Сегодня я наконец заменил порваный шнурок на ботинке новым. Рваный шнурок отправился в помойку.

— Тот самый… Сколько о нем разговоров-то было. Знаменитый стал.
— Ну так! Для того и существует дневник. Шнурок вошел в ноосферу, и теперь останется в ней навеки.
— Ой ли. Вот сгорит ваш лирушный сервер, и погибнет твой шнурок. Ты бы дневник распечатал, пока не поздно, на всякий случай. Детишки будут читать историю предков, шнурок там и все такое.
— Все бы тебе историю предков хранить. Куда они потом с этим дневником? Выкинуть неловко, девать некуда.
— Ну да… Главное — чтобы не было как с Космонавтом.

Собственно, с этим Космонавтом произошло вот что.

Один скульптор слепил Космонавта. Это было в самом начале 60-х, когда космонавты (вернее, всего один космонавт Гагарин) были в моде. Слепленный Космонавт был четырехметрового роста, носил скафандр, а с четырех сторон его окружали аллегории воды, земли, воздуха и огня. Аллегории были статными голыми женщинами, наподобие тех, что скульптор любил рисовать в свободное время акварелью — загорелыми, на берегу моря, в бикини или без. Он полжизни прожил у моря, он любил таких женщин и видел их вокруг себя великое множество. Московский дом был полон этими акварелями, которым он, однако, не придавал ни малейшего значения. Делом его жизни была скульптура, и, в частности, Космонавт. Композиция вместе с аллегориями занимала всю мастерскую. Работать стало невозможно, да и некому, потому что скульптор вскоре умер.

Сын скульптора у смертного одра обещал позаботиться о Космонавте. Это оказалось не так просто. Какие-то ракетно-космические институты соглашались вывезти Космонавта за свой счет и установить перед своим парадным входом, но только без аллегорий. Аллегории были слишком сексуальны для ученых-ракетчиков. Девушки, видимо, разыгрались, понимая, что Космонавт в скафандре им не опасен, но люди-то без скафандров, и им было не по себе. В общем, аллегории не годились, а без них сын скульптора не решался отдать Космонавта.

Постепенно судьба Космонавта перешла в руки внучки. На дворе был 21-й век, мастерскую могли в любой момент отобрать, но как же тогда Космонавт? Да и вообще отдавать мастерскую было жалко до слез, внучка-то уж знала, как ее использовать, хоть бы даже и рисовать в ней какие-нибудь красивые картины, рыб или лошадей или натюрморты с арбузом. И еще она иногда хотела уехать в Австралию, или на Сахалин, чтобы жить там на маяке и рисовать углем тихоокеанских морских звезд. Но как же оставить бесполезную мастерскую с Космонавтом посередине? «Это мое приданое», — в шутку говорила внучка, и знакомые мужчины в шутку отвечали, что лучше б им остаться друзьями. А внучка думала, что вряд ли она когда-нибудь в жизни сделает что-то достойное ее великих предков, способное по размаху сравниться с Космонавтом. Это немного мешало ей расслабиться, хотя постепенно она привыкла.

Ну вот. Морали у этой истории нет, потому что она еще не закончилась. Но я думаю, что раз теперь Космонавт у меня в дневнике, то он в ноосфере, то есть увековечен. Долги перед предками аннулированы. В принципе можно расслабиться и уехать в Австралию. На всякий случай, разумеется, распечатав на бумаге дневник Шляпы Трилби.

(Вы могли бы меня спросить: ну и зафигом ты все это написал, а мы, как дураки, читаем? Ха! Друзья мои, вы просто попались! Где, как вы думаете, теперь поселился четырехметровый Космонавт, вкупе с голыми и сексапильными аллегориями? Да у вас в мозгах! Это мы и называем «ноосферой»).