Глава 14. Вокзал надежды
Выгрузившись из поезда на Павелецком вокзале, убеждаюсь, что столица тоже прилично изменилась. Блестит чистотой, полированным гранитом, манит новыми ресторанами, торговыми центрами, красочными рекламными щитами… Но жить лучше не стало. Засилье западных фирм, цены космические. Книжки и журналы в ларьках - сплошь боевики и смакование разврата. Появились страшные новые болезни. Везде массы вооруженных людей в форме ОМОН, какие-то проверки, шмоны… Узнаю из газет, что недавно опять был теракт, теперь в моем излюбленном переходе на Пушкинской, где не раз встречался с Ириной. Вот гады! Ладно, аукнутся кошкам мышкины слезы! Вселенная такого не простит. А мне надо сделать то, за чем приехал. Понять, наконец, в каком мире нахожусь, что из этого следует, как теперь себя вести. И еще кое-что личное.
Половину дня трачу на то, чтобы обойти и обзвонить наши профильные НИИ. С грустью убеждаюсь, что изменения континуума затронули и их. Большинство знакомых профессоров ушли со сцены: кто умер, кто вышел на пенсию, кто оказался в полном загоне, без средств на фундаментальную науку, а то и к существованию. Другие, кто помоложе, выехали за рубеж, занялись бизнесом, политикой, стали консультантами мафиозных группировок. Старых друзей не оказалось вовсе, а на их местах - представители новой популяции беспредельщиков, «сделавших» себе дипломы и звания. Последних можно узнать издалека: все как один прилизанные, веселые, довольные жизнью. Суетятся, делят какие-то солидные деньги, ни у кого нет интереса к моим предложениям. Если честно, мне и предлагать ничего не хочется. Зачем? Чтобы народился очередной Алекс? Нет, увольте! Это мы уже не раз проходили…
Ближе к полудню прихожу в памятный для меня скверик, где много лет назад познакомился с Сидоровым. Сажусь на скамеечку, осматриваюсь, и не узнаю место. Может, это не тот сквер? Тот, без сомнения. Тогда где же девятиэтажный корпус психотронной лаборатории? Нет его, даже следов не осталось. На месте корпуса детская площадка с песочницами, в которых возятся малыши. Что тут сказать?
[300x409]А в той самой квартире на Большой Черкизовской обнаруживаю незнакомую семью восточной внешности. О старом хозяине они ничего не знают. Сообщают, что всегда здесь жили, и захлопывают дверь перед моим носом.
Продолжаю бродить по городу, пока не выясняю, к своему полному отчаянью, что во всем мегаполисе нет ни одного единомышленника из тех, с кем мы когда-то преломляли хлеб, строили планы, разрабатывали безумные идеи. То есть, вообще ни одного! Все другое, никому я здесь не нужен. Снова и снова звучат в голове слова: «Киса, мы чужие на этом празднике жизни!» И тогда, совершенно опустошенный, ищу ближайший автомат и набираю номер, который не забуду до конца своих дней…
- Иринка?
- Ты?
- Да, я.
- … Что-нибудь случилось?
- Как это «что случилось»? Приехал вот. Да нет, со мной ничего плохого. Все хорошо. Я к тебе приехал. Хотел бы поговорить.
- О чем?
- Не знаю, много хотелось бы рассказать, расспросить тебя…
- Давай встретимся, поговорим. На Пушкинской у памятника тебя устроит? Странно все это. Столько лет не приезжал, не звонил, и вдруг… Что изменилось?
«Давай с тобой поговорим,
Пока не сыграна заря,
Пока сомнения зори
Твое гнездо не разорят.
Давай словами застолбим
Дымком проплывшие года,
Давай привяжем этот дым,
Чтоб он в окно не вылетал…
Не хочешь так, тогда давай
Наоборот, наоборот –
Оставим бывшие слова,
Как экипажи у ворот.
Пока не сыграна заря,
Пойдем по городу бродить,
Чтоб тишину не разорять
И этот сон не бередить…
Но ни молчанье, ни слова
Нас в небеса не вознесут,
Когда душа и голова
Вершат один и тот же суд.
Никто не царь, никто не вор –
Да только этим не помочь,
И наш последний разговор
Смягчить не в силах эта ночь…»
Вечер в столице совершенно не похож на вечер в горах. Темнеет медленно, солнце уходит не за горизонт, а в какую-то желтовато-бурую мглу. Да и кто на него смотрит, на это солнце? Чаще всего оно просто закрыто стенами…
- Помнишь, сколько пришлось вместе пережить?
- Да, было когда-то. Поход, самый яркий отпуск в жизни. Чудак Леша. Михась, Баклажан, Большой Пес. Это невозможно забыть.
- Как на личном фронте?
- Что именно тебя интересует? Как осталась с ребенком на руках, как неудачно сходила замуж, или о том, что было после? Ты слишком долго ехал… я не хочу об этом говорить…
- У тебя сын?
- Откуда знаешь? Справки навел?
- Делать мне нечего. По-другому просто быть не могло.
- Еще вопросы?
- Множество. Расскажи немного о его отце.
- Не хочу.
- А все-таки?
- Ты переходишь границы дозволенного. Ты старый друг, но не злоупотребляй. Это слишком…
- Нет уж, не слишком, и ничего криминального я не прошу. Попробуй вспомнить, что произошло с нами пять лет назад.
- Откуда мне знать, что с тобой произошло? Пять лет назад я работала там же, где и всегда…
- А
Глава 13. Возвращение
Новый старый мир встречает меня праздничными убранствами и безукоризненной чистотой курортного городка, улыбающимися лицами случайных прохожих. (Нет ни грязных заборных надписей, ни зияющих дырами люков на тротуарах). И ощущением идеального, снайперски точного попадания в свое время. Удивительно, однако: переместился с предельной точностью (разница по дате отбытия с Иэры всего несколько месяцев), а как все изменилось! Ремонтируются санатории; множество корпусов в строительных лесах, другие уже красуются зеркальными окнами и витражами, фасадами цветного туфа или белого Машукского камня… Не так много стало нищих на улицах, хотя детей по-прежнему мало. Прохожие куда-то бегут, оживленно разговаривают, на ходу жуют бутерброды, спорят… Может, сегодня праздник какой? Даже завидно, что я не из их команды. Еще странность – на улицах почти нет пьяных. То ли их куда-то вывезли, то ли они вымерли, то ли снова действует «сухой закон». Вообще, как-то все не по правилам. Покупаю свежую газету. Ба, еще и президент сменился. Старый хрен подал в отставку. Надо же, так не бывает! Интересно, как будет мести новая метла? Так, сначала - борьба с бандитами и террористами. Ну, это все так начинают. А вот дальше - полный туман…
Проходя по родным улицам, еще больше укрепляюсь в надежде, что попал в свой мир и в свое время. Изменения есть, но их вполне можно объяснить влиянием событий параллельного мира на наш общий пространственно-временный континуум. Да, еще пресловутая открутка времени… Но все равно интуиция шепчет, что вернулся я не куда-нибудь, а домой.
«Все меняется, так справедливо считается;
Набирает разгон переменка лесов,
И, конечно же, многое в мире меняется,
Но при этом, увы, безусловно - не все.
