Глава 14. Вокзал надежды
Выгрузившись из поезда на Павелецком вокзале, убеждаюсь, что столица тоже прилично изменилась. Блестит чистотой, полированным гранитом, манит новыми ресторанами, торговыми центрами, красочными рекламными щитами… Но жить лучше не стало. Засилье западных фирм, цены космические. Книжки и журналы в ларьках - сплошь боевики и смакование разврата. Появились страшные новые болезни. Везде массы вооруженных людей в форме ОМОН, какие-то проверки, шмоны… Узнаю из газет, что недавно опять был теракт, теперь в моем излюбленном переходе на Пушкинской, где не раз встречался с Ириной. Вот гады! Ладно, аукнутся кошкам мышкины слезы! Вселенная такого не простит. А мне надо сделать то, за чем приехал. Понять, наконец, в каком мире нахожусь, что из этого следует, как теперь себя вести. И еще кое-что личное.
Половину дня трачу на то, чтобы обойти и обзвонить наши профильные НИИ. С грустью убеждаюсь, что изменения континуума затронули и их. Большинство знакомых профессоров ушли со сцены: кто умер, кто вышел на пенсию, кто оказался в полном загоне, без средств на фундаментальную науку, а то и к существованию. Другие, кто помоложе, выехали за рубеж, занялись бизнесом, политикой, стали консультантами мафиозных группировок. Старых друзей не оказалось вовсе, а на их местах - представители новой популяции беспредельщиков, «сделавших» себе дипломы и звания. Последних можно узнать издалека: все как один прилизанные, веселые, довольные жизнью. Суетятся, делят какие-то солидные деньги, ни у кого нет интереса к моим предложениям. Если честно, мне и предлагать ничего не хочется. Зачем? Чтобы народился очередной Алекс? Нет, увольте! Это мы уже не раз проходили…
Ближе к полудню прихожу в памятный для меня скверик, где много лет назад познакомился с Сидоровым. Сажусь на скамеечку, осматриваюсь, и не узнаю место. Может, это не тот сквер? Тот, без сомнения. Тогда где же девятиэтажный корпус психотронной лаборатории? Нет его, даже следов не осталось. На месте корпуса детская площадка с песочницами, в которых возятся малыши. Что тут сказать?
[300x409]
А в той самой квартире на Большой Черкизовской обнаруживаю незнакомую семью восточной внешности. О старом хозяине они ничего не знают. Сообщают, что всегда здесь жили, и захлопывают дверь перед моим носом.
Продолжаю бродить по городу, пока не выясняю, к своему полному отчаянью, что во всем мегаполисе нет ни одного единомышленника из тех, с кем мы когда-то преломляли хлеб, строили планы, разрабатывали безумные идеи. То есть, вообще ни одного! Все другое, никому я здесь не нужен. Снова и снова звучат в голове слова: «Киса, мы чужие на этом празднике жизни!» И тогда, совершенно опустошенный, ищу ближайший автомат и набираю номер, который не забуду до конца своих дней…
- Иринка?
- Ты?
- Да, я.
- … Что-нибудь случилось?
- Как это «что случилось»? Приехал вот. Да нет, со мной ничего плохого. Все хорошо. Я к тебе приехал. Хотел бы поговорить.
- О чем?
- Не знаю, много хотелось бы рассказать, расспросить тебя…
- Давай встретимся, поговорим. На Пушкинской у памятника тебя устроит? Странно все это. Столько лет не приезжал, не звонил, и вдруг… Что изменилось?
«Давай с тобой поговорим,
Пока не сыграна заря,
Пока сомнения зори
Твое гнездо не разорят.
Давай словами застолбим
Дымком проплывшие года,
Давай привяжем этот дым,
Чтоб он в окно не вылетал…
Не хочешь так, тогда давай
Наоборот, наоборот –
Оставим бывшие слова,
Как экипажи у ворот.
