Глава 2. Сидоров

Дверь открывает сам профессор – крепкий мужчина лет семидесяти, сохранивший на удивление моложавый вид и военную выправку. Огромный, почти лишенный волос череп яйцевидной формы, глубокие внимательные глаза. Представляю ребят. «Сидоров Александр Геннадьевич. Очень приятно познакомиться. Пожалуйста, проходите и располагайтесь. А я пока вскипячу чай».

Проходим через прихожую в единственную довольно большую комнату. Интерьеру этого жилища может позавидовать любой «новый русский», которому необходимо наповал сразить соперников. Помещение прямоугольной формы имеет окно, выходящее во внутренний двор. Вдоль одной стены - несколько табуреток, миниатюрный телевизор и раскладная солдатская койка довоенного образца. Над ней укреплена великолепно выполненная репродукция картины Н. Рериха «Вестник» и огромная цветная фотография Земли, сделанная из космоса.

[420x256]

Обои в углу над койкой обгорели и отвалились, а на почерневшей стене красуются какие-то погнутые кронштейны и несколько глубоких трещин. К двери с внутренней стороны прибит большой лист ватмана, сплошь исписанный номерами телефонов. Телефонный аппарат стоит рядом, на тумбочке. Пространство вдоль противоположной стены заполнено длинными столами, уставленными диковинными электронными приборами. Наметанный глаз может выделить в этом нагромождении генератор стандартных сигналов, измеритель малых токов, осциллограф и несколько компактных самописцев. Бросается в глаза характерной формы шлем от полиграфа (в простонародье, «детектора лжи»), утыканный множеством датчиков. На отдельном небольшом столике – две современные персоналки и внушительный сервер. Назначение остальных приборов выяснить не удается. Вся эта масса железа живет своей виртуальной жизнью: подмигивает индикаторными огоньками, шелестит лопастями вентиляторов, попискивает и пощелкивает. Самописцы скрипят перьями; на экранах сменяют друг друга непонятные значки и диаграммы.

Пока Коля и Баклажан распаковывают сумки, доставая продукты и нехитрое наше  имущество, мы с Ириной переходим на кухню, чтобы помочь хозяину. У Ирочки с непривычки аж дыхание перехватило. Действительно, такое не часто доводится увидеть. Кухонный стол, уставленный эксикаторами, колбами, ретортами, перегонными аппаратами и еще каким-то химическим оборудованием. Два открытых навесных шкафчика заполнены банками, бутылками и штангласами. Холодильник доверху набит реактивами. На газовой плите – небольшая водяная баня; там что-то варится, распространяя резкий запах химикатов. На полу груда осколков; оконное стекло и стены заляпаны яркими пятнами… Если не знать, к кому мы пришли, первая мысль была бы, что в этой квартире устроили притон наркоманы… И варят зелье. На самом деле здесь вершится история. Профессор, как и мы, в свободном поиске. Только ищет он в другой области и другими средствами…

- Простите, ребята, за беспорядок, - говорит хозяин. – Тут сегодня рванула субстанция для детектора лептонных полей… Разве можно на газовой плите точно выдержать условия синтеза? И вот результат. Еще не успел прибраться. Но расскажите, что с вами случилось и чем я могу помочь?

Говорю: «Обложили нас со всех сторон, Александр Геннадьевич. Пересидеть бы у вас несколько дней, пока не уляжется вся эта муть…» Рассказываю коротко об Алексе, о поисках йети и нашей экспедиции. Александр Геннадьевич одобрительно улыбается. «Молодцы, неплохо поработали! Знаю эту контору. Пять лет лагерей от звонка до звонка… расстрелянные сотрудники… Было бы не так обидно, если хотя бы смогли использовать мои идеи. Так нет же, уроды… по собственной дурости взлетели на воздух вместе с лабораторией! Думаете, под Челябинском тогда взорвались ядерные отходы? Как бы не так… Ну, а пересидеть, – пожалуйста, если условия не смущают. Как раз поможете в экспериментах. У меня тут другая проблема: найти добровольцев, умеющих держать язык за зубами… И еще. Вы вообще-то знаете, что совершили? Не знаете. Об этом поговорим особо. Награды завтра будем раздавать, а сейчас отдыхайте… вид у вас как с лесоповала…»

Аппаратура на одном из столов отставлена в сторону, а сам стол выдвинут на середину комнаты. Мы все сидим вокруг, смакуем выдержанное молдавское вино «Чумай де негре». Баклажан произносит свои неотразимые тосты. Закусываем бутербродами с маслом «Домик в деревне» и великолепной колбасой «Черкизовская с оливками». Александр Геннадьевич сам заваривает ароматный чай. Неожиданно у всех проявляется зверский аппетит, о существовании которого за волнениями как-то даже забыли. Но значительно больше голода – потребность общения. С первых слов профессора становится ясно, что нам встретился необыкновенный собеседник. Он коротко рассказывает о себе, не забывая в то же время слушать и расспрашивать нас. Сам он петербуржец. В четырнадцать лет пережил блокаду, закончил войну матросом на торпедных катерах. О военном прошлом говорит коротко и скромно, но я как-то в прошлый приезд видел его китель с орденами и медалями. Да не парадными, а боевыми… После войны университет, научная работа, диссертация. Осужден как враг народа; сидел, потом работал в секретной «шарашке»… Освобожден, защитил докторскую, заведовал кафедрой в технологическом. Снова «шарашка». А дальше все покрыто мраком. Ясно только, что с его легкой руки наши вояки «на халяву» получили множество интересных игрушек. Таких, от которых прогнивший Запад до сих пор с остервенением скребет затылки. Хоть и прошло столько лет… О их сути Александр Геннадьевич не рассказывает никогда и никому.