Пусть дороги давно как асфальтом покрытые,
Но идут все по тем же, по древним местам,
Мимо храмов Господних, что ныне забытые,
Словно вечный поклон золоченым крестам…»
Детальное изучение родного города показывает, что слова некогда популярной песни безнадежно устарели. Православные храмы как будто переживают второе рождение! Восстанавливаются старые, полуразрушенные, и даже строятся новые - в местах, казалось бы, совсем для этого не приспособленных. Но и они не могут вместить всех желающих. Над городком плывет колокольный звон. Придя в свое излюбленное место – церковь Святого Лазаря, примостившуюся на склоне Машука, на небольшой поляне между нарзанным источником и входом в старинный некрополь, поражаюсь небывалому скоплению верующих. Среди них много лиц с явно кавказской внешностью. Вот это уже совсем новое. Однако тут же узнаю, что в городе работает и мусульманская мечеть, и католический костел, и синагога… Священники разных конфессий молятся о ниспослании мира всем - независимо от расы, национальности, вероисповедания… Вот и белокаменная церковь Архангела Михаила - чудом уцелевшая и возрожденная. Только что началась утренняя служба. Переступив порог храма, опускаюсь на колени и ухожу в миры, которые не описать… Господи, прости всем нам грехи наши, вольные и невольные…
[525x700]Дальнейшее знакомство с городом приводит к изящному пятиэтажному корпусу, облицованному мозаичной керамикой, со знакомой вывеской у входа. Родной НИИ встречает легким недоумением. Разговор с директором протекает в духе рекламного ролика: «Ты где был? - Пиво пил»... За время моего отсутствия отдел перспективных исследований расформировали, всех наших ребят уволили. Предлагают прийти через пару месяцев. Открывается новый грант, понадобятся исполнители. Ладно, хорошо хоть так. Нащупываю в кармане небольшой сверток с крупными ювелирными алмазами, подаренными на прощанье Янгом. Алмазы разложены на четыре равные кучки и хорошо упакованы. Думаю, что если загнать барыге один камушек из своей доли, хватит надолго. Теперь надо разыскать ребят. Свободное время есть.
Приемная, отделанная мореным дубом. Стаса не видно – похоже, пропускной режим стал либеральнее. «Вам назначено?» – спрашивает молоденькая длинноногая секретарша (опять новая - откуда только у нашего злодея такие красотки берутся?). «Назначено и еще раз назначено». Вламываюсь в кабинет, не обращая внимания на возмущенные крики девушки. За знакомым столом сидит Баклажан.
Кажется, прошло всего несколько дней, как мы расстались на Иэре. Но Баклажан уже снова успел набрать директорский жирок, изрядно израсходованный в последних походах. На лице его сменяется гамма чувств: от досады и недовольства до изумления и радости.
- Привет, ты откуда? Какими судьбами? Вид потрепанный, но живой. Неужели опять в горы?
- Бери выше. И не «в», а «из». Вчера вернулся.
- Где был?
- Там же, где и ты.
- То есть?
- Ну, на Иэре.
- Это где?
- В параллельном мире. Неужели не помнишь?
- О чем надо помнить? Какая
Глава 12. Великий Йети
Странную картину представила наша группа, собравшаяся часа через полтора на лесной поляне: несколько едва живых гуманоидов в изодранных одеждах, и среди них – ковыляющий на четырех лапах йети с подпаленной шкурой… Пересчитав друг друга и убедившись, что все целы, в очередной раз изумляемся невероятному спасенью. Огонь погас. Корзина застряла между двумя стволами молодых сосен, которые смягчили удар. А дальше – гибкий кустарник, сыгравший роль батута, лужайка с мягкой травой.
Перевязываю Янгу бок, мысля при этом: «И всегда вы, хрен вас побери, так летаете?» Он обескуражен и не пытается скрыть этого. «Ничего не понимаю… Похоже, вы своими действиями вызвали возмущение каузального плана Иэры, и теперь планета стремится убрать вас, чтобы вернуться к равновесному состоянию… По крайней мере, еще ни в одном полете со мной подобного не случалось». «Ну и ладно, впредь будем осторожнее. Полетим ниже и намного медленнее». Баклажан, помогая Ирочке устроиться на огромном стволе поваленного дерева и укрывая ее плечи своей ветровкой, бормочет по обыкновению что-то ехидное.
«Корабль посадил я, как собственный зад,
Слегка покривив отражатель.
Я крикнул по тау-китянски: «Виват»,
Что значит по-нашему «Здрасте»…
А после я крикнул им «Что же вы, мол!…»
И кибернетический гид мой
Настолько дословно меня перевел,
Что мне за себя стало стыдно…
Но Тау-киты – такие скоты!
Наверно, успели нажраться -
То явятся, то растворятся…»
Говорю: «Ты это о ком, Баклажан? Смотри, Янг сейчас тебе такое помыслит… Кстати, Янг. Много нам еще осталось до резиденции Великого Йети?» Сразу же приходит ментальный ответ: «Вот за этим лесом, часов восемь ходьбы». «Может, лучше пешком пойдем?» «Давай, - отвечает Янг. - Я все равно не смогу медитировать в таком состоянии, да и корзина ваша намертво застряла…»
Собрав разбросанное по поляне снаряжение, разыскав контейнер с отчетами и прикопав под елкой бесполезный нуль-передатчик (тащить его уже нет никакой возможности), собираемся в путь. Перекинувшись несколькими словами с Ирочкой и коснувшись ее руки, вижу, что дело плохо. Она же на грани обморока! Лицо бледное, руки холодные, сознание ускользает от нас в неведомые миры…
Ребята сразу все поняли. Готовим импровизированные носилки из двух веток подходящей длины и пары курток. Коля мыслит: «Вот хрен, мужики называется, единственную девушку не можем сберечь! Все время ей достается. Позор». Отвечаю, тоже мысленно: «Не расслабляйся. Похоже, это только начало. Время открутки заканчивается, второй месяц прошел. На Землю ее надо, немедленно». Тут же, не теряя ни минуты, отправляемся. Переход длится всю ночь. Только когда погасли последние звезды, и на востоке невиданными красками расцвело удивительное светило Иэры, мы вошли в зону причудливого каменного хаоса, напоминающего развалины города.
«Ну вот, пришли» - мыслит Янг. «Позволь, а где же резиденция?» «Здесь, вот на той площадке. Располагайтесь, отдыхайте. А я пока свяжусь с Боссом». Расспросив Янга подробнее, выясняю, что Великий Йети большую часть времени пребывает на Земле, в Небесных Горах, а сюда является, когда возникает необходимость. И то чаще всего не во плоти, а в астральной проекции. Развалины - остатки города, построенного невообразимо древней цивилизацией еще до появления в этих краях йети, являются «точкой сборки сознания», а проще, местом аудиенции.
Только сейчас обнаруживаю, что правая нога распухла и сильно болит. Не знаю уж, что случилось; наверное, зашиб при вчерашнем падении с небес. Ковыляю к назначенному месту. В это время Янг мастерит для нас своими мыслями новое бунгало (точная копия прежнего), а ребята устраивают в нем Ирочку и готовят ужин.
[648x486]В середине и по краям площадки расположились массивные каменные грибы, образующие странную композицию, напоминающую знаменитый Стоунхейдж. Доковыляв до центральной части, обнаруживаю аккуратную травяную циновку и усаживаюсь на ней в позу для медитации, с трудом подвернув больную ногу. Наверное, Янг успел наладить связь, так как все окружающее мгновенно исчезает. Остается недоумение и странное чувство, что я - маленький угловатый подросток, впервые ощутивший романтику и азарт дальних дорог.