Пока не сыграна заря,
Пойдем по городу бродить,
Чтоб тишину не разорять
И этот сон не бередить…
Но ни молчанье, ни слова
Нас в небеса не вознесут,
Когда душа и голова
Вершат один и тот же суд.
Никто не царь, никто не вор –
Да только этим не помочь,
И наш последний разговор
Смягчить не в силах эта ночь…»
Вечер в столице совершенно не похож на вечер в горах. Темнеет медленно, солнце уходит не за горизонт, а в какую-то желтовато-бурую мглу. Да и кто на него смотрит, на это солнце? Чаще всего оно просто закрыто стенами…
- Помнишь, сколько пришлось вместе пережить?
- Да, было когда-то. Поход, самый яркий отпуск в жизни. Чудак Леша. Михась, Баклажан, Большой Пес. Это невозможно забыть.
- Как на личном фронте?
- Что именно тебя интересует? Как осталась с ребенком на руках, как неудачно сходила замуж, или о том, что было после? Ты слишком долго ехал… я не хочу об этом говорить…
- У тебя сын?
- Откуда знаешь? Справки навел?
- Делать мне нечего. По-другому просто быть не могло.
- Еще вопросы?
- Множество. Расскажи немного о его отце.
- Не хочу.
- А все-таки?
- Ты переходишь границы дозволенного. Ты старый друг, но не злоупотребляй. Это слишком…
- Нет уж, не слишком, и ничего криминального я не прошу. Попробуй вспомнить, что произошло с нами пять лет назад.
- Откуда мне знать, что с тобой произошло? Пять лет назад я работала там же, где и всегда…
- А ребенок?
- Вот это, дорогой мой, не твое дело.
- Слушай, а еще у тебя шрам под правой ключицей. Откуда?
- Это невыносимо! Шрам есть, и всегда был, с детства. На что-то напоролась, когда была маленькой. Наверное…
- Да что же это такое? Что с тобой случилось? Вообще ничего не помнишь? Как мы попали в параллельный мир… Как с Алексом играли в кошки-мышки, как познакомились с йети? И Сидорова не помнишь? Ну не можешь же ты забыть, откуда взялся твой малыш? Вспомни хоть это!
- Как я могу вспомнить то, чего не было? И вообще, по какому праву ты приезжаешь через столько лет и обвиняешь меня, да еще в таких глупостях? Я не давала тебе никаких обещаний. Кто ты мне – всего лишь случайный знакомый по виртуальной переписке!
[390x210]
Вот этого уже не следовало говорить. Я хорошо знаю подругу, ее доброту и отзывчивость, но и импульсивность, и отсутствие тормозов. Когда-нибудь она вспомнит все и поймет, но не теперь. Это конец. Больше говорить не о чем. Я вернусь в свой любимый город, буду заниматься старой доброй работой. А она? Что будет с ней? Да все будет просто отлично. Но без меня. Губы сжаты, кровь приливает к лицу, стучит в висках. Каждый удар – секунда никчемной жизни. Так вот какое оно, одиночество! Круг замкнулся. Все ладненько – наш мир уцелел, йети с семействами спасены. Но она навсегда уходит из моей жизни…
«А нас не любят,
Нас не любят,
Только ветер по морде лупит,
Закрывает ее окно, -
А нам все равно.
А нас не помнят,
Нас не помнят,
Наши снимки на стенах комнат –
Будто кадры в немом кино, -
А нам все равно.
А нас забыли,
Нас забыли,
Просто врут для себя, что были.
Пьется в память о нас вино, -
А нам все равно!»
В голове вновь и вновь звучит голос Великого Йети: «Все несправедливости во Вселенной – иллюзия». Что ж, пусть будет так.
- Все ясно. Ну что, проводишь до вокзала? Через пол часа мой поезд.
- Почему нет? Конечно, провожу.
- Да, чуть не забыл. Возьми вот это. На память, как талисман. Не потеряй. Откроешь, когда станет труднее всего, просто невмоготу. И придет помощь.