Просим уважаемого собеседника объяснить, на какую нашу помощь он рассчитывает, что надо будет делать и когда начинать. Александр Геннадьевич отвечает, что вначале придется утомить нас некоторыми теоретическими соображениями. Оказывается, он сконструировал аппарат, позволяющий перемещать одни объекты сквозь другие или совмещать их в одном пространственно-временном континууме. Проще говоря, аппарат, позволяющий пройти сквозь стену или запертую дверь. Или поместить один камень внутрь другого…

Видимо, на наших лицах отразилась немалая толика сомнения, потому что дальше пошла большая лекция, которая с моим дилетантским интересом к квантовой механике осталась во многом непонятой. Вот что запомнилось из рассказанного в этот день.

Вы скажете, такого не может быть. Но обратимся к простым школьным истинам. Атом, представленный в классической планетарной модели Резерфорда, состоит из компактного ядра и вращающихся вокруг него электронов. Так вот, в атоме водорода диаметр ядра меньше диаметра всего атома примерно в 100 000 раз, а для самых тяжелых, трансурановых элементов – в 10 000 раз. Размер же электронов настолько мал, даже по сравнению с ядром, что мы их вообще не будем учитывать… То есть, основная часть содержимого атомов – не что иное, как пустота. Из этой почти полной пустоты и построены наши тела, а также пресловутые двери и стены. Но это еще не все. Согласно открытому Гейзенбергом закону корпускулярно-волнового дуализма все элементарные частицы проявляют волновые свойства, проще говоря, являются волнами. Что из этого следует? Вещества в том виде, каким его воспринимают наши органы чувств, не существует. Имеют место лишь необычайно сложные и устойчивые волновые системы, способные как к взаимодействиям, так и к взаимопроникновению. В зоне взаимодействия волны интерферируют, а за ее пределами восстанавливают исходные характеристики и распространяются дальше… Поэтому не удивительно, что человек может проходить сквозь стену. Удивительно другое: почему в обычной жизни он этого не делает? Ведь во Вселенной такое изобилие свободного пространства, что целые галактики могут разойтись, не мешая друг другу!

Я возражаю. «Позвольте, Александр Геннадьевич, но ведь электронное облако - не пустота. Даже глубокий вакуум является материальным. А электроны, несмотря на свои крошечные размеры, нейтрализуют заряд ядра. Уже поэтому с ними необходимо считаться. Получается, что атом заполнен этой корпускулярно-волновой субстанцией. Если это так, Ваша гипотеза является некорректной».

- Полностью согласен с доводами, - с энтузиазмом парирует Александр Геннадьевич, - только из правильных посылок сделаны неверные выводы. - При обычном, стационарном состоянии атомов, взаимопроникновение действительно невозможно. Однако есть способы воздействовать на атомы, оттягивая электронные оболочки в одном направлении, заставляя их двигаться в едином ритме. Различные способы синхронизации движения частиц-волн используются давно: в электронной лампе, транзисторе, электронном и ионном микроскопе, лазере, циклотроне и других приборах. Мне всего лишь удалось использовать особое энергетическое поле, доведя его до небывало высокой напряженности и сжимая электронные оболочки атомов до исчезающе малого объема. Энергия лептонных полей чрезвычайно щадящая, не нарушает пространственную структуру вещества. Даже функции биологических макромолекул при этом не страдают. Сначала проверил в колбе, на культуре такни, потом на животных. На кухне у меня мыши норку прогрызли, они и стали первыми подопытными. Видите возле кровати в клетке вульгарную серую мышь? Ничего, живет! А ведь я ее транспортировал в тумбочку прямо сквозь закрытую дверь. Клал внутрь кусочек сыра, и глупое животное неслось на запах, не разбирая дороги… проходило сквозь дерево, не замечая этого. Потом испытал все на себе. Только одному опасно пускаться на такие опыты. Если в процессе перехода что-либо сломалось бы или просто погас свет, я так бы и остался: к примеру, голова с одной стороны, все остальное – с другой. Эффектнее гильотины! Вот уж заинтересованные службы гадали бы: что за способ самоубийства? К счастью, все обошлось. Последующие модели генератора усовершенствовал и теперь вероятность печального исхода ничтожно мала.