Под роскошным балдахином в кресле, отделанном слоновой костью, сидит существо, которое йети никак не назовешь. Скромная, лишенная украшений одежда, напоминающая земное кимоно. Гладкая светлая кожа, шерсти нет и в помине; внимательные лучистые глаза. Весь облик Великого Йети вызывает симпатию, ощущение радости и чистоты, как будто он уже самим присутствием снимает боль, уничтожает горе, решает безнадежные проблемы. Губы неподвижны, но где-то в глубине моего черепа начинает звучать мелодичный голос.
- Подойди ближе, мой
Глава 11. Эвакуация
Странная работа развернулась на полянке перед бунгало с первыми лучами восходящего солнца. Пока Ирочка готовит завтрак, вдвоем с Колей ножами вырезаем в роще стволики молодых деревьев, там, где они растут слишком густо и мешают друг другу. Выбираем надломленные тропическими тайфунами, расщепленные молниями, поврежденные вредителями экземпляры. Янг внимательно следит за нашими действиями и мыслит не очень хорошо. Приходится убеждать его в отсутствии в наших действиях криминала. Действительно, оставшиеся здоровые и крепкие деревья будут расти гораздо лучше. На Земле это называют «плановая расчистка и оздоровление леса».
Добытую древесину, а также срезанные неподалеку куски лиан перетаскиваем на поляну, где Баклажан уже очищает стволы от коры и веток и вяжет какое-то сооружение, напоминающее огромную корзину со скошенным навесом, отдаленно смахивающим на лобовую броню БМП. Вот уже строительного материала достаточно, все мы начинаем ему помогать…
Накануне, выяснив, что открыть шлюз на Землю может только Великий Йети, сразу же запросил аудиенцию, используя Янга в качестве посредника. Сработала давняя привычка решать на месте то, что можно решить, а относительно вопросов стратегических обращаться к самому высокому начальству, через голову секретарей и клерков. Как оказалось, инстинкт и в этот раз не подвел.
Через пару минут ментальной связи Янг сообщает, что Великий Йети примет нас через двое суток в своей резиденции, и что к встрече надо хорошо подготовиться. Спрашиваю, в чем заключается подготовка. Следует ответ: надо вовремя туда попасть. Оказалось, резиденция находится почти в тысяче километров от нашего поселка. На пути - реки, болота, леса, безводные степи…
Пока мои мысли бродят в области воздушных шаров и параглайдингов, сознавая, что все это безнадежно, мы ну просто никак не успеем, Янг предлагает применить особый способ передвижения по воздуху, которым йети пользуются в самых важных случаях. На вопрос о способе полета перед глазами плывут ментальные образы различных предметов, которые никак нельзя назвать летательными аппаратами. Однако они летают! Табуретки, рюкзаки, примус «Шмель», ботинок Баклажана с развевающимися шнурками… Повторяю вопрос с максимальной настойчивостью, все без толку. Разобраться удалось лишь тогда, когда Янг перешел на нормальную человеческую речь. Оказалось, это местная разновидность левитации. Тот самый метод, которым пользовались жрецы Древнего Египта при постройке своих гигантских пирамид. Рабов у фараона было мало, так что блоки для пирамид вытесывали вольные крестьяне, нанимавшиеся к нему в промежутках между сезонами сельскохозяйственных работ. Дальнейшее происходило в строжайшей тайне. Верховный жрец медитировал над каменной глыбой, которая под действием его мыслей взлетала в воздух и переносилась из карьера в отведенное место… Вот так мне представилась эта картина по данным многочисленной земной литературы. В нашем случае функцию жреца берется выполнить Янг, а переносить он будет самого себя и нас в придачу.
Прокричав три раза «Ура!» и попытавшись (безуспешно) качать Янга, обсуждаем практическую сторону дела. Путешествовать на шее у йети мы как-то не приучены и, чтобы уверенно чувствовать себя в полете, нуждаемся в каком-нибудь подобии летательного аппарата. Баклажан предлагает изготовить гондолу с бортами, скамеечками и навесом для защиты от ветра, так как скорость перемещения предполагается не меньше 100 километров в час. Идея всем понравилась; тотчас начали совместными усилиями претворять ее в жизнь. Увидев законченное и перетащенное вплотную к бунгало сооружение, даже Янг восхитился, помыслив, что подобного он еще не видел. Если говорить честно, я тоже.
(Окончание главы 10)
Янг появляется немедленно, как будто все это время был на связи и ждал сигнал. Объясняю суть проблемы. Ответ получаю неожиданный и удручающий.
Глава 10. Об экспериментах, и не только…
Чудесный теплый вечер, навевающий мысли о самом лучшем в жизни отпуске. Кажется, так мало времени прошло после трагических и захватывающих приключений, а мы уже вместе с Ирочкой сидим вокруг костра, разложенного на полянке подальше от бунгало, и печем на вертелах какие-то вкусные корнеплоды, собранные помощниками Янга. Как ни странно, такая еда отлично утоляет голод, а по калорийности превосходит мясо. Гитара, как в старые добрые времена, идет по кругу. Вот, после исполнения Янгом собственной музыки, которую Коля тут же окрестил «музыкой сфер», сердце замирает от Ирочкиных взглядов, украдкой брошенных в мою сторону, а также от пророческих слов исполняемой ею песни.
Глава 9. Открутка времени.
«Ну вот, пришла беда и в нашу команду. Как учил Лешка: неучастие в политике не убережет вас от ее последствий… Что делать будем, мужики?» Коля и Баклажан молчат, потупившись. Идей больше нет. Закончились идеи.
Ирина совсем плоха. Высокая температура, бред; лишь изредка приходит в сознание и тут же снова проваливается в забытье. Мы все рядом, пытаемся хоть что-то сделать, но возможности на исходе. Рана воспалилась. Если исходить из земных мерок, положение безнадежно. Ни один из наших антибиотиков не помогает, только ухудшает состояние. Видимо, работают местные бактерии или вирусы, иммунитет к которым у людей отсутствует. Янг из самых добрых побуждений то и дело приносит настои каких-то трав. Пробую давать все по очереди, уже даже не вникая, из чего и по какой технологии они приготовлены. Все напрасно. Мысленно прошу Янга воспользоваться его чудесными энергетическими способностями. Это последняя надежда на спасение.
- Для Ирочки – что угодно, - отвечает Янг. - Она стала для всех нас любимицей, как Великая Мать Йети. Но ничего не выйдет. У нас с вами разные резонансные частоты. Моя энергия не поможет, больше того, погубит ее.
- Что делать?
- Не знаю. Только ты можешь ей помочь. Но ты слишком слаб. Можно было бы тебя подготовить, да что толку? Для этого нужен месяц, может и два. Она не выдержит так долго.
Ничего хорошего не придумав, расстаемся. Янг снова отправляется за лечебными кореньями; самки йети готовят для нас обычную в этом мире еду и питье. Все мы опухшие, обожженные, исцарапанные, с ног до головы в бинтах и кусках пластыря. Но это ничто по сравнению с положением Ирины, которую мы всерьез боимся потерять. Наконец ребята забываются беспокойным сном; выхожу из бунгало и ищу подходящее тихое место. Надо слетать в свободный поиск, до конца использовать все возможности. Вселенная – такая хитрая штука, что, как любит говорить Коля, «на каждый газ есть противогаз». Выход есть, обязательно должен быть! Его только надо найти.