- Опять фантазии, загадки какие-то? Что это: волшебная лампа Аладдина? Впрочем, спасибо. Сделаю, как ты говоришь.
- Слушай, Иришка, ты не находишь странным все, что происходит в этом городе? Вот посмотри в зал ожидания. Старики, калеки, бомжи… Помнишь, как раньше студенты куда-то ехали, молодые мамы с детишками… Туристы, командировочные… Куда все это делось? Как будто мир вошел в зону страшного космического катаклизма… А женщины – да на них смотреть больно! Все замученные, бледные, озабоченные... Неужели это то будущее, ради которого мы жили?
- Разве раньше не так было? Ты слишком долго не приезжал в Москву, вот и отвык. Да, трудно здесь живется, работаем на износ. Потому и замороченные. А бросить все и уехать – где еще так хорошо платят? В других городах воздух чище, зато протянешь ноги от голода и безысходности. У меня вот сейчас задача: выжить самой и вырастить сына. А про космические катаклизмы – это все твои фантазии. Не верю я в них. Надо просто жить и работать по совести, а ТАМ – видно будет…
- Знаешь, не буду спорить. Последние минуты остались. У меня чувство, что все это со мной уже когда-то было. В другой жизни. И встречи, и дружба, и расставание. Может быть, и не один раз.
- И все с женщинами? Ты так говоришь, словно у тебя их было видимо-невидимо. Опять придумал?
- Никак нет. То есть, да. Вот, стихи на эту тему есть. Не чужие, свои. Хочешь, пока еще есть время?
- Давай. Помню, у тебя получалось.
- Тогда слушай.
Здесь не слышно детского смеха
Ни улыбок, ни радости нет...
В переулках затерянным эхом
Занимается хмурый рассвет.
Пол бетонный, а стены - из мрамора.
Коридоров бездонный провал;
Лишь бредут пассажиры случайные
По коврам синтетических трав.
Здесь не слышно детского смеха
Словно нет и не будет весны
И в скворечник на старой ветке
Никогда не вернутся скворцы.
С диким криком слепого отчаянья
Поезда устремляются в ночь.
Здесь навеки с любовью прощаются
И никто тут не может помочь.
Этот мир не из пьяного бреда -
Он реальней, чем наяву.
Здесь живем; и уходит надежда,
Как в глухую незримую мглу.
В повседневных делах и заботах,
В добывании хлеба куска
Невменяемо мечутся толпы,
Будто куклы в болезненных снах.
Я стою на бегущей ступени
И напрасно пытаюсь понять:
Разве ж этого все мы хотели?
Ради этого шли умирать?
Ради догм непонятной морали
Убивали и гибли в строю,
Веру предков своих предавали,
Распинали Отчизну свою.
Доносили, клялись, воровали,
Как в спектакле из жутких чудес;
Достоянье свое раздавали,
Пропивали свободу и честь.
Нами создан сей мир беспредела!
Он бессмысленно лют и суров...
Кто мы: люди иль злобные тени?
Биомасса иль корм для "богов"?
Но внезапно из памяти зыбкой
Как затерянные голоса
Появляются милые лица
И такие родные глаза.
Перед ними бессильны пророчества:
В них сквозит, словно тайная боль,
Обреченная на одиночество
Невостребованная любовь!
Но еще - простота и моленье,
И надежда в счастливый исход,
Безграничная мудрость прощенья
И сознанье небесных высот.
Вы - как Агнец, идущий к закланью,
Но не толп сотворенный кумир...
Если вас в этом мире не станет,
Вместе с вами закончится мир.
Вам ведь было завещано счастье
Быть любимыми, вечно любить...
За разлуки, за боль и несчастья
Кто вас сможет сполна наградить?
...Вот гудок. Покачнутся вагоны.
В неприметный предутренний час
Я на старом пустынном перроне
Возле этих пленительных глаз.
