы перестать общаться с родителями, после того как ушла жить к мужу. Сначала была неосознанная обида  потом сознательная обида, с которой я работала, а потом так же как с Мариной - решила, что не хочу чтобы эти люди были в моём окружении. Поэтому я ненавижу скандалы - истерики матери, в которых оказывалась виновата непременно я, ор и крики, выпытывание каких-то признаний или обещаний... В такие моменты у меня полностью отключался мозг и я впадала в ступор. Именно поэтому я крепко накрепко связала свою жизнь с изучением эмоций - быть такой же как мать? Ни за что!

А я была на неё похожа. Такие же лидерские качества, такая же вспыльчивая и импульсивная, такая же харизматичная, позитивная и эмоциональная. Такая же садистка. И если психологический садизм мне был отвратителен, то физический пришелся мне по вкусу. У меня появились ещё две сестры, которые были младше меня на 8 и 9 лет. Саша и Женя. Иииии....   мама мне делегировала полномочия: "Вся ответственность за девок на тебе, а не будут слушаться дери как Сидоровых коз". Ребёнок в 11-12 лет, который знал только крики, психологическое и физическое насилие, может как-то иначе вести себя с младшими сестрами? Психология отвечает на этот вопрос однозначно.

С самой младшей сестрой по этой причине мы не общаемся. Пусть я и изменилась, выросла и повырывала мамины саженцы из себя с корнем, почти все, но её обиды... Я её понимаю. А Саша, славный человечек, умудрилась в мясорубке нашей семьи не подхватить гордыню, как инфекцию. Рассадник-то был знатный. А она сумела вырасти чистым человечком. Единственная, с кем я общаюсь из нашей достаточно большой семьи. 

Взрослея, я задавила свой садизм. Но он живет во мне. Буквально несколько лет назад я попыталась изведать эти дали. Пришла к выводу, что БДСМ не может его удовлетворить ни коем образом. Мой внутренний психолог и мой внутренний садист - конфликтующие роли. Мне физически невыносимо причинять кому-то боль, если человеку больно, неприятно и он испытывает страдания, я испытываю их вместе с ним - эмпатия. Мне не смешно смотреть нарезку видео, где люди падают, врезаются куда-то и т.п. - я мучаюсь от их боли. А внутренний садист хочет крови. Хочет хлестать по голому телу до кровавых рубцов. Хочет видеть струйки крови, хочет причинять боль, хочет видеть реакцию на лице. Но так чтобы самому человеку это нравилось. Я это точно смогу отличить - эмпатия. Но настоящих мазохистов очень мало. И они в надёжных руках. Создавать своего такого нижнего - не позволяет внутренний психолог и внутренний кодекс чести: "Я помогаю людям становиться лучше, сильнее,  справляться с кризисами и тяжёлыми ситуациями. Я не буду своими руками ломать им психику, хоть и знаю как."

Поэтому мой внутренний садист сидит один в круглой комнате, смотрит в окно, за которым дождь (за этим окном всегда дождь), и пьёт чай, или кофе. Живёт. Один. И у него не бывает посетителей. А я живу отдельно от него. Выдираю из себя остатки маминых программ и установок и пытаюсь жить своей жизнью (не маминой).

 

Да, мой внутренний садист мужского пола.