Обнаружив вблизи от бунгало стог ароматного сена, забираюсь внутрь, устраиваю мягкое ложе. Пытаюсь расслабиться и отключиться. Через какое-то время появляется знакомое ощущение легкости и тепла, невесомого парения над миром. Даю установку: оказаться там, где знают, как помочь Ирине. Несколько раз повторяю формулу погружения, представляю ее написанной в словах,
Глава 8. Последний бой
Всю ночь летаю в невероятно прекрасных мирах, заполненных светом, добротой, музыкой. Такого не было уже много лет, а точнее, никогда не было. Может, разговоры с Янгом подействовали, а может, аура этого мира, напоенного любовью ко всему живому, теплом, человечностью…
«Под небом голубым
Выхожу наружу, в странный, до сих пор таинственный ночной мир Иэры. Напоенный тропическими ароматами воздух привычно опьяняет, кружит голову. Но сегодня в нем нет спокойствия; повсюду чувствуется скрытая угроза и какая-то тайная боль. Преодолев странную слабость и острый приступ тоски, бесшумно крадусь в сторону площади. Вот и едва различимый в лучах местного ночного светила помост с клеткой, где минувшим днем мы имели расстройство лицезреть Алекса. Клетка открыта и пуста. В нескольких метрах левее – распростертое на камнях женское тело. Кидаюсь к Ирочке. Жива! Пытается подняться, что-то сказать. Из бунгало выскакивают полусонные ребята. В неверном свете фонариков видно, как крепко ей досталось. На правой щеке наливается огромный синяк. Скорее домой, в постель! Возможна контузия, а то и сотрясение мозга. Меняя холодные компрессы, пытаюсь выяснить, что произошло.
Глава 7. Горизонт.
Огромный интерес представляет тестирование йети с помощью портативного полиграфа, напоминающего по размерам и форме небольшой портсигар. Наши хозяева не протестуют против исследований и не выказывают беспокойства от нескольких электродов, прикрепленных на липучках к могучим телам. Похоже, их не меньше нас интересует научная работа, хотя ни приборов, ни книг, ни каких-либо признаков применения научной методологии в этом мире не видно. Похоже, формальная логика вообще им чужда, но вот какие принципы мышления ее заменяют, сразу не понять. Среди нас нет ни одного профессионального психолога, даже Ирина с ее великолепной интуицией и умением работать с людьми теряется в догадках. Остается собирать фактический материал, передавать его на «Большую землю» и уповать на профессора.
Второй месяц в параллельном мире. Дни и ночи летят незаметно, как будто мы в бессрочном отпуске и катаемся на гигантской карусели.
Два раза в сутки «сверяем часы» с Александром Геннадьевичем и пока, надо сказать, расхождений не обнаружено. Какие теории из этого следуют, мне не понять. Остальных темпоральные парадоксы интересуют еще меньше, просто живем здесь маленькой дружной колонией, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Ностальгии по Земле нет вовсе, как будто наш дом всегда был и есть в этом мире. Кажется, все даже помолодели; разгладились морщины на лицах и впервые за много месяцев (а может, и лет) появились улыбки.
Полдень. Мы с Ириной и Янг сидим на пригорке в тени толстого раскидистого дерева, напоминающего земной баобаб. Палатка поставлена рядом, но сейчас в ней никого. Неподалеку раскинулась живописная пойма небольшой реки, застроенная круглыми, сплетенными из местных лиан, хижинами на сваях. Оттуда слышатся визг и веселые крики – это Баклажан, не зная, чем занять себя, общается с местными представительницами прекрасного пола. Коля, не теряя времени, тут же снимает об этом фильм с пикантным сюжетом. У нас же несколько часов подряд продолжается мысленная беседа. Задаем вопросы Янгу по очереди, а отвечаем
Глава 6. За гранью невозможного.
Вечер. Пока Ирина с Колей готовят ночлег в роскошных апартаментах сталинской дачи, мы с Баклажаном отправляемся обследовать новое (старое) жилище. Солнце окончательно скрылось за ближними вершинами и, как будто кто-то выключил свет, моментально наступила темнота. Конвоиры бесследно исчезли, как только привели нас к парадному входу. Сейчас их не видно и не слышно, начинает казаться, что под их присмотром было спокойнее. Теперь надо определить нашу дислокацию, расположение комнат и подсобных помещений, возможные пути отхода в случае непредвиденного катаклизма. Пройдя по коридору, упираемся в дверь, за которой оказывается зал со сценой, зрительскими креслами и вполне исправным роялем. Все цело и невредимо, но покрыто толстым слоем пыли, как будто в незапамятные времена люди поспешно бежали отсюда, побросав все как было. За кулисами столик с высохшими остатками пищи и стаканом, в котором коричневым осадком на дне угадывается чай... Рядом по полу разбросаны выцветшие, истлевшие декорации. Странным диссонансом смотрятся в этом царстве теней искореженные рыцарские доспехи и холодное оружие многовековой давности. Так же, как в моем недавнем видении, в этой картине нет ощущения покоя и безмятежности – какая-то гнетущая пустота, тревога, недосказанность.
Первым замечает неладное Баклажан. «Посмотри, что это такое? – зовет он меня. - Здесь совершенно нет следов строительства. Здание совершенно идеальное, такого просто не может быть. Посмотри: стены гладкие, как лист бумаги. Ни шероховатости, ни трещин в штукатурке, ни кривизны. Даже камни подогнаны друг к другу так плотно, что их фактура кажется нарисованной на гладком, как бы отполированном материале. Нет, это не наша дача, то есть, не та, где мы были на сборах под Лешкиным руководством. Если, конечно, ее не купили «новые русские» и не сделали умопомрачительный евроремонт. Опять же, ведь мы по определению не на Земле. Откуда здесь эта дача?»
Пройдя несколько коридоров, оказываемся у парадной лестницы. Выходим наружу и сразу попадаем в мир таинственного ночного безмолвия. Луна вышла из-за туч, осветив ближние вершины, спуск к реке, невысокие березки на том берегу. Тишина нарушается едва слышным говором воды, перекатывающей по дну небольшие камешки, уханьем ночных птиц да непонятным шепотом деревьев и трав.
Погасив фонарики и постояв немного в темноте, чтобы привыкли глаза, спускаемся к реке. Если это наше место, где-то поблизости должны быть нарзаны. А еще – поваленный бетонный столб через реку… Ничего этого нет. Зато в двух шагах от берега раздается «бум», неожиданно упираемся в невидимую стену. Стукнувшись лбом и выразившись соответственно обстановке, пытаюсь понять, что это такое. Подходит Баклажан. Вдвоем ощупываем пространство перед собой, влево и вправо, но неизменно натыкаемся на нечто жесткое, твердое, гладкое и идеально прозрачное. Идем вдоль уготовленной нам незримой границы, обходим вокруг дачу и в очередной раз оказываемся в полном недоумении (для более сильных эмоций уже нет ни душевных, ни физических сил – все как-то надоело, приелось до обыденности). Дача, из которой мы только что вышли и где до сих пор находятся Ирина и Коленька, при осмотре с боков и с обратной стороны выглядит подобно большому листу картона – практически не имеет толщины. Все это похоже на глуповатый американский фильм про мультяшек, которые сошли с полотна и зажили собственной жизнью… Обратная сторона «дачи» смотрится как огромное коричневое пятно, не имеющее четкой формы и определенных размеров. Пытаюсь войти в эту бурую массу и тут же оказываюсь на стороне «фасада», спиной к парадному входу. Рядом «материализуется» злой и раздосадованный Баклажан. Высказав в адрес хозяев несколько язвительных замечаний, он достает из кармана нож и пытается отрезать
Приготовления к переходу. Круг, начерченный мелом на полу комнаты. Мы – с неподъемными, туго набитыми всякой всячиной рюкзаками, в специальных жилетах, снабженных множеством карманов, клапанов и иных интересных штучек, в австрийских ботинках из двойной воловьей кожи с рифлеными подошвами. Все снаряжение со складов спецназа, приготовленное ушлыми командирами для распродажи, вчера вечером нуль-транспортировал для нас профессор. Такой удобной и надежной экипировки у нас еще никогда не было. Эх, лет двадцать назад бы такое чудо! Но сейчас будет не легче. Задача та же, что и раньше; называется она - выжить.