Ты уходишь - как древняя тайна,
Как мистерии главная роль;
Пусть же сгинут пустые страданья,
Пусть утихнет сердечная боль!
Обратятся, прозреют живые,
Разрешится извечный вопрос...
Лишь один в этом мире Спаситель,
И один утешитель - Христос.
Он придет - воплощенные чаянья,
С легким шелестом белых одежд,
Чтобы призрачный зал ожидания
Не был залом крушенья надежд!
- Тяжело. Такого от тебя не ждала, ты же всегда был оптимистом! Знаешь, а ты мне это уже когда-то рассказывал. Или писал. Не могу вспомнить… И было еще что-то удивительное… Нет, все равно не верю. Ты опять фантазируешь. Зачем? Какой тебе от этого прок?
- Да никакого. Ну что ж, прощай, подружка!
Я в вагоне. Последний гудок. Сдвинулся и пошел назад перрон, а я все гляжу на маленькую потерянную фигурку, уже почти слившуюся с серой привокзальной толпой. Все сказано и решено, возврата нет. Да что же это, почему так больно? Нет, все не так, в эти мгновенья совершается непоправимое. И мы никогда себе этого не простим!
Поезд еще не набрал скорость. Выбегаю в тамбур, отталкиваю проводницу, кидаю наружу кейс и прыгаю сам. Касание жесткое, но уже через секунду бегу, не чувствуя боли. Перрон. Ирочку нигде не видно. Дальше, к станции метро. Вот же она, собирается войти. Оборачивается… В ее глазах сменяется удивление, радость, понимание и безграничное, до предела заполнившее мир, доверие. Как будто упала плотина, и чистая родниковая вода сносит преграды - все, что разделили нас. Она еще не вспомнила. Но вместо памяти - понимание и доверие. Может быть, это и есть Любовь? Что бы там ни было в прошлом, будь то козни Алекса, открутка времени или заморочки иных миров, они бессильны перед чувством, названия которому я не знаю. Не слышу, не осознаю слов, погруженный, как в голубые бездонные озера, в единственные на свете прекрасные глаза. Мы не должны расставаться! Кому и зачем это нужно? Дорогой мой Человек! Мы будем жить вечно и никогда не обидим друг друга.
[263x350]
Времени нет. Мы стоим на старом, так много повидавшем перроне, под моросью мелкого осеннего дождя, в скользящих бликах локомотивных прожекторов. Разве можно понять, каким образом наши губы находят друг друга? С чем сравнить опьяняющий аромат волос, гибкость, нежность, тепло любимого тела? Как долго мы были слепы и не понимали этого! Какие научные теории, какая безнадежная суета и несбыточные химеры столько лет влекли в путь, разлучали нас? Надо пройти сотни дорог и десятки Вселенных, чтобы понять простую истину – главное всегда было рядом!
«Какие слова у дождя? - Никаких.
Он тихо на старую землю ложится,
И вот на земле уж ничто не пылится,
Ничто не болит, и не давят долги.
Какие слова у меня? - Тишина.
Немая луна всю пустыню заполнит,
И так стережет эту белую полночь,
Что только тобой эта полночь полна.
Какие слова у тебя? - Красота.
Ты белое платье по свету проносишь
И запахи ливней в ладонях приносишь,
И льет на пустыни мои доброта.
Какие слова у дорог? - Торжество.
Мы мчимся по ливням, любовь постигая.
И редкие звезды сквозь тучи мерцают,
И капли дрожат на стекле ветровом…»
Людской поток расходится в стороны, натолкнувшись на двух ничем не примечательных жителей ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ, обтекает нас, движется дальше, рассеиваясь по улицам и площадям. Вот уже и огни гаснут. Затихает ночная Москва. А мы все стоим и не можем наговориться, насмотреться, надышаться друг другом. Пусть этот миг длится вечно!
КОНЕЦ
[596x82]