В юности мне ничего не стоило говорить, речь не занимала никаких нравственных усилий. Увлеченный процессом говорения, я мог свободно произносить самые разнообразные сочетания слов, нечетко представляя себе смысл сказанного.
Меня интересовала исключительно «композиция» речи.
Никакий практической пользы в словесности я не искал.
Слово-опиум. Слово-мечта. Слово как таковое (на самом деле именно «таковыми-то» слова и не являлись. Я, как мог, отдалял сказанное от действительности.
Путаница, невнятица, ребус доставляли мне едва ли не физическое наслаждение.
Теперь я знаю, что рано или поздно всякий «современный художник» обнаруживает на том месте, где должно бы, по идее, находиться его внутреннее лицо, некую нестираемую ухмылку, за которой кроется ослиное ржанье и конский топ. Профессиональное шутовство, буффонада. Что с этим делать? Бороться? Плакать?
Решение – рядом, но оно почему-то никак не приходило на ум.