То, что вы рассказали, дает пищу для новых размышлений. Вот сразу вопрос на засыпку. Ты представил шлюзы в параллельный мир в виде крышек погреба. И они тут же образовались. Из чего, из какой субстанции? Не догадался еще? Тогда новый вопрос: можно ли распечатать такую крышку с помощью моего генератора? Конечно, все это надо проверить, но подобная возможность великолепно укладывается в структуру глобальной теории. Вы скажете: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет!» Так убедитесь сами. Сходите туда, познакомьтесь со своим красавцем поближе. Все это время Алекс с конторой, вывалив язык, будут гоняться за вами в нашем мире, от Москвы до Северного Кавказа. Пусть побегают! Это для них самая достойная работа.

Настройка аппаратуры займет пару дней; ваша подготовка - еще неделю… Единственное условие: вести журнал самонаблюдений, хотя бы на диктофон начитывать. А когда все закончится, пройти углубленный медосмотр и представить  для анализа результаты...

Александр Геннадьевич размышляет, лукаво смотрит на меня и на Ирину. Добавляет, как бы между прочим: «Неплохо, если бы вы еще с малышом оттуда вернулись, чтобы потом и за ним понаблюдать. Я-то уверен в безопасности метода, но попробуй, докажи это Министерству! Сразу всадят вилы в бок. В чем-то они правы, проверять нужно. Но сколько бюрократии развелось!»

Тут уже я возмущаюсь: слишком далеко профессор зашел. «То бензин, а то дети…» Говорю: «Александр Геннадьевич, а как быть с ответственностью за открытия? Вы что же, хотите выпустить в мир свое изобретение? Ну, так я вас порадую… Кража денег и драгоценностей из самых защищенных сейфов... Побеги из тюрем без подкопов и выпиливания решеток... Проникновение в чужие дома с целью убийств и грабежей… Похищение людей… Наконец, особо изощренный способ казни… Далее, оружие массового уничтожения – луч генератора – и днища кораблей превращаются в решето; тонут подводные лодки; разгерметизируются самолеты и орбитальные станции; сами собой взрываются реакторы и ядерные ракеты… А если немного изменить настройку и облучать из космоса целые города и страны… Мгновенье, и человеческие тела превращаются в студень… Вот как будет использовано ваше гениальное открытие! В новейшей истории подобных примеров немало. Помните, что ответил генерал, руководивший испытаниями первой водородной бомбы, Андрею Сахарову, когда тот заявил, что столь чудовищное оружие никогда не должно быть применено? Он рассказал анекдот. Живут дед и бабка. Дед все время молится: «Господи, укрепи и направь…» Бабка и говорит: «Ты, дед, проси укрепить, а направить я и сама сумею…» Вот и вам вояки скажут то же самое, если конечно, вообще будут разговаривать, а не шлепнут, дабы технология не утекла за бугор…»

Наступает неловкое молчание. Профессор хмурится, снова что-то обдумывает, а потом вдруг взрывается звонким молодым хохотом. «Нет, все-таки молодцы! Как вы Алекса отделали! Неужто я, старый зек, не поиграю с ними в кошки-мышки! Не беспокойтесь, все понимаю, у меня к ним счеты побольше ваших… Изобретение хочу передать людям так, чтобы оно в принципе не смогло принести ничего кроме блага. Если возникнет угроза, все уничтожу без колебаний. Меры приняты, в сервере дежурит программа самоуничтожения. А опыты нужны, чтобы идти дальше. Это необходимо для выживания нормальных честных людей в условиях, которые им навязаны, а дальше - для приближения Золотого Века человечества».

Обстановка разряжается. Ирина не упускает случая изящно поставить на место всех мужиков сразу. Говорит, что очень любит малышей ­- их никогда не бывает слишком много. Так что обдумает предложенную идею - не для эксперимента, а ради самих детей. Что касается научных изысков мужчин, то они к этому не имеют никакого отношения. Если мужчины и дальше будут развивать головоломные теории, не обращая никакого внимания на дам, то о каких детях вообще может идти речь? Не исключено, что ей придется поискать кого-нибудь, менее отягощенного наукой…

Мы принимаем упрек и немедленно просим у дамы прощения за бестактность. Чтобы подкрепить слова делом, усаживаюсь поближе к подружке, обнимаю ее, осторожно прикасаюсь губами к нежным, самой природой созданным для поцелуев губам. Ирочка не протестует и не отворачивается… Но тут, как всегда некстати, вредный Баклажан бубнит себе под нос - так, чтобы услышали все: «Да потерпите немного! Профессор не говорил: здесь и сейчас. Загубите эксперимент…» Ирочка смеется, а я чуть не давлюсь от злости: вот гад! Коля по излюбленной привычке хочет спеть что-то лирическое, подходящее к случаю, но за неимением гитары лишь подпрыгивает на табуретке. Беседа приобретает невинный светский стиль и продолжается в мажорном тоне. Лишь искорки в глазах профессора, рассеянность Коли, счастливая улыбка Ирины да азарт Баклажана свидетельствуют о присутствии чуда, которое так незатейливо вошло сегодня в нашу жизнь. А я смотрю на Ирочку и вижу только ее. Все остальное отступает на второй план, как несущественные декорации.