Четыре мощных рефлектора с настроенными генераторами нацелены в центр круга. Сосредоточенные взгляды, последние наставления. Программа исследований расписана по минутам. Уходим на два дня, чтобы провести рекогносцировку на местности, а также познакомиться с населением, флорой и фауной. Берем запас продуктов на неделю (кто знает, как там сложится?); немного спирта, аптечку, топливо и техническое снаряжение. Оружия нет, кроме охотничьих ножей. Коля, в дополнение к стандартному набору снаряжения, экипирован телекамерой, а Ирина – диктофоном и увесистым контейнером с профессорским нуль-передатчиком. Александр Геннадьевич хорошо обучил и потренировал нас всех, но доверие обеспечивать связь оказал лично Иринке. Вот она у нас теперь как радистка в партизанском отряде… Остальные роли остались прежними. Я как всегда ответственный за оказание медицинской помощи (доктор Айболит), хотя на самом деле больше всего интересуюсь двумя вещами. Первая – образ жизни и культура йети. Вторая - лекарственные растения нового мира. Поистине, для ботаника это Клондайк! Еще мне достается нести портативную лабораторию для анализа растительного сырья и контрольно-измерительную аппаратуру, с которой предстоит работать. Баклажан отвечает за жизнеобеспечение экспедиции (где устроиться, как выпить и чем закусить; груз соответствует его обязанностям), а Коля – за техническое снаряжение и топографическую съемку местности. Чехол с гитарой, притороченный к его рюкзаку, торчит одновременно вверх и в стороны, придавая нашему высокому и тощему другу сходство с Гулливером (Человек-гора). Когда же взгляд останавливается на невысоком, кругленьком, ехидно ухмыляющемся Баклажане, сразу становится ясно, что в диверсанты нашу группу не возьмут – слишком уж одиозное зрелище. Так что будем решать наши проблемы мирными методами…
Момент Х. Пронзительный писк прибора на столе Александра Геннадьевича. Ирина вздрагивает и пытается что-то сказать. Инстинктивно хватаемся с ней за руки и ждем, уже почти раскаиваясь, что ввязались в это дело. Пространство начинает деформироваться и расплываться, как вид из окон во время дождя. Зону нуль-перехода заполняет знакомый зеленоватый туман, скрывающий интерьер квартиры, а также все окружающие предметы. Ощущение свободного полета в пространстве без ориентиров и точек опоры вызывает головокружение и сильную тошноту. Только этого еще не хватало! Пытаюсь побороть навалившуюся слабость и отыскать взглядом хоть какой-то предмет, чтобы ухватиться за него. Тщетно. Падаю и падаю в никуда, вот уже
Глава 4. Человек-невидимка.
До вечера с профессором варим субстанцию. Александр Геннадьевич выписывает на тетрадном листке состав и условия синтеза, достает из шкафа необходимые реактивы. Работаем почти без слов. Мне это в удовольствие - люблю осмысленный труд по специальности. Впору приговаривать словами Чичикова: «Давненько я не брал в руки шашек!» Поздно ночью субстанция готова, объединена с легирующими добавками, залита в гильзы с микроэлектронной схемой, закупорена слоем эпоксидной смолы. Остается ждать, пока все это застынет, и "брелки-амулеты" можно раздавать команде.
Ребята не спят: после моего рассказа никому не хочется попасть под психотронную атаку. Коля, кроме того, переживает задержку с возвращением домой. Как там Натали, дети? Контрольный срок заканчивается через три дня, а потом… ух и задаст ему супруга за опоздание! Даже грозный Магомед, начальник КСС Западного Кавказа, по сравнению с ней младенец. А у нас здесь полная неопределенность. Кто знает, сколько придется отсиживаться? Мало того, что психологически тяжело утруждать профессора, так еще и выступает на первый план проблема человеческой совместимости. Нервы у всех на пределе, любое неосторожное слово может вызвать взрыв. В горах все это бывало, но решалось проще: больше пространства, да и группа каждый раз основательно готовилась к испытаниям. Сейчас все произошло слишком неожиданно, а стрессовые воздействия носят совершенно другой характер. Обложили нас так, что никому не известно, когда и чем закончится новое приключение.
Прямо и откровенно рассказываю обо всем нашему хозяину. Александр Геннадьевич в ответ объявляет, что мы в принципе ничем не связаны территориально. Поскольку внимание одного человека к другому – тот же направленный лептонный зонд в миниатюре, генераторы сберегут нас от ненужного интереса со стороны представителей конторы и вообще посторонних людей, сделают как бы невидимыми. То есть, физически смотреть на нас будут, но это не вызовет ни у кого мыслительного или эмоционального отклика. Поскольку человек видит выборочно лишь то, что его заинтересовало, при таком раскладе мы действительно как бы становимся невидимками… Покруче, чем у старика Уэллса!
В свете полученной информации предлагаю утром выйти для пробы в город за покупками и для ознакомления с достопримечательностями. Нельзя побывать в столице и ничего не посмотреть! Предложение с энтузиазмом принимается. Вот уже и амулеты-генераторы подоспели. Привязываем их веревочками к собственным шеям, приводим в рабочее состояние и готовимся ко сну. Коля вновь сокрушается о глупости и нелогичности происходящего. «Вот посмотри, сколько доброго и прекрасного можно было бы сделать с помощью изобретения Александра Геннадьевича. А вместо этого мы пользуемся им, чтобы спрятаться от кучки маньяков. Мелко все это. Гора родила мышь!»
Говорю: «Как думаешь, смысл нашего бытия в конечной цели или в процессе ее достижения? Вот не было бы Алекса и его своры, так вообще бы ничего не было – ни генератора, ни похода, ни знакомства с йети. Что касается меня, с позиции шкурных интересов вообще должен Алексу объявить благодарность с занесением. Если не его бредовая идея, Ирочка бы в этот раз не приехала - никто б ее не отпустил. Там столько дел: и острова Бали, и Венеция, и Амстердам… У всех знаменитостей нужно успеть взять интервью. А так вот она рядом с нами. Что скажешь?» Коля устало соглашается и замолкает, размышляя о
Яркое ласковое солнышко бьет в окно. Пора вставать. Этой ночью мы вновь использовали спальники – теперь уже не в горах, а в квартире Александра Геннадьевича. Расположились на полу, как положено настоящим туристам, и отдохнули лучше, чем в самой мягкой пуховой постели. Однако начинается отходняк. Все тело ломит, голова кружится, каждое движение причиняет боль. Не удивительно: обратная акклиматизация - дело нешуточное; достаточно малейшего сквозняка, чтобы заболеть. Организм в борьбе за выживание истощил внутренние ресурсы и теперь, когда нервное напряжение спало, нужно время, чтобы восстановиться. Остальные чувствуют себя не лучше. Даже повышенное содержание гемоглобина, приобретенное в горах, не спасает. Слишком много лет мы бездельничали, не занимались спортом, чтобы вот так отвязываться. Результат налицо. Ребята лежат в лежку; кто кашляет, кого обсыпало герпесом…
Профессор предлагает для ускорения обратной акклиматизации воспользоваться его генератором. С удивлением рассматриваю это творение человеческого гения. Прибор изготовлен на молекулярном уровне (Александр Геннадьевич сварил его на кухне в консервной банке, используя только ему ведомые химикаты) и внешне выглядит как небольшой цилиндр из полупрозрачного желтоватого материала, по цвету напоминающего янтарь. В глубине проглядывают какие-то микроскопические детали, а на один из торцов выходят несколько разъемов для настройки и подключения самописца. Это все. Батареек или иных источников питания не предусмотрено. Изобретатель поясняет, что генератор использует энергию лептонного поля, заполняющего все пространство, и может не только обеспечивать собственное функционирование, но и вырабатывать электричество. Это один из видов энергии, которыми пользуются для поддержания жизни физического тела продвинутые йоги…
Для концентрации энергии на определенной точке генератор помещается в один из фокусов зеркального параболического отражателя, снятого, по-видимому, местными алкашами с прожектора на ближайшей стройке. Александру Геннадьевичу помогают все, даже те, кого никак не заподозришь в пристрастии к науке… Вот и соседские мальчишки то и дело приходят с вопросами, приносят модели каких-то странных аппаратов, а он находит время и слова, чтобы все им обстоятельно объяснять… Кем вырастут эти детки? Ньютонами или Ферми? Может, откроют такое, чего наш старенький мир еще не видел. Как знать. Но этих бесед они никогда не забудут…
Отражатель с генератором укрепляем над кроватью в обгоревшем углу. Ирочка обращает на это внимание и спрашивает, что здесь произошло и откуда трещины в стене. Профессор рассказывает, что не так давно использовал генератор для продуцирования идей. Когда ему необходимо было срочно писать очередную монографию, настроил прибор на частоту Мирового Информационного Поля и, ложась спать, всю ночь считывал информацию. Потом просыпался, записывал пришедшие идеи, а днем воплощал их в научные труды и эксперименты. Все было хорошо до тех пор, пока однажды генератор не накопил слишком много энергии (наверное, идея заумная попалась) и не взорвался, разворотив стену. К счастью, профессора в это время на кровати не было, а пожар удалось без лишнего шума погасить...
Соглашаюсь провести первый эксперимент на себе. С некоторой опаской ложусь на койку (не рванет ли снова?) и пытаюсь расслабиться. Сначала не происходит ничего необычного – только ощущение приятного тепла, исходящего из отражателя. Ребята занимаются своими делами: разговаривают, чинят снаряжение, спорят с профессором; никто не мешает мне отдыхать. Постепенно звуки и иные ощущения внешнего мира уходят в сторону. Нет, они не исчезают, но их значение становится
Глава 2. Сидоров
Дверь открывает сам профессор – крепкий мужчина лет семидесяти, сохранивший на удивление моложавый вид и военную выправку. Огромный, почти лишенный волос череп яйцевидной формы, глубокие внимательные глаза. Представляю ребят. «Сидоров Александр Геннадьевич. Очень приятно познакомиться. Пожалуйста, проходите и располагайтесь. А я пока вскипячу чай».
Проходим через прихожую в единственную довольно большую комнату. Интерьеру этого жилища может позавидовать любой «новый русский», которому необходимо наповал сразить соперников. Помещение прямоугольной формы имеет окно, выходящее во внутренний двор. Вдоль одной стены - несколько табуреток, миниатюрный телевизор и раскладная солдатская койка довоенного образца. Над ней укреплена великолепно выполненная репродукция картины Н. Рериха «Вестник» и огромная цветная фотография Земли, сделанная из космоса.
Обои в углу над койкой обгорели и отвалились, а на почерневшей стене красуются какие-то погнутые кронштейны и несколько глубоких трещин. К двери с внутренней стороны прибит большой лист ватмана, сплошь исписанный номерами телефонов. Телефонный аппарат стоит рядом, на тумбочке. Пространство вдоль противоположной стены заполнено длинными столами, уставленными диковинными электронными приборами. Наметанный глаз может выделить в этом нагромождении генератор стандартных сигналов, измеритель малых токов, осциллограф и несколько компактных самописцев. Бросается в глаза характерной формы шлем от полиграфа (в простонародье, «детектора лжи»), утыканный множеством датчиков. На отдельном небольшом столике – две современные персоналки и внушительный сервер. Назначение остальных приборов выяснить не удается. Вся эта масса железа живет своей виртуальной жизнью: подмигивает индикаторными огоньками, шелестит лопастями вентиляторов, попискивает и пощелкивает. Самописцы скрипят перьями; на экранах сменяют друг друга непонятные значки и диаграммы.
Пока Коля и Баклажан распаковывают сумки, доставая продукты и нехитрое наше имущество, мы с Ириной переходим на кухню, чтобы помочь хозяину. У Ирочки с непривычки аж дыхание перехватило. Действительно, такое не часто доводится увидеть. Кухонный стол, уставленный эксикаторами, колбами, ретортами, перегонными аппаратами и еще каким-то химическим оборудованием. Два открытых навесных шкафчика заполнены банками, бутылками и штангласами. Холодильник доверху набит реактивами. На газовой плите – небольшая водяная баня; там что-то варится, распространяя резкий запах химикатов. На полу груда осколков; оконное стекло и стены заляпаны яркими пятнами… Если не знать, к кому мы пришли, первая мысль была бы, что в этой квартире устроили притон наркоманы… И варят зелье. На самом деле здесь вершится история. Профессор, как и мы, в свободном поиске. Только ищет он в другой области и другими средствами…
- Простите, ребята, за беспорядок, - говорит хозяин. – Тут
Часть 3. ВИРТУАЛЬНЫЙ МИР.
Глава 1. В западне
Автоматические двери с мягким шорохом захлопываются; приятный женский голос сообщает о названии следующей станции. После горных передряг так хорошо, так радостно в этом вагоне! Однако попутчики в большинстве хмурые и озабоченные; наши улыбки вызывают у них недоумение и раздражение, как будто мы совершаем что-то совершенно неуместное.
После стольких дней пребывания в горах и молниеносного возвращения психика не успевает перестроиться на восприятие массы людей. Сейчас я оцениваю их как общее и неодушевленное.
Почти мистическое состояние: в самой гуще толпы пребывать в полном одиночестве. Обычно меня это задевает, вызывая чувство потерянности и тоски, но сейчас даже нравится. Есть определенная прелесть в том, чтобы наблюдать совершенно незнакомых людей со стороны… К сожалению, за последние годы фенотип жителей Москвы сильно изменился: меньше стало красивых девушек, в несколько раз больше лиц «кавказской национальности», почти отсутствуют дети младшего школьного возраста… В вагонах расклеены рисунки расчлененных младенцев с призывом к женщинам одуматься, не делать аборты… Если бы эти призывы помогали! Да подкрепить бы их достойной финансовой помощью молодым мамам…
Москва! Сколько разных чувств связано с этим городом… Настоящий библейский Вавилон! Люди не должны селиться в таких античеловеческих условиях хотя бы из инстинкта самосохранения. Но селятся, так как прожить без этого города невозможно: здесь сходятся все ниточки, все пути. С ностальгией вспоминаю первое взрослое знакомство с Москвой, а в голове уже рождаются стихи об этом давнем событии…
Глава 10. Йети
Он стоит на белоснежном ковре свежевыпавшего снега – изваяние, статуя, поставленная на высоте три с половиной километра обезумевшим скульптором. Правая рука (а может быть, лапа?) опирается на ближнюю скалу; прищуренные внимательные глаза смотрят вопрошающе и настороженно. Левая рука чуть отведена в сторону, как будто это невероятное существо старается удержать равновесие. Густая бурая шерсть висит клочьями; под ней едва угадываются могучие мышцы. Почему-то всплывает совершенно неуместная мысль: «Вот бы его побрить, да одеть в костюм от Версачи… Нет, не зря царь Петр заставлял бояр бриться!» Однако неопрятный, на первый взгляд, вид может на самом деле и не быть таковым. Например, в горном походе нельзя часто купаться, особенно с мылом и в горячей воде: на поверхности кожи нарушается защитный жировой слой; раскрываются поры, в которые тут же забивается грязь. В результате гнойнички и фурункулы обеспечены. По этой причине избегали купаться и коренные жители Крайнего Севера, и американские индейцы… Йети также может иметь только ему известные защитные механизмы, позволяющие выжить в условиях жестокого холода, снегопадов, ураганного ветра… Так что «чем кумушек считать, трудиться…» Сами не купались уже вторую неделю…
Мы все как замерли в неподвижности, так и стоим на снегу цепочкой, не снимая рюкзаков. Я, Ирина, Баклажан, Коля… Йети хитрый, стал против солнца. В результате он нас отлично видит, а мы с трудом различаем его черты. Фотографии в таком ракурсе не получатся по определению. Но как все-таки здорово, что мы его нашли (или он нас?). Безнадежное предприятие начинает приобретать черты реальности… Однако у всех в голове вопрос: что дальше? Ирочка шепчет: «А он нас не сожрет? Вон Коля какие жуткие вещи пел – три научных экспедиции… Вдруг это правда? Кто может знать, что у него на уме?»
Говорю тихонько: «Не знаю почему, но мне кажется, с ним можно подружиться. Во-первых, это явно не зверь, а существо разумное. В прошлую встречу мне показалось, у того йети был глубокий шрам на левой щеке. Посмотри, у этого тоже – это наш старый знакомый… Если он тогда нас не сожрал, то зачем будет делать это сейчас? Главное, чтобы он правильно понял наши намеренья».
Все же мы никак не можем очнуться от столбняка. Все тело в каталептическом оцепенении. Что это: от страха или он чем-то на нас действует? Скорее всего, второе, потому что страха нет, лишь любопытство и сосредоточенность, как перед сложной работой, в которой нельзя ошибиться. Говорю: «Здравствуй, приятель!» и протягиваю руку ладонью вверх. Никакой ответной реакции. Йети все еще стоит в десяти шагах и, как мне кажется, с любопытством рассматривает нас. Неожиданно чувствую легкое головокружение и покалывание в голове со стороны лба. Как будто колют маленькие иголочки - не больно, скорее щекотно. Окружающие предметы начинают расплываться, а на их месте… Большая поляна в тропическом лесу. Рядом небольшое темно-зеленое озеро. Небо почему-то не голубое, а зеленовато-оранжевое, с аквамариновыми облаками. Хижины, напоминающие огромные перевернутые корзины, сплетенные из гигантского тростника. А возле них… напрягаю зрение, чтобы лучше рассмотреть. Но и так видно: это самки и детеныши йети. Такие же огромные и лохматые, но… женщины есть женщины... Мысленно отмечаю, что самки не дурны собой, хорошо сложены и весьма кокетливы. Что касается детей, то ближе всего эта картина напоминает большую перемену в школе-гимназии с пятьюстами воспитанниками… Такой же бардак, помноженный на десять. Только бы не попасть в эту свалку: задавят и не почувствуют… А шум какой! Словно пошли на взлет все лайнеры Внуковских Авиалиний!
Видение исчезает; йети невозмутимо возвышается перед нами и смотрит с немым вопросом: зачем пришли?
Глава 9. Огни Святого Эльма
Штурмовой лагерь установлен под нависающей скалой в стороне от тропы, за старой крупноблочной осыпью. Площадка расчищена, неровности засыпаны песком и мелким щебнем. Под палатку уложены мягкие веточки можжевельника и полиэтилен для защиты от влаги. В нескольких метрах справа - кухня. Это небольшой очаг из камней, защищающий примус от ветра, придающий устойчивость котелкам и кастрюлям. Баклажан колдует над варевом; аппетитные запахи разносятся далеко вокруг. Думаю, что это может нас демаскировать. Придется ограничивать горячее питание чаем, а все остальное поглощать сухим пайком. Не очень вкусно, зато лагерь будет практически неуязвим. Конечно, если Алекс не догадается использовать собак. До сих пор их почему-то не было. Боится спугнуть йети или там у них какая-то организационная неразбериха. Нам это на руку. Теперь нужно как можно больше ходить через перевал и обратно, к снежному болоту и вокруг него, кругами по леднику, вправо и влево по гребню… так до тех пор, пока не повстречаем искомое существо, либо пока нас не обнаружит группа захвата.
Очередной выход. За два часа выходим на перевал. С севера надвигаются облака, несущие с собой плотный сероватый туман. Благополучно преодолеваем ледник, снежную долину и спускаемся к истокам речки Каракаясу («речка у черной скалы»). Немного ниже начинается тропа, петляющая по разрушенным скалам, моренным валам и травянистым склонам. Там есть хорошие площадки для лагеря. Коля предлагает осмотреть место и, если возможно, перенести сюда лагерь. Тогда мы сможем тратить на каждый выход часа на два меньше, чем сегодня. Спускаемся к площадкам. Они действительно хороши! Соглашаюсь с предложением Коли. После небольшого отдыха отправляемся в обратный путь.
Туман сгущается, нужно спешить. Ирина и Коля первыми уходят вверх, а мы с Баклажаном на несколько метров отстаем: у меня развязался шнурок на ботинке. Остановившись, чтобы завязать его, неожиданно слышу за невысокой скальной грядой странные звуки, напоминающие шаги. Приходит мысль: «Уж не йети ли?» Осторожно подхожу к скале и заглядываю за перегиб. Тут и Баклажан подоспел. И что же? Видим картину, не менее удивительную, чем самые странные чудеса гор. Прямо за поворотом, метрах в двадцати от нас, стоит большая армейская палатка с часовым у входа, а по площадке прогуливается – руки за спину – сам Алекс. Тут же, немного в стороне, расположился сортир, который имел место у озера Сылтранкёль. Только передвижной кухни нигде не видно.
Все происходит очень быстро. Баклажан хочет наследить вокруг лагеря, чтобы у Алекса ум за разум зашел, и достает снегоступы. Это ребячество едва не приводит к бесславному окончанию экспедиции. Пока он обходит палатку и начинает подбираться к ближнему снежнику, Алекс перемещается к нашей тропе и перекрывает возможность отхода. Теперь мы как в мышеловке. Баклажан бесшумно возвращается, но уже поздно. Остается сидеть за камнями и наблюдать, что будет дальше. Сидим. Десять минут, двадцать, пол часа. Только бы не вернулись Ира с Колей. Холод пробирает до костей. Но Алекс этого как будто не замечает, все расхаживает туда и обратно. Наконец, тяжело вздохнув, отходит в сторону и скрывается в сортире. Остается охранник, который почему-то все время настороженно озирается. Баклажан шепчет «Ну я им, сволочам, задам!» Достает моток тонкого капронового шнура для растяжек и, улучив момент, подбирается к сортиру. Привязывает один конец шнура к наружной ручке, а другой – обматывает вокруг камня неподалеку. Возвращается. Одновременно вскакиваем и бежим к тропе. В тумане наши камуфляжные ветровки кажутся бесформенными пятнами. Охранник что-то кричит и стреляет в воздух, потом гонится за нами. Через мгновенье спотыкается о натянутый шнур и летит на землю. Дверь сортира от рывка распахивается и оттуда, вцепившись в
Глава 8. Свободный поиск
Через три часа просыпаемся и начинаем собираться. Никого не надо будить, уговаривать – все понимают ответственность момента. Усталости нет и в помине – какая-то эйфория от предстоящего перехода. Это не профессиональный горный туризм, но уже близко к грани между профессиональным и любительским. Категория сложности перевала 1Б говорит о том, что на некоторых коротких участках маршрута нас могут подстерегать реальные опасности. Готовлюсь вести группу; последний раз при мерцающем огоньке свечи штудирую путеводитель. Нужно запомнить и на всем протяжении пути держать в памяти ключевые элементы рельефа, направление подъема и спуска, опасные места и способы их преодоления. После многолетнего перерыва это достаточно сложная задача.
Готовим необходимое техническое снаряжение. Сегодня его немного: веревка, страховочные беседки и карабины. Собираем лагерь, укладываем рюкзаки. Солнце еще не взошло; над головой невероятно высокое, бездонное небо, озаренное громадными звездами и покрывалом Млечного Пути. Над миром стоит полная тишина; лишь изредка откуда-то сверху, из-под перевала, доносится потрескивание гигантских масс льда.
Через пол часа ходьбы по гребню морены достигаем ледника. Он покрыт плотным слоем снега и на первый взгляд совершенно безопасен. Но мы знаем, что под снегом скрываются трещины, причем закрытые – самая коварная разновидность. Будучи в верхней части такими узкими, что кое-где даже соприкасаются краями, они расширяются в толщине ледяного массива, иногда достигая ширины в десятки, а глубины – в сотни метров. Падение в такую трещину грозит гибелью или увечьем, и необходимо заранее принять меры, чтобы этого не произошло. Связываемся веревкой с интервалом около семи метров. Теперь, если в трещину провалится один из участников, задача всех остальных – задержать падение и вытащить его. Направляющему необходимо выбирать путь поперек предполагаемых трещин и ни в коем случае не вдоль них, иначе провалиться может вся группа одновременно. Поскольку трещины не видны под снегом, эта задача решается исключительно исходя из формы, изгибов и крутизны ложа ледника, а также с учетом опыта других групп. Много ценных навигационных данных содержится в кроках и описаниях маршрута.
Начинаем подъем. Хождение по леднику ночью создает дополнительные трудности, хотя полной темноты нет – звезды чуть заметно освещают окружающий мир, придавая ему странный, как будто контурный, фосфоресцирующий вид. Дорога едва угадывается в этом переплетении призрачного света и теней. Веду группу. За час пути дважды проваливаюсь в узкие трещины, но повисаю на руках и выбираюсь без посторонней помощи. Выходим на небольшое снежное плато, с которого крутой взлет идет к седловине. Путь к нему преграждает широкая краевая трещина (бергшрунд), которую переходим по снежному мосту. Сам взлет преодолеваем с помощью ледорубов методом «в три такта», когда ледоруб вертикально вгоняется глубоко в снег и при подъеме служит третьей точкой опоры (кроме собственных ног). Еще немного усилий – и мы на перевале.
Как описать восход солнца в горах? Вначале мир как будто замирает: ни ветерка, ни звука. Ни один камешек не сдвинется с места, ни одна песчинка не шелохнется. Потом на востоке появляется зарево; оно разгорается с каждой минутой, подсвечивая легкие перистые облака. Невероятно черное небо бледнеет, приобретает фиолетовую, потом темно-синюю, потом ярко-голубую окраску. Одна за другой гаснут звезды. На юге, западе и востоке бесчисленными зубчатыми гребнями проявляются горы… Ближние хребты – от темно-зеленых до аквамариновых, а те, что выступают из-за
Глава 7. Немного о насилии (Бить или не бить?)
Ранний выход не разочаровал. Погода самая благоприятная, по небу плывут белые барашки облаков – четкие и изящные, как будто вырезанные из тончайшей материи. Не жарко, а значит – легко идти. Местность на этой высоте прогревается только к обеду, и вот тогда начинается невыносимое пекло. Для защиты от солнечных ожогов все одеты в ковбойки с длинными рукавами и застегивающимися манжетами. На головах специальные фески с прорезями для глаз, а на глазах – стеклянные солнцезащитые очки. Как говорится, картинка, достойная пера. Идем значительно быстрее, чем вчера – организм уже начал приспосабливаться. Однако все равно дает о себе знать слабость, легкая тошнота и полное отсутствие аппетита. Единственное желание – пить. Пить что угодно, непрерывно, и как можно больше. Но с этим желанием давно научились справляться – все равно ледниковой водой напиться невозможно. Она кристально чистая и очень вкусная (можно пить ведрами), но жажду практически не утоляет. Для того чтобы сберечь силы, необходимо жестко контролировать водный режим. Одна-две кружки чая утром и столько же в обед. Вечером разрешается пить сколько угодно. Но по злой иронии как раз вечерами много пить уже и не хочется…
От лагеря путь идет сначала вдоль озера, а потом по крутой осыпи вдоль ручья, стекающего с перевала. Через час с небольшим выходим на широкую, ровную седловину. На западе седловина переходит в крутой скальный взлет к безымянной вершине, нависающей над ущельем. Потрудившись немного, можно забраться туда, посмотреть изумительную панораму хребтов и ущелий, увенчанную красавцем Эльбрусом. К сожалению, нет ни времени, ни сил, чтобы отдать должное этой красоте.
По укоренившейся за годы привычке ищу тур, чтобы снять записку; случайно оборачиваюсь к озеру и скорее ощущаю кожей, чем вижу глазами две маленькие точки, плывущие над ущельем в нашем направлении, почти незаметные на фоне зелени и камней. Через несколько мгновений точки превращаются в железных стрекоз – один вертолет маленький, с прозрачной кабиной, другой большой, пятнистой окраски, с каким-то громоздким грузом на подвесном тросе. Вот уже по ущелью разносится гул моторов. Вертолеты садятся на берегу озера; несколько человек быстро разворачивают лагерь. Большая армейская палатка, полевая кухня, какие-то ящики и мешки… Боевое охранение… Едва успев спрятаться за скалами, стараемся лучше рассмотреть действо у озера в мою старую добрую «подозрительную трубу».
«Ты посмотри, что гады делают! – возмущается Баклажан. – Привезли на вертолете сортир. Похоже, там у них какой-то член приехал. Судя по размерам сортира, не меньше генерала…» Коля задумчиво произносит: «Навряд ли… генералы так просто по перевалам не лазают. А вот что влипли мы, так это точно…» Ирина смотрит в подзорную трубу и лаконично комментирует увиденное: «Алекс пожаловал». По очереди рассматриваем таинственного оппонента. Выше среднего роста, худощав, приятные черты лица, короткие светлые волосы. Одет в камуфляжную форму без знаков различия… Спокойно и деловито отдает приказания…
Упаднические настроения оказались