Юрий Мамлеев пишет о страшненьком, но, лишенные страха Божьего, его писания кажутся отголосками непереваренного Николая Федорова.  В том, как мамлеевские мертвые разгуливают среди живых, совершенно явственно проступает подтасовка, подмена всеобъятного представления о воскресении плоскостным некрореализмом.

Беседуя с Юрием Витальевичем (а виделись мы ровно семь лет назад, в 20-х числах сентября 1997 года, на квартире у Т. Горичевой), я – из вежливости – не сказал этого прямым текстом, но всего лишь намекнул на отдаленную сродственность его мировосприятия гоголевскому, периода «переписки с друзьями».

 Ю.В. тут же заговорил о страхе вообще и углубился в рассмотрение религиозных психопатий. «Вектор веры и вектор творчества не пересекаются, - настаивал Ю.В., – и если религия нацелена на личное, на спасение души, то творчество имеет форму стороннего наблюдения...»

И все-таки, почему же так популярны оказались для своего времени эти унылые описания бездушия? И разве это весело, разве хоть сколько-нибудь интересно вникать в подробности с т о р о н н е г о (!!!) наблюдения за самым драгоценным из того, что составляет суть